Олег Петров

«Олег Петров-8» на Яндекс.Фотках


Олег Петров - главный художник Чердачинского драматического, тихий-мирный, уставший Мастер, способный делать выдающиеся работы, но всё время находящийся (находившийся) в тени приезжих режиссёров, которые обязательным условием ставят работу в тандеме со своими жёнами, а так же в тени Наума Юрьевича, который, в основном, работал то с его предшественником Тимуром Дидишвили, то с Татьяной Ильиничной Сельвинской.

На долю Олегу оставалась подённая работа со вторыми режиссёрами и режиссёрскими амбициями наших артистов, которые он, невероятной культуры человек, всегда доводит до ума и логического завершения.

Только свой последний спектакль - горьковских "Последних" (каждый день заклинал НЮ, чтобы он не называл так спектакль, а НЮ делал вид, что меня не понимает).
Вот ведь судьба - всю жизнь просидеть на теневой стороне улицы, пытаясь придать смысл и изящество любой сценической вампуке, кто бы ей не занимался, став главным к шапочному разбору, дабы перенеся инсульт, понять, что весь этот джаз - это, вероятно, не самое главное в жизни.

Поскольку, Петров неисправимый эстет, то лучше всего у него получается сценография, комментирующая события в пьесе (и даже выводящая их на новый уровень) с помощью произведений искусства.

Я помню роскошный спектакль-бенефис для женской части труппы "Восемь женщин" Р. Тома, поставленный прекрасной актрисой Любой Чибирёвой за долго до фильма Франсуа Озона (с этим Тома история вышла - искалок тогда не было, а никто мне так и не смог расшифровать для программки его инициал, так она и вышла, против всех моих правил нерасшифрованной), который Олег оформил чёрно-белыми арнувошными ширмами с рисунками по мотивам Бердслеевских.

Петров сделал именно так, поскольку главное слово, которое Люба на репетициях говорила про свой рисунок спектакля - "графическая пластика"...




«Олег Петров-2» на Яндекс.Фотках

...и тогда спектакль по легковесному водевилю заиграл новыми какими-то красками и долго не сходил, и долго пользовался успехом.

Офонарев, я открыл суть подрывной тайнописи Петрова на прогонах "Касатки" А. Толстого, который ставил Михаил Евгеньевич Филимонов, и которую Олег оформил задниками и мебелью с картин Фалька (да-да, он вогнал в объём его "Красную мебель!") и Кандинского с Малевичем, которые к финалу истончались, превращаясь в супрематические условности.

И это было так круто (а, главное, непонятно для кого или для чего сделанное - вряд ли кто-то из зрителей Чердачинского академического что-то знал о супремусах, ставших мостиками над рекой или о ценности фальковского постсезанизма), что мы ещё больше подружились, и я написал странную рецензию, в которой разбирался не спектакль, а сценография к нему (к сожалению, фотография в ней только одна и чёрно-белая).

Текст приводится её ниже: 2000-ый, между прочим, год!
Целая ж вечность прошла...
И сколько таких вот нас по городам и весям - партизанов и партизанок, чья тайнопись мало кому внятна и мало кому ведома!


«Олег Петров-4» на Яндекс.Фотках


«Олег Петров-7» на Яндекс.Фотках






«Олег Петров-1» на Яндекс.Фотках


«Олег Петров-6» на Яндекс.Фотках



Искусство для искусства

Вчера в Челябинском академическом театре драмы закрыли сезон "Касаткой" А. Толстого

Комедию А. Толстого поставили режиссер М. Филимонов и художник О. Петров. "Касатка" интересна сценографией - это тот случай, когда можно говорить о театре сценографа.

Когда занавес раскрывается, мы видим тесное пространство, на разных уровнях завешенное многократно увеличенными картинами - классикой отечественного модернизма. Центр организует огромный, от пола до потолка, ранний К. Малевич: типичный кубизм. С боков и поменьше - он же, но более зрелый, периода перехода к абстракции. Справа - багровое пятно "Красной мебели" Р. Фалька.

Понятен ход: придать бытовым коллизиям пьесы характер символического обобщения. В конце века вспомнить его многообещающее начало. Не случайно появление в финале "Черного квадрата" Малевича, иконы искусства ХХ столетия. И, как это всегда бывает при столкновении различных художественных систем, на сцене возникает новое измерение: внутритеатральное. Так авторы закладывают в спектакль еще одно его прочтение - про судьбы и логику искусства.

Тому порукой, впрочем, сама пьеса. Открывается она немедленными отсылками к "Пиковой даме" и "Месяцу в деревне". Хотя главный объект диалога для А. Толстого - А. Чехов. Одно из главных действующих лиц носит имя - Илья Ильич не для сходства с Обломовым, но чтобы ввести в контекст приживалу Телегина из "Дяди Вани". Впрочем, важнее и серьезнее этого идеологический просто-таки спор с "Чайкой". Отчетливо это понимаешь, когда Илья Ильич (Л. Мартынов) в порыве ревности убивает петуха. А помещица Долгова (Ф. Охотникова / О. Сафронова) потрясает его тушкой, как указующим перстом.

Вплести цитатку из соседей по репертуару любит и режиссер М. Филимонов. В его предыдущей работе "Слуга двух господ" К. Гольдони пародийно обыгрывались карнавал из помпезной "Чумы:" и обряд причащения из сугубо серьезной "Марии Стюарт".

Все смешалось в доме помещицы Долговой, жизнь и искусство. В первой картине красная мебель питерской гостиницы даже композиционно в точности повторяет прототип с картины Фалька. Вторая картина выстраивается вокруг декоративного панно Малевича. Значит, мебель вокруг тоже выдержана в духе супрематизма - абстрактно-геометрического стиля, придуманного художником (логическое завершение его - "Черный квадрат").

Материализации объектов с шедевра Фалька сценографу показалось мало. Чем дальше в спектакль, тем все больше и больше искусство отвоевывает место у действительности. Поэтому Петрову и понадобился Малевич - известный утопист и мечтатель. Когда в первые годы советской власти авангард стал официальным искусством молодой республики, Малевич сотоварищи принялся овеществлять свою мечту об идеальном мире - конструируя мебель и одежду, посуду и сам строй жизни.

Для Малевича и его учеников искусство перестало быть чем-то особым, отделенным от реальности. Разорванностью этой, кажется, более всего бредил, мучился новатор Треплев из "Чайки". Все рутина, говорил он, и нужны новые формы. Толстой, а вслед за ним и Петров с Филимоновым конструируют ситуацию, когда искусство растворено в быту. Здесь оно существует на уровне человеческих отношений. И поэтому становится возможной столь путаная геометрия личных связей. Вначале - это "ретро втроем", плавно перетекающее в любовный четырехугольник, чтобы в финале превратиться в фигуру о шести углах. Точно персонажи вслед за сценографом постепенно, шаг за шагом, движутся от фигуративного искусства в сторону полной абстракции.


«Олег Петров-5» на Яндекс.Фотках