Кусок
А всё потому что ты оказываешься пришит к своей личной жизни не отодрать. И шажки-стежки такие широкие, грубые, никуда, ты пришит и тебе это мешает, ты уже давно стал своей личной жизнью, она тобой, как отрешиться, когда ты состоишь из неё как из воды? Никакие события не интересуют, кроме этого твоего положения тела в личном пространстве, выпал из социума, впал в какую-то ересь, самому непонятно, кем стал, или кем становишься, но что-то меняется, сидвигается в какую-то сторону, где ты находишься? Из-за этого и роман не идёт, всегда так, когда искусство проигрывает жизни, то есть какой же, на самом деле, должна быть жизнь, чтобы воссторжествовало искусство? Тихой, незаметной, бессобытийной. Незамутнённой. По улице Тверской-Ямской, второй или третьей, что ли, шла неузнанная Петрушевская, высушенная такая и ела шоколадный батончик. Все знают же, что у неё климакс, а она при этом писательница и хочет, чтобы её именно вот так и воспринимали, именно как писательницу, такую большую, как Татьяна Толстая. Её новый роман «Номер один...» и есть такой ответ «Кысе», кто круче, у кого климакс жарче, вот тут и выходит, что текст оказывается тоже прошит личной жизнью, а вот лучше так, чтобы текст никак не касался личной жизни, был такой чистой сущностью, сам по себе, а ведь личная жизнь, тем более что – костюм, его нужно надевать, потом снимать, потом снова надевать по надобности, а ты носишь и по надобности и по ненадобности, забываешь переодеться или там голяком походить пока никто не видит. По запущенному саду, где растут ягоды, которые можно есть прямо с куста, насобираешь жменю и в рот.