Новый Вавилон [entries|friends|calendar]
Paslen/Proust

[ website | My Website ]
[ userinfo | livejournal userinfo ]
[ calendar | livejournal calendar ]

Гайдн, Краус, Моцарт. РНО, дирижёр А. Рудин, БЗК [01 Jun 2014|03:51pm]
В этот раз Российским Национальным дирижировал Александр Рудин из «Musica Viva», известный специалист и любитель старинной музыки, в основном, барочных редкостей, не так часто звучащих в Москве.

Многолетние изыскания «Musica Viva» в области «игры в бисер» (то есть, почти буквального следования героям музлитературы, воспеваемой романом Германа Гессе) позволили создать ей особый стиль, который не назовёшь ни традиционным, ни аутентичным.

В этой межумочности, кстати, заключено простое, но эффективное открытие: она открывает возможность параллельного существования, причём, не только в музыке и её исполнении, но и в повседневности.

Рудину и его музыкантам важно сохранить дух первоисточника, при этом максимально приблизив изысканные музыкальные древности к духовным потребностям сегодняшнего слушателя.

За это их и любят: самые удачные концерты «Musica Viva» превращаются во временную территорию вненаходимости, как бы выпадающую из «злобы дня» и агрессивной актуальности, предлагая меломанам сладостную сосредоточенность и утешение.

Поэтому интересно было посмотреть за алхимическим соединением тщательно проартикулированной барочности (я тут о способе подачи материала, а не стилевой принадлежности композиторов, как бы зависших между барокко и классицизмом) с широкоформатным дыханием РНО, давным0давно ставшим одним из самых исполнителей романтического репертуара.

РНО делает с музыкой романтиков примерно тоже самое, что «Musica Viva» - с сочинениями времен барокко и классицизма: адаптирует традиционные сочинения к реалиям текущего дня, заставляя звучать их если и не по новому, то весьма свежо. Как если все эти грандиозные опусы были написаны позавчера, специально для Российского Национального.

оптимистические похороны )
post comment

Третья Брукнера, 22-ой Концерт для ф-но с оркестром Моцарта. РНО. Кент Ногано. Тилл Фелленер. КЗЧ [27 Apr 2014|03:17am]
Брукнер ведь самый «неправильный», «наивный» композитор, от которого всего ожидать можно. На том и стоим: когда творчество – не цель, но средство, сочинения выходят странные, неформатные.

Многие Брукнера за одержимого держат, хотя именно он, своими метаниями и неприкаянностью, даёт максимальную возможность для совпадения, для полной идентификации с тем, что происходит.

Зачем мы ходим на крупняк симфоний? Да потому, что это – поле битвы, принадлежащее таким же, как мы, человекам, отличающимся от нас разве что способностью выразить свою тоску по идеалу.

Брукнер так и начинает Третью – с эффектного вползания под нащу общую кожу; в тёмненькое туда, где «думы, надежды и чаянья» перемешаны со страхами и фанабериями.

«Воля к победе» (над собой ли, над обстоятельствами) оборачиваются здесь не затасканными словами, но программой – несколько прямолинейной, как это почти всегда у Брукнера бывает, но формально столь изощрённой, что банальность посыла, таким образом, полностью снимается.

Это весьма впечатляющее приключение о болях и противоречиях, пытающих болезный человеческий дух. Который, покуда хватит сил, задирает голову как тот цеплёнок с тонкой шеей и всегда готов к преодолению трудностей, но который, точно так же, подвластен ползучим вьюнам искушений и соблазнов. Вот они же тоже здесь вьются, проявлением "всего многообразия мира".

Для меня содержание Третьей исчерпывается толстовским: «люди – суть реки»; точно на большом экране (?) тебе показывают историю жизни одной, отдельно взятой, души.

Между прочим, идеально совпадающей с твоей собственной, поскольку Брукнер «говорит» не о частностях, но закономерностях человеческого пути, со всеми его взлётами, невеликими и кратковременными; и о надеждах, коим не суждено сбыться, но которые, покуда трепещут, вырабатывают иммунитет сопротивления.

Ну, и т.д, вплоть до спотыканий и падений в моменты, когда, казалось бы, всё только-только начинает налаживаться.

храм последних времён )
post comment

РНО в БЗК.Дирижёр Инго Метцмахер. Восьмая Брукнера [12 Dec 2012|11:20pm]
То, что концерт удался фиксируешь, когда удаётся не расплескать впечатление и донести его до дому, где в тишине можно заново прокрутить «пластинку».

Всю дорогу в ушах плескались, покачивая, струящиеся структуры чётных частей (наиболее цельных в этой симфонии, как бы эмблематичных), а, оказавшись дома, отказался включать верхний свет и телевизор, чтобы переслушать Восьмую (у меня комплект Йохума). Слушаю.

Мне было интересно как манера Инго Метцмахера отличается от Плетнёвской, весьма характерно проявившейся в прошлогоднем исполнении Девятой, однако, они отличались так же сильно, как хайдеггеровские переводы Бибихина и Михайлова.

Чистоты эксперимента, впрочем, не вышло, так как Восьмая и Девятая отличаются как вода и небо, возможно, и отражающиеся друг в друге, но находящиеся в разных агрегатных состояниях.

В предсмертных метаниях Девятой столько инфернальных порывов и прорывов, что сравнивать её с бодрой и весьма оптимистически построенной Восьмой практически невозможно.

В этом сочинении нет почти никакой трансцендентности, которую так любит рассыпать [насыпать с горкой] Плетнёв (оттого и перепоручил другому дирижёру, который должен был приехать больше года назад, заболел и был заменен В. Юровским?), это не визионерская фреска, но полуобморочная грёза, распускающая свои бутоны в застеклённых теплицах ботанического сада.

Если в брукнеровских сочинениях, наполненных религиозной страстью, столпы проступающего в звучании света имеют отчётливый вертикальный характер (так любил закручивать колонны Борромини), то рассеянные лучи Восьмой кучерявятся и вьются горизонтально – как и положено буколическому пейзажу.

внутри горы бездействует кумир  )
post comment

Шостакович, Воан-Уильямс, Юровский. КЗЧ. Открытие 4-го фестиваля РНО. [09 Sep 2012|04:46pm]

Открытие фестиваля РНО прошло в рабочем режиме, при неполном, но хорошо заполненном зале, с несколько специфической программой, в центре которой, безусловно, размещается Седьмая Шостаковича, в пару которой подобрали Шестую Воян-Уильямса, схожую, по тематике и, если так можно выразиться, структуре.

Хотя в реальности, разумеется, всё много сложнее и ритмически схожие структуры внутри симфонии Воян-Уильямса, как бы отсылающие к теме «Нашествия» у Шостаковича, служат совершенно иным задачам.

Слегка приджазированный модернизм Воян-Уильямса, если снять с него несколько свингующую аранжировку, выглядит (звучит) как подзагулявший в ХХ веке (задвинувшийся вглубь прошлого века) симфонизм «Могучей кучки», какого-нибудь Римского-Корсакова, пережившего Вторую мировую...

Главное здесь – в противопоставлении тем «музыкальной авансцены» и «тематической периферии» вспомогательных групп, то ли эхом, то ли тенью повторяющих «самое важное» (громкое), а так же борьба симфонии за символическое нарративное единство.

Модернизм, ведь, мирволит расколу, разобранности на детали и лоскуты, нарезанности на зеркала отдельных локальных мизансцен, тогда как эпичность замысла («война и мир»), всё-таки, требует цельности.

Симфония у Воана-Уильямса не столько про войну, сколько про травмирующие [деформирующие] её последствия, после центрального центростремительного не взрыва, но всхлипа долго-долго затихающие тихой, но зудящей, бледной болью.

Работу Владимира Юровского хочется описывать так, как обычно описываешь работу оркестра: сбалансированная и интеллигентная, точная игра, поражающая прозрачностью замысла и прозрачностью исполнения.

война и мiр; звуковая карта )
post comment

БЗК. РНО. Плетнёв: Черепнин, Голованов [10 Apr 2012|02:06am]

Странно, что этот репертуарно изощрённый концерт (каждое отделение акапельно начиналось выступлением Московского синодального хора, затем следовало музыкально-вокальное сочинение для оркестра, певцов и хора) начали двумя музыкально достаточно беспомощными вокальными отрывками Илариона Алфеева.

Набор общих мест, весьма невыразительный и во всех смыслах плоский, сменила оратория Николая Черепнина «Хождение Богородицы по мукам» (1934), написанное о путешествии Богоматери вместе с архангелом Михаилом в места мучения грешников – с огненными реками и орудиями пыток.

Адские эти муки, впрочем, выглядят (звучат) у Черепнина достаточно комфортно, без разверстых бездн и чёрного отчаянья, как то и положено позднему модернистскому сочинению, в котором была, разумеется, мистика, но уже почти не было религиозного, в традиционном понимании, содержания – канонического православного распева (даже у Стравинского в аналогичных духовных сочинениях католической, правда, направленности этого следования традиции больше), структурно узнаваемых элементов.

Не случайно, Черепнин строит ораторию на материале апокрифа, это совершенно светское сочинение, начинающееся с роскошного духового вступления, которое плетнёвские музыканты исполнили с тщанием, четкостью и проникновенностью, отделяющей твердь реальности от внутреннего света музыкальной истины.

Медные, затем и деревянные, как бы строят стильный, стилизованный каркас, в который вплетаются острые на язык скрипки; в полнозвучном симфоническом облаке, текучем и тягучем, уже больше от французской «шестёрки» и всяческих Оннегеров, нежели от русской «кучки», Глазуновых и Римских-Корсаковых.

Тем более, что внутри этого соляриса ритмически постоянно всё время ухают подспудным пульсом низкие, ниже низкого, басы, а наверху закругляются в ар-нувошные виньетки постоянно повторяющиеся фразы, точно предсказывающие некоторые вокальные сочинения Гласса (например, опера про красавицу и чудовище) и Наймана (скажем, цикл «Noises, sounds & sweet airs»), что, опять же, на идею «светлой Пасхи» если и работает, то как-то совсем уже опосредовано.

То есть, если это модерн и даже модернизм, то отсылающий к каким-то общеупотребимым знакам, хотя и меняющим их жанровую и содержательную природу – уже даже не Васнецов с его церковными росписями, но, скорее, Нестеров, приспосабливающий религиозные сюжеты к своим личным (философским, медитативным) нуждам.

Тем более, что предельно сдержанный темперамент маэстро Плетнёва, категорически противящегося любым формам экзальтации, делает сочинение Черепнина даже ещё более остранённым, чем нужно.

апокриф от архангела Михаила )
2 comments|post comment

Третья Малера. РНО. С. Бычков. КЗЧ [20 Dec 2011|08:26pm]

Было бы красиво, если бы Малером, да после Брукнера, дирижировал сам Плетнёв, однако, этого не случилось - я-то хотел этим концертом красиво закончить симфонический год, но заканчивать его Семёном Бычковым не хочется.
Гергиевым, который дирижирует в четверг Малеровской Седьмой тоже не очень хочется, выбираю Березовского и Листа в БЗК, посмотрим.

Мне не хотелось писать про этот концерт и, тем более, его рецензировать, поскольку я ничего в нём не понял.
Илюша Овчинников сказал "скорее "да, чем "нет", ну, то есть, интерпретация удалась, однако, мне так не показалось - скорее всего, дело в Малере и в мое м к нему отношении, а не в оркестре, который остался собой доволен и не в Семёне Бычкове, которому устроили овацию.

Скажу только, что отсутствие Плетнёва и его фирменных "шагов командора" выразилось в полнейшей пасторальности исполнения - Малер, создающий параллельную и, при этом, работающую модель Вселенной (с поправкой на свои собственные представления о действии физических, этических и каких угодно законов), вышел хотя и разноцветным, но отнюдь не многоплановым.
Лишённым той глубины, которая от него привычно ожидается.
Здесь же омут <глубины> заменили тенью.

Повторюсь, я не в претензии, возможно, Третья именно так и написана - хотя на диске, который я слушаю дома, Кирилл Кондрашин даёт внутри Малера такого Шостаковича (нервного, язвительного, ершистого, даже ощерившегося), что понимаешь: простор для прочтения даже тут может быть самый что ни на есть широкий.

Ведь что ждёт публика от Малера?

почти все, что я думаю про Малера )
post comment

Бетховен. Брукнер. РНО. Плетнёв. Луганский. БЗК [27 Nov 2011|08:31pm]

Есть опусы, более эффектно звучащие в записях, а есть опусы, которым создаёт объём и наполненность именно концертное исполнение.

Симфонии Брукнера у нас играются редко (интерпретируются ещё реже), поэтому сравнение с записями (у меня Фуртвенглер и Йохум, комплект Курта Мазура я кому-то подарил) неизбежно, хотя записи и мирволят неправильному масштабированию, искажающему ожидания.

Нынешний репертуар, подбираемый Михаилом Плетнёвым, словно отчаянно (слепой не заметит) сигнализирует о демонстративной метафизической отмороженности.

Дирижёр и художественный руководитель ведёт диалог со своими преданными слушателями через мерцающую зону инобытия, декларируемого не только в афише, но и щедро расцветающего внутри симфонического соляриса.

Заглядывать в бездну, аукаться с инферальностями ("Манфред" Чайковского), фиксироваться на поминальных мессах (от "Реквиема" Верди на сентябрьском фестивале РНО и "Немецкого реквиема" Брамса к "Реквиему" Моцарта, который репетируется в эти дни), выкладывая из отдельных ледышек самое что ни на есть холодное словечко в мире.

Даже в бисквитнейшем Лебедином озере находя отчётливый потусторонний привкус стихийно организовавшегося олимпизма или же таким образом проявляющегося посттравматического невроза.

В Москве теперь не сыщешь музыкальных метафизиков, равных Плетнёву.
Если в этой последовательной работе имелся элемент позиционирования, оно дирижёру удалось стопроцентно - на концерты РНО сегодня идут, прежде всего, за глубиной и грандиозностью разворачивающихся в музыке картин.

За музыкальным визионерством, которое Брукнеру присуще едва ли не в большей степени, чем всем остальным композиторам, вместе взятым.
Одно посвящение предсмертной Девятой Господу Богу чего стоит!

болезный Брукнер и бесполезный Луганский )
post comment

Бриттен, Шостакович, РНО. Юровский. КЗЧ [30 Oct 2011|12:44am]

Абонементный концерт должен был совместить две четвёртых симфонии, Бетховена и Шостаковича (к 75-летию написания и 50-летию первого исполнения), однако, дирижёр заболел и срочно нашли замену, оказавшуюся весьма удачной; особенно после того как Юровский поменял первую часть программы - вместо Бетховена сыграли сначала пять фрагментов Шостаковича, найденных в его архиве и "Русские похороны" Бриттена, роскошная пьеса для дюжины медных духовых и трёх ударников, опять же, при жизни композитора не опубликованная.

Написанный на основе революционной песни ("Вы жертвою пали в борьбе роковой"), которую Шостакович использовал в одной из своих последних симфоний, этот опус, написанный тогда же, когда Дмитрий Дмитриевич сочинял Четвёртую в СССР, таким образом, встраивается в единый пафос и метасюжет, суть которого - медленный и плавный вход в широкоформатную громаду Четвёртой, идеально подходящей для масштабной интерпретации.

Сначала исполнили эти пять фрагментов разной длительности (некоторые из них состоят всего из нескольких тактов, общее звучание - семь минут), причём к самому длинному - последнему куску, Largo, приступали дважды.
Малиновки заслыша голосок Звонок мобильного телефона помешал медленному нарастанию чистого скрипичного звука, словно бы обозначившего тихий предрассвет.

Таким образом, предельно заострив внимание как музыкантов, так и слушателей, повторив свою стратегическую хитрость из прошлого концерта, на котором сочинение Веберна было исполнено два раза подряд, делая концерт особенным. Штучным.

Так и сегодня, все эти музыкальные фрагменты, похожие на греческие метопы, дошедшие во фрагментах, обрывавшиеся не успев начаться, больше намекали, нежели давали, настраивая то на вдох, а то на выдох, на сугубый несерьёз, на ожидание мяса.

И только этот вынужденный повтор (сидя на правом портике, я внимательно следил за мимикой Юровского, который не сразу решился прервать звучание, только-только начинавшее разгораться и наливаться соком света, прошла пара секунд, которые он как бы сбросил, точно воду, нервно встряхнув пальцами) во-первых, сделал слушательское внимание особенно пристрастным и, во-вторых, позволил музыкантам подсобраться, из-за чего последний кусок прозвучал особенно скульптурно и фактурно; объёмно когда середина звучания, точно расчёсанная на прямой пробор, расходилась по полюсам, подобно морю, по дну которого шёл Моисей.

наволочки облаков )
post comment

Чайковский, Брамс. РНО. Плетнёв. БЗК [16 Oct 2011|02:30am]

Каждый раз повторяю одно и то же: Брамс самый хамелеонистый композитор, как никто другой зависящий от уровня музыкантов и личных свойств, а так же от контекста.

Брамсовский скрипичный концерт для солиста с оркестром - одно из самых расхожих сочинений композитора-хамелеона, пожалуй, самый изменчивый его опус, сочетающий всевозрастающую эмоциональность с рассудочной мелодичностью (в наиболее "слезливой" и намеренно затянутой первой части, тянущей на отдельное сочинение, композитор, казалось бы, выложился на все 120% романтического пафоса, ан нет, наступает вторая, не менее чувственная часть) идеально ложащийся на любой исполнительский темперамент.
Грубо говоря, из этого ре мажора можно выжать максимум цыганщины, а можно всхлипывающей отчуждённости, кому что надо.

Французский скрипач Давид Грималь прекрасно вписался в исполнительскую манеру оркестра (после не очень удачного сотрудничества с предыдущей скрипичной солисткой на открытии фестиваля РНО в том же концертном зале, и это лишний раз подчёркивает связь между двумя последними концертами РНО в БЗК), уже немаловажно.
Следуя за Плетнёвым, Грималь давал дозированное [порционное] спокойствие и чёткость, слегка дистанцируясь от того, что играл, всем видом как бы говоря, не мы такие - жызнь такая что он не виноват в том, что ему тут Брамс понаписал.

Рама в этом исполнении была важнее вкуснее начинки.
Вход в начало второй части этого сочинения лишён смычковых и держится на роскошном соединении медных и деревянных духовых, которые Плетнёв смаковал "на язык, на вкус, на цвет", словно бы не желая с ними расставаться.
Холил и лелеял этот кусок, точно любимую игрушку, показывая залу музыкантов разными гранями звучания.

Можно согласиться с коллегой из СПб, заметившей, что духовые у РНО объёмнее и разнообразнее, а смычковые, порой, похожи на обёрточную бумагу, в которую заворачивают роскошный букет цветущих и благоухающих духовых.
Возможно, это концерт так был выстроен, что смычковые, отступая слегка назад (альты слышнее скрипок, виолончели слышнее и протяжнее альтов, а контрабасы нежнее и печальнее, чем все прочие), и прячась за другие группы словно бы обнажали безводный рельеф музыкального дна.

Хотя, с другой стороны, во втором отделении, сольными партиями в сюите из "Лебединого озера" именно первая скрипка, Алексей Бруни, народный РФ и концертмейстер оркестра, выдал наш ответ Грималю, ещё более точное (точнее некуда) попадание в романтический плетнёвский драйв.
Оно и понятно: родной оркестр, двадать лет вместе, понимание с полуслова, с полувзгляда...

Лебединое, как в первый раз, озеро )
2 comments|post comment

Закрытие фестиваля РНО. "Реквием" Верди. КЗЧ [19 Sep 2011|06:23am]



Ощущения аншлага добавляли хоры, расставленные на сцене и на портиках тоже; полный состав оркестра.
В концерте принимали участие капелла им. Юрлова, русский хор им. Свешникова и камерный "мининский".
Двух солистов (американского тенора и болгарскую сопрано, указанных в программке) заменили на украинку и венесуэльца.
Людмила Монастырская (сопрано), Мариана Пенчева (меццо-сопрано), Акилес Мачадо (тенор), Роберто Скандиуцци.

В прошлом году фестиваль закругляли не менее широкоформатной Девятой Бетховена и тогда хористов расставили по всему залу, даже на галёрке, но сама интерпретация не впечатляла.
"Реквием" Верди, так же исполненный оркестром Мариинского театра на нынешнем Пасхальном фестивале (и ожидаемом на гастролях "Ла Скала", по безумным ценам открывающих историческую сцену Большого театра), куда более подходит сумрачному художественному руководителю уже этого фестиваля, главной темой которого является кризиса традиционной антропоморфности, истончение классической эпистолы и исчерпанности проекта Просвещения.

после того как все умерли )
10 comments|post comment

navigation
[ viewing | most recent entries ]