Вим Вендерс "Картины с поверхности земли", ММАМ

«Вим Вендерс в ММАМ» на Яндекс.Фотках
Я эту выставку уже видел ровно десять лет назад в Бильбао и, возможно из-за заковыристых особенностей архитектуры местного музея Гуггенхайма, отложились в памяти как событие сказочной важности, всё это время подспудно влияя на мои фотографические дискурсы, виляя мной в сторону жаренной экзистенциальной шизофрении, активно переживающей ощущения пространства.
Вчера прочёл у Кононова во «Фланере», что «в каждом пустом месте обитает абсолютный дух»: переживание пространства выводит нас за рамки ощущения смертности, так как противопоставляет временному потоку другой, ему перпендикулярный.
Другое дело, что переживание пространства, его видимой, и, главное, незримой драматургии (сплетение и расплетание потоков, реперных точек, высей потолка, или же, напротив, его давление, темнота углов и т.д.) не может длиться особенно долго – во-первых, это крайне сильные переживания; во-вторых, они сколь сильные, столь и неопределённые, да?
Работы Вендерса – большие, выстиранные и отжатые сквозь фотофильтры лайтбоксы, жующие и переживающие зримо явленное (через пустоту и как бы случайность) одиночество территорий; зачуханных, заурядных, чья ценность – в том, что именно они (пустая дорога, фасад закусочной) и были выхвачены оптическим щелчком живого, да, к тому же, ещё и известного человека.
Известность, кстати, важное свойство современной повсеместной фотографии: известностью, в отличие от гаджета, похвастаться могут не все, поэтому подписанный снимок автоматически отличается от анонимного (под подписью я имею ввиду узнаваемость ника, фамилии, псевдонима), поскольку в его прочтение вплетается масса дополнительной, извне привнесённой информации, количество которой на выставке кинорежиссёра, понятное дело, доходит до максимума.
Дело даже не в том, что снимки эти, разогнанные до размеров фрески и вольготно развешанные в бенефисном зале без перепонок, продолжают тематику и дискурсы вендеровских фильмов (прежде всего, конечно же, вспоминается «Париж, Техас», полностью вылепленный в подароидной гамме), но с фильтрах нашей памяти и нашего восприятия, зачем-то сцеживающего ту или иную информацию до состояния творожка.
Музей, биеннале, Вендерс. А ещё Бергман в соседних залах, Остоженка, Свиблова etc.
Точно так же память моя вырулила внутренним зрением моим на такую плоскость внутреннего изображения той давнишней выставки, которой никогда не было, не могло существовать: многократно прибегая к пуповине этого воспоминания, так как, говорю же, важная для меня оказалась выставка. Важная. Формообразующая.
Я сам в какие-то моменты становился или становлюсь Вендерсом (что-то, вероятно, он зацепил и выразил в своих заранее выцветших и намеренно затянутых картинах, похожих на книги экзистенциалистов, напечатанных в шестидесятых и, с тех пор, успевших пожухнуть, пожелтеть), дублирую его, его очертания, когда совпадаю с ним в ракурсах и дискурсах.
Мне очень нравится его высказывание о том, что момент снимка важнее самого кадра, то есть, процесс обогащает существеннее результата, так как кадр выстраивается сознанием заранее (Вендерс говорит, что гораздо интереснее мотивы, мысли, эмоции и чувства, порождающие тот или иной всплеск мелкой моторики), затем накладывается на реальность и только потом совмещает видимое и невидимое.
Меня по этой выставке водил со своими размышлизмами Шабуров, но я уже не помню его рассуждений про абсолютное время, так как слушал его в пол уха, абсолютно захваченный своими собственными ощущениями, которые начинают распространяться от позвоночника к внутренним границам кожи – эти яркие фотографические бутерброды, точно намазанные тонким слоем реальности, из-под которой лезет испод, переживаются в ослепительно белом зале как овеществлённые потоки и сквозняки, обычно ничем и никак не окрашенные и, оттого, невидимые.
То есть, очевидно, что с помощью лайтбоксов, выступающих составными частями рассеянной по стенам инсталляции, Вендерс режиссирует не сами изображения, но впечатление, которое они создают.
Точнее, всё это вместе, целокупно, и есть «тотальная инсталляция», инвайромент, наподобие кабаковской «Альтернативной истории искусств», многосоставный объект, ничем и никак, впрочем, не обозначенный.
Мне, почему-то, кажется, что отсутствие границ в этой тотальной инсталляции – одно из самых важных условий создания правильного зрительского впечатления.

«Вим Вендерс в ММАМ» на Яндекс.Фотках

«Вим Вендерс в ММАМ» на Яндекс.Фотках

«Вим Вендерс в ММАМ» на Яндекс.Фотках

«Вим Вендерс в ММАМ» на Яндекс.Фотках

«Вим Вендерс в ММАМ» на Яндекс.Фотках

«Вим Вендерс в ММАМ» на Яндекс.Фотках

«Вим Вендерс в ММАМ» на Яндекс.Фотках

«Вим Вендерс в ММАМ» на Яндекс.Фотках

«Вим Вендерс в ММАМ» на Яндекс.Фотках



«Вим Вендерс в ММАМ» на Яндекс.Фотках

«Вим Вендерс в ММАМ» на Яндекс.Фотках

«Работы Вендерса» на Яндекс.Фотках

«Работы Вендерса» на Яндекс.Фотках