| Окна и тени |
[07 May 2010|12:20am] |
Поскольку большую часть жизни ты проводишь вне этих стен, то обживать узнавать их каждый раз приходится наново.
Кубатуру воздуха. Сквозняки и воздушные маршруты. Распределение звуков, поднимающихся снизу или из-за окон; сами окна, обращённые не только вовне, но и внутрь.
Оттого и снимаешь, что заново.
Оттого и трогаешь опосредованным взгоядом, что на новенького. Оттого тени, отражения, свет. Оттенки света.
Оттого каждый приезд превращается в охоту за светом, рембрандтовски драматичным, внутренним, золотистым летом или же кисейно-кисельным зимой.
Я смотрю сны и мне не нужно идти в театр; столько впечатлений, столько структурных изменений, которые, вынь да полож, приятно осознавать и подсчитывать: фактура, текстура, удлинённые, тенями, протяжённости.
Сны-коридоры, не лабиринты, но музыкальные протяжённости, в которые вклинивается "Бей клином" Эль Лисицкого и прочая бытовая супрематика.
( Оммаж Елизавете )
|
|
| Моне (97) |
[07 May 2010|01:40am] |
День закипал и падал на траву, раскидывая и разбрасывая знаки [стёрто]...
( Вилденштейн 1263 )
|
|
| Дневник читателя. П. Крусанов "Мёртвый язык" |
[07 May 2010|08:34am] |
Достоевский хотел написать «Пьяненьких», Крусанов придумал своих «Голеньких»: роман начинается с флеш-моба: голые люди, один за другим дефилируют по центральным улицам СПб, протестуя против бесчеловечности «бубломира» (мира как дырки от булика), смеси «общества спектакля» и конвейера по производству симулякров и информационного мусора, в которую превратили свои жизни наши современники.
Пылкие монологи, изобличающие изнанку общества потребления, в духе маканинского «Квази» или идеологических прокладок из «Бесов» и «Братьев Карамазовых» образую над-сюжетный слой «Мёртвого языка».
Точно камера отъезжает, зависая где-то на уровне птичьего полёта, а частности многочисленных частностей сливаются в карту самого прекрасного (и пока ещё самого целого) из российских городов.
Персонажи Крусанова ходят по конкретным улицам и глядят в окна конкретных домов, а мелкий бес «ветер перемен, забавнейший из демонов» завис над городом, вкушая аромат «улиляма» и интересуясь одним лишь «набрисом»…
Неологизмы, придуманные Павлом Крусановым, набраны курсивом, переводящим языковые сдвиги в фабульные завихрения.
Вполне конкретные, сюжетные и забавные дефиле голых по улице Марата, история постановки пушкинских пьес с обязательной смертью актёра, перепутавшего реальность с искусством, а так же «душ Ставрогина», отысканный в музее автора «Идиота», скрепляются важными (это видно по афористичной выделке фрагментов) для Крусанова размышлениям о фальши и неустроенности всего того, что вокруг.
Это делает структуру «Мёртвого языка», в недрах которого пробивается росток новой жизни, обновлённого, немеханического самосознания, похожей на поездку в метро: ярко расцвеченные и оформленные станции ударных эпизодов связаны между собой неосвещёнными тоннелями теоретических и идеологических выкладок.
( метрополитен имени Крусанова )
|
|