Станция Сентябрьская
С сентябрем мне повезло – выдался он теплый, бархатный, точнее, бархатистый: земля, конечно, отяжелела к земле, а вот всё прочее, точно старость перед смертью, стало воздушным и почти невесомым. Точно август, которого не было, продолжает длиться, развивается по какой-то там своей траектории, превращаясь в килограммы «дамских пальчиков», насквозь пропитанных светом.

Возможно, это награда за скомканное лето. Или же граница между летом и осенью пролегла не там, где обычно – в конце июля, а не сейчас. Да и не граница эта, но складка. На переносице.

Давно не было такой ровной погоды – без каких бы то ни было колебаний вправо или влево – целый месяц никто не раскачивал лодку, не утрировал тенденций и антициклонов, оберегая покой заключённых отоларингинологического отделения с роскошно вызревшей рябиной под окнами.

Дожди, даже если и накидываются ночью, действуют по копенгагенскому принципу: проходят к рассвету, не оставляя особых следов – избыток влаги в ощутимо одервневшей траве можно легко принять за избыток росы.

Хотя, опять же, что понимать под «осенью» - ту её урожайную часть, что светит и даже греет (при этом, оставаясь внутри совершенно спокойной; эмоционально как бы выгоревшей) или же ту, что ещё только предстоит – с инеем и заморозками, окончательно возвращающими в чувство: Россия – северная страна.

Правда, красоты, традиционно радующие глаз, душеподъёмны только ежели никому не принадлежат: бархатный сезон, с точки зрения приусадебного сада-огорода, оказывается постоянным нарастанием опустошения; прореживанием рядов и грядок, истончением биологических материалов, отдающих всю свою материю и все свои силы на отапливание улицы феноменологическую эскалацию прозрачности.

Красота бездомна и неприручаема; только дистанция позволяет исходному её равнодушию включать режим «ауры»: твоё собственное хозяйство тает с каждым днём, на глазах превращаясь в облачные воспоминания – потому что память цепляется за то, что видит как за фотографическое воспомоществление.