Ротозейство и величье, и скорлупчатая тьма
Моя Венеция похожа на лес прекрасный, на терракотовую чащобу, заросшую вековыми стволами, между которыми перекинуты мосты кустарников.

Идёшь по бурелому и солнце светит сквозь черепичные кроны, и тени, тени как в глубокий полдень, мгновенно исчезают в промельках игольчатых каналов.

Стволы исцарапаны временем и погодой, заросшие каменной щетиной тропинки никуда не ведут; мох нарастает не только с северной стороны, но со всех, каких только можно.

Да, укроп тут не растёт.

По опушкам тесных кампо, погружённых в сон палой листвы, ходят грибники с корзинками, собирают впечатления, аккуратно срезая мухоморы и волнушки, оставляя грибницу нетронутой до тех, кто идёт по следу.

Висят паутинки, блестят витрины, в которых живёт-поживает всяческая остекленевшая местная живность, купола и колокола гудят от лесного ветра и сосны кампанил качаются, но никогда не гнутся.

Сколько бы им не было.