Новый Вавилон [entries|friends|calendar] Paslen/Proust [ website | My Website ] [ userinfo | livejournal userinfo ] [ calendar | livejournal calendar ]

Гайдн, Краус, Моцарт. РНО, дирижёр А. Рудин, БЗК [01 Jun 2014|03:51pm] В этот раз Российским Национальным дирижировал Александр Рудин из «Musica Viva», известный специалист и любитель старинной музыки, в основном, барочных редкостей, не так часто звучащих в Москве. Многолетние изыскания «Musica Viva» в области «игры в бисер» (то есть, почти буквального следования героям музлитературы, воспеваемой романом Германа Гессе) позволили создать ей особый стиль, который не назовёшь ни традиционным, ни аутентичным. В этой межумочности, кстати, заключено простое, но эффективное открытие: она открывает возможность параллельного существования, причём, не только в музыке и её исполнении, но и в повседневности. Рудину и его музыкантам важно сохранить дух первоисточника, при этом максимально приблизив изысканные музыкальные древности к духовным потребностям сегодняшнего слушателя. За это их и любят: самые удачные концерты «Musica Viva» превращаются во временную территорию вненаходимости, как бы выпадающую из «злобы дня» и агрессивной актуальности, предлагая меломанам сладостную сосредоточенность и утешение. Поэтому интересно было посмотреть за алхимическим соединением тщательно проартикулированной барочности (я тут о способе подачи материала, а не стилевой принадлежности композиторов, как бы зависших между барокко и классицизмом) с широкоформатным дыханием РНО, давным0давно ставшим одним из самых исполнителей романтического репертуара. РНО делает с музыкой романтиков примерно тоже самое, что «Musica Viva» - с сочинениями времен барокко и классицизма: адаптирует традиционные сочинения к реалиям текущего дня, заставляя звучать их если и не по новому, то весьма свежо. Как если все эти грандиозные опусы были написаны позавчера, специально для Российского Национального. ( оптимистические похороны ) post comment

"Пели". Концерт А. Маноцкова и Кураж-квартета в клубе "ДОМ" [31 May 2014|02:58am] Сегодня третий день я слушаю музыку Маноцкова. Позавчера Саша, вместе с соратниками из квартета «Кураж» выступал в клубе-театре «Мастерская», на вечеринке посвященной дружественному лейблу «FancyMusic», о которой я написал достаточно подробно. Вчера я был в «Гоголь-Центре на «Мёртвых душах», важная составляющая которых – песенная сюита, состоящая из роскошных упражнений на разные эстрадные жанры и стили – от вертинскообразной баллады до городского романса. Кажется, все номера написаны на тексты Гоголя. Некоторые из них состоят из прозы, проговариваемой выразительной скороговоркой, что выглядит сколь мило, столь и абсурдно, добавляя стилистической неразберихи в этот сложно устроенный спектакль. Зонги эти, между прочим, многое проясняют и в нынешней работе Маноцкова – вокальной сюите «ПЕЛИ», записанной на дружественном лейбле «FancyMusic», и представленной сегодня в клубе «ДОМ» на отдельном концерте, куда я сегодня и отправился. Такое сгущение Маноцкова в моей майской жизни вышло спонтанно, хотя, чего уж греха таить, кажется, я становлюсь его закоренелым фанатом, так как мне нравится почти всё, что Александр делает. Когда увлекаешься чьим-нибудь творчеством, то сначала оно, пока как следует не изучишь, кажется безграничным. Но уже очень скоро, если ты его системно потребляешь, начинают возникать «границы явления», когда знаешь чего от любимого автора (неважно в каком виде искусства он выступает) ждать. И можно заранее настраиваться на определённую волну, хотя такое восприятие и значительно понижает качество впечатления. Так вот в творчестве Маноцкова я пока границ не наблюдаю, оно кажется мне каким-то бездонным, постоянно расширяющимся. Растекающимся во все стороны восприятия. ( на самой обыкновенной улице и в самом обыкновенном доме ) post comment

Вечеринка лейбла "FancyMusic" в клубе-театре "Мастерская". А. Батагов, А. Маноцков и "Кураж-квартет" [29 May 2014|04:58pm] Я, главное, понял почему Варя Турова пишет о «Мастерской» почти всегда в таком вот мимимишно-возвышенном тоне: атмосфера там действительно приподнятая, уютно-задушевная. Кажется, что все вокруг свои, хотя, конечно, большую часть народа видишь впервые. Но он, народ, то есть, такой весь из себя разнообразный, но, при этом, адекватный, не мешающий, что хочется сидеть за круглым столом под лампой с зеленым абажуром и милыми друзьями до рассвета. Который раз, попадая внутрь культурки (как в «Гоголь-Центре» на «Идиотах» у Кирилла Серебренникова или в МХТ у Кости Богомолова на «Карамазовых»), внезапно попадаешь в обстановку нормальных, полноценных человеческих реакций. Из-за чего начинаешь забывать, что творится вовне Вот она, великая сила искусства, не то увлекающего, не то отвлекающего. Создающего зоны душевного и эстетического комфорта, сочетая точно выбранную программу и правильно прикормленную аудиторию. В «Мастерской», пока ждали начала (оно запаздывало), знакомились и корешились в «неформальной обстановке», напоминающей стиль «назад, в девяностые», с их квартирниками, неустойчивостью только что народившихся неформальных институций и общей духоподъёмностью. К тому же, концерт, который «Мастерская» устроила в честь Сергея Красина и его лейбла «FancyMusic», точно вышивающего по канве оглавления книжки «До востребования»: Сережа продюсирует и красиво, стильно издает компакт-диски с «сочинениями современных композиторов». Немного джаза и странного рока, но, в основном, неформатные опусы в духе «поисковой музыки», от Антона Батагова до Бориса Филановского, включая Маноцкова, Курляндского, Загния, Гошу Дорохова и многих других, не менее поисковых сочинителей. Ну, то есть, да, натуральное «До востребования», по цене 300-400 рублей за диск, который, впрочем, целиком можно совершенно бесплатно прослушать на сайте «FancyMusic». Чем, кстати, я сейчас и занимаюсь. ( день безграничника ) post comment

Мультимедийный концерт "Ожидание. 1914-ый и сто лет спустя". Ансамбль "Студия новой музыки", ЦИМ [30 Apr 2014|01:21am] Для концерта, имеющего ввиду столетие знаменитого опуса А. Шёнберга «Ожидание», четыре современных композитора (один австрийский и три россиянина) написали специальные пьесы, к которым актуальные видеохудожники сочинили три видеодорожки и один «танец» (точнее, перформанс). Поэтому зал Центра Мейерхольда разделили прозрачным экраном на две равные части. Зрителей поместили с обоих сторон. Так как мне попал «сектор Б», я оказался в «зазеркалье». Оно, впрочем, было условным. Сквозь марлевый (?) экран были видны зрители в «секторе А», а так же музыканты Ансамбля «Студия новой музыки», которые сели в самом центре, разделившись, подобно слушателям, на две части. Шёнберг это, конечно, хорошо, однако, гораздо важнее, что «Ожидание» сочинялось в судьбоносном 1914-м, который так неожиданно срифмовался с новейшими геополитическими процессами. Этому сходству и оказалась посвящена первая пьеса – Defaire Питера Якобера, сопровождавшаяся нарезкой чёрно-белых кадров документальных военных съёмок. Орудия, бомбёжки, медленно заваливающийся на бок корабль. Видео Пауля Вейннингера (! Ещё одно совпадение-рифма) было очевидно «заточено» по музыку, состоящую из постоянно повторяющихся ходов, драматизм которых постоянно нарастал. Отчасти это было похоже на почти традиционный минимализм, если бы чистота музыкальных мизансцен постоянно не нарушалась бы вкраплением резких, ассиметричных звуков. Австрийский линкор накренился и начал судорожно дёргаться, так как монтаж на позволял ему утонуть окончательно и всё время оттягивал момент катастрофы. Поскольку изображение развивалось медленно и как бы исподволь, можно было рассмотреть точечные помехи документальной съёмки, окружающие судно. Приглядевшись, ты понимал, что это люди, пытающиеся спастись с тонущего корабля, прыгающие в воду и убегающие от опасного места вплавь. ( воспоминания с цветомузыкой ) post comment

Третья Брукнера, 22-ой Концерт для ф-но с оркестром Моцарта. РНО. Кент Ногано. Тилл Фелленер. КЗЧ [27 Apr 2014|03:17am] Брукнер ведь самый «неправильный», «наивный» композитор, от которого всего ожидать можно. На том и стоим: когда творчество – не цель, но средство, сочинения выходят странные, неформатные. Многие Брукнера за одержимого держат, хотя именно он, своими метаниями и неприкаянностью, даёт максимальную возможность для совпадения, для полной идентификации с тем, что происходит. Зачем мы ходим на крупняк симфоний? Да потому, что это – поле битвы, принадлежащее таким же, как мы, человекам, отличающимся от нас разве что способностью выразить свою тоску по идеалу. Брукнер так и начинает Третью – с эффектного вползания под нащу общую кожу; в тёмненькое туда, где «думы, надежды и чаянья» перемешаны со страхами и фанабериями. «Воля к победе» (над собой ли, над обстоятельствами) оборачиваются здесь не затасканными словами, но программой – несколько прямолинейной, как это почти всегда у Брукнера бывает, но формально столь изощрённой, что банальность посыла, таким образом, полностью снимается. Это весьма впечатляющее приключение о болях и противоречиях, пытающих болезный человеческий дух. Который, покуда хватит сил, задирает голову как тот цеплёнок с тонкой шеей и всегда готов к преодолению трудностей, но который, точно так же, подвластен ползучим вьюнам искушений и соблазнов. Вот они же тоже здесь вьются, проявлением "всего многообразия мира". Для меня содержание Третьей исчерпывается толстовским: «люди – суть реки»; точно на большом экране (?) тебе показывают историю жизни одной, отдельно взятой, души. Между прочим, идеально совпадающей с твоей собственной, поскольку Брукнер «говорит» не о частностях, но закономерностях человеческого пути, со всеми его взлётами, невеликими и кратковременными; и о надеждах, коим не суждено сбыться, но которые, покуда трепещут, вырабатывают иммунитет сопротивления. Ну, и т.д, вплоть до спотыканий и падений в моменты, когда, казалось бы, всё только-только начинает налаживаться. ( храм последних времён ) post comment

Бетховен, Берлиоз, Люксембургский филармонический, Байба Скриде, Василий Синайский, КЗЧ [13 Apr 2014|04:28am] Инструментальные концерты кажутся мне максимально физиологичными. По крайней мере, из всех жанров музыкальных выступлений, именно солирующие исполнители близки к «спорту высоких достижений», причём не столько по ауре, сколько по крови и поту, проступающим сквозь отточенные, единственно верные, пассажи. На таких концертах неоднократно ловил себя на переживаниях, более приемлемых соревнованиям по фигурному катанию; когда сжимаешь кулаки за правильно откатанные элементы «обязательной программы». Почему-то на выступлениях вокалистов не так «страшно» за возможные погрешности, кажется, инструменталистам сложнее «спрятаться»: они же на авансцене стоят совсем как голые, даже если и сидят, как пианисты. Впрочем, пианисты, на мой взгляд, находятся в привилегированном положении: концертные рояли (да даже и клавесины) защищают лучше любой брони, давая музыканту разбег на достраивание собственного образа, оттого у нас к пианистам относятся как к писателям. Точнее, как к поэтам, рассуждающим на заданные темы в режиме «лирического дневника»: именно поэтому, например, Николай Луганский ассоциируется у меня с «тихими лириками». На следующем московском концерте Люксембургского филармонического концерта, солирующего пианиста Луганского сменила Байба Скриде, скрипачка из Риги, игравшая бетховенский Концерт для скрипки с оркестром и выбор солистов оказался что ни на есть лучшей характеристикой самого гастролирующего коллектива, выбирающего фронтменов по своим способностям. ( и конь, и трепетная лань ) post comment

"Саломея" Р. Штрауса - О. Уайльда. ГАСО им. Светланова, Владимир Юровский. КЗЧ [13 Apr 2014|01:51am] Сегодня одновременно шло два концерта на одну «целевую аудиторию»: пока в КЗЧ давали «Саломею», в БЗК выступал Йонас Кауфман с шубертовским циклом «Зимний путь». Меломаны разделились и Рихарда Штрауса слушали прицельно – те, кто хотел слушать именно Рихарда Штрауса. Давно я не видел такого внимательного, внимающего зала. Говорю это со всей ответственностью, так как был посажен в директорскую ложу, откуда открывается панорамный вид на партер, амфитеатр и даже галёрку. Этот странный, немного родченковский ракурс позволяет особенно отчётливо видеть округлость авансцены, на форму которой обычно не обращаешь внимания, а так же слушать «концертное исполнение» как внутри специальной акустической камеры. Она и резонирует как-то по особому и, скрывая тебя от других, позволяет слушать исполнителей в немного ином, чем обычно, режиме. Слева от меня сидел главред одной музыкальной газеты, который старательно изображал, что слушает невнимательно («как эти покрывала мне постылы») и, видимо, «по долгу службы», зато справа, через кресло сидел седоватый мужчина в строгом костюме, ни один мускул на лице которого не дрогнул на протяжении всего сценического действия. Однако, я видел, что вкушая Штрауса он сжал кулаки и не разжимал их до самого финала. И от напряжённого слушанья его кулаки побелели. ( устрицы во льду ) post comment

К.Ф, Э. Бах, Гайдн, Бетховен. Оркестр Musica Viva, А. Рудин, А. Штайер, КЗЧ [12 Apr 2014|02:15am] В «Симфони соль мажор», первом сочинении Карла Филиппа Эммануила Баха (второго из пятерых сыновей «главного» Баха-отца), прозвучавшее на концерте, за клавесин сел сам Александр Рудин, руководитель камерного оркестра Musica Viva. Вероятно, для того, чтобы получше оттенить манеру главного солиста этого вечера – немецкого музыканта и дирижёра Андреаса Штайера, показать разницу исполнительских стилей и подходов. Ведь, и барокко может быть разным. Дальше солировал и руководил уже Штайер – с его участием сыграли второе сочинение Карла Филиппа Эммануила («Концерт для клавесина и струнных до минор»), в котором Рудин принимал участие уже как "рядовой" виолончелист, сидящий в оркестре, а так же «Концерт для клавесина и струнных ре мажор» Йозефа Гайдна. Мне кажутся крайне важными такие внутренние перестановки и соучастие худрука с «обычными» оркестрантами: Musica Viva выглядит как коллектив редкостных единомышленников (заединщиков), крайне увлечённых общим делом. Это мгновенно отражается на качестве исполнения и общем настрое концерта, оказавшегося необыкновенно оптимистичным и душеподъёмным – особенно в самом конце концерта, когда после исполнения Пятой музыканты начали поздравлять друг друга; так люди, сбросившие тяжёлый груз подготовки («мы сделали это!») братаются во времена важной и принципиальной Победы. Концерт, действительно, вышел красивым и лёгким, дающим силы и радостное послевкусие, когда хочется не торопиться домой, но пройтись по центру вечерней Москвы, купающейся в проруби апрельского хлада и всех этих автомобильных огней, спешащих мимо. Мы же привыкли, что Бетховена нам представляют монументальной, в духе Льва Толстого, широкоформатной симфонической громадой, обязанной высказаться по самым животрепещущим вопросам бытия, тогда как принципиально камерная Musica Viva выдала Бетховена «с той стороны прозрачного стекла», как если никакого ХХ не существовало. ( барокко навсегда ) post comment

Штраус, Шопен, Дворжак. Люксембургский филармонический. В. Синайский, Н. Луганский. КЗЧ [10 Apr 2014|12:04am] В последний момент концерты Люксембургского филармонического перевёрстывали: вместо заболевшего главного дирижёра Эммануэля Кривина руководить оркестром поставили Василия Синайского, а «Русалочку» фон Цемлинского заменили Восьмой симфонией Дворжака. Впрочем, замена была не такой уж и оперативной, судя по тому, что на афиши и в программку попал уже Синайский (хотя на флаерах и листовках остался Кривин) или это реклама уходит в печать уже перед самым концертом, короче, успели подготовиться и порепетировать. Начинали со «Сказок венского леса» Й. Штрауса, которые обычно «красиво, богато» играют на бисах, что как бы намекает на дипломатический и отчасти светский статус концерта, проводимого в рамках недели Люксембургской культуры. С другой стороны, если превращать минусы в плюсы, можно придумать, что вальс Штрауса выполнил роль увертюры, во время которой все опоздавшие, наконец, рассеиваются по залу, мобильники отключаются вместе с бытовым бэкграундом, превращая разношерстную толпу во внимательную и участливую публику. Дальше в первом отделении давали Второй фортепианный концерт Ф. Шопена, в котором солировал Николай Луганский, идеально подошедший для сотворчества Люксембургским филармоникам. Так вышло, что дважды я уже слушал как Луганский играет фортепианные концерты Шопена, правда, не Второй, как сегодня, но Первый. Зато два раза и «на выезде», то есть, в Израиле, из-за чего впечатление у меня сохранилось весьма устойчивое. Нынешнее выступление Луганского показало, что за это время он стал более ровным и аккуратным исполнителем. ( экстерриториальность ) post comment

Гарри Гродберг в КОнцертном зале Чайковского [21 Oct 2013|09:20pm] В первом отделении Гродберг играл хоралы и фуги Баха, куда ж без этого, зато во втором – сочинения французских композиторов, начиная с эпохи барокко и заканчивая романтическими произведениями середины XIX века («Четыре пьесы из Органной литургии» Лефебуре-Вели), в которых орган звучит почти как синтезатор. Концерт транслирует два совершенно разных стилевых подхода: сначала Гродберг ворочает громадные воздушные глыбы, Сизифом карабкаясь на вершину незримой горы, затем переходит к французским пирожным: органную музыку здесь сочиняли, в основном, профессиональные клавесинисты, что немедленно отражается как на строе опусов, так и на их настроении. Более бытовом, обихоженном («Вариации на Рождественскую песню» Дакена), не несущем пафоса больших событий. Камерно мурлыкающим. Бах даёт то, что от него ждёшь, силу и мощь разворачивающихся фресок – это для Гродберга и есть его музыкальные будни, затверженные до автоматизма; подлинную исполнительскую свободу величавый исполнитель обретает в необязательных виньетках: сегодня именно они ему особенно интересны. ( паровозик из Ромашково ) post comment

Первый и Пятый фортепианные концерты Бетховена. Р. Бухбиндер. Светлановский оркестр. КЗЧ [18 Oct 2013|12:46am] Сначала, как и было вчера обещано, про то, как ноги слушают музыку. Впечатление формируется в голове – изморозью с изнанки, всё более и более укрепляющейся и всё более материальной. Так зимнее окно, поначалу лишь слегка покрытое снежным узором, индевеет, становится непрозрачным если градус продолжает падать. Так и здесь: общее впечатление падает вниз, формируясь по ходу движения, пока не начинает собираться в ногах, всячески уплотняясь и утрамбовываясь. Но ноги слушают музыку с двух сторон – по паркету ведь тоже распространяются звуковые колебания, встречаясь со спущенными вниз узаконенными всем телом реакциями где-то в области колен. Ещё заметил. Время от времени, если концерт захватил, разрешая рассеянность (когда перестаёшь себя контролировать с прежней отчётливостью, когда допускаешь автоматизм телодвижений, как бы отделённых, отдалённых от процесса слушанья), ловишь себя на том, что бёдра вдавливаются в край кресла – точно это усилие помогает музыкантам работать бесперебойно и на должной музыке высоте. Вдруг чувствуешь (начинаешь чувствовать) эту свою слегка болезненную спаянность с краем, волевым усилием разрешаешь бёдрам расслабиться, отпустить ситуацию на волю – раз уж она действительно (как в летящем над облаками самолёте) от тебя не зависит. Протяжённость от бедра до колена и есть место, где внутренние впечатления перестают быть осознанными, превращаясь в чистое музыкальное пространство, точно так же задействованное в слушанье как нос или же глаза. ( привлекая зов пространства ) post comment

Второй, Третий и Четвёртый фортепианные концерты Бетховена. Р. Бухбиндер. Светлановский оркестр. КЗЧ [17 Oct 2013|05:51pm] С первыми тактами звучания внутри возникает прохладная дрожь желания, с каждым мгновением делающаяся всё твёрже. С этими концертами всегда так: долго едешь и идёшь, теребишь билет, усаживаешься, подготавливаясь к тому, что будет; медленно раскрываясь навстречу сцене. Катарсис, высшую точку развития впечатления, после которой обязательно следует откат чувств, всё-таки нужно попридержать, чтобы не опустошиться в самом начале – иначе дальше будет скучно; скучнее, чем может быть если ты одновременно следуешь движению воспринимательной машинки, но слегка попускаешь чувства, сохраняя внутри себя общий тонус восприятия. Это совсем как в любовной игре, где не хочется быть быстрострелом, но важно написать нежностью все эпизоды любви, вместе проходя, движение за движением, весь любовный балет, все его акты. Удовлетворение партнерши окатывает возвраткой, усиливая силу, поэтому лучше всего хранить синхронность до последнего. Когда хорошо знаешь, что за пиком следует отдых и собирание усилий, а второй катарсис почти всегда бледнее первого (если только, конечно, душа не разворочена до физического предела, до отказа умасленного дрожью, но то бывает редко и в качестве исключения). Нужно небольшое сопротивление и пролонгация, маневры внутренней возни, постоянно нарастающей, если их не сбить отвлекалочками, на которые богат концертный зал, набитый людьми, сторонними тебе и музыке: ведь слушатели в зале совсем как автомобилисты на дороге – мало думают о других, являя развёрнутую картину современных нравов. Их, в отличии от концерта, возбуждающего чувственную дрожь, не выбирают. Зато можно выбрать персональную тактику восприятия, окунуться в Бетховена как в омут с головой, партнёрствуя с тем, что разворачивается на сцене, до самой последней ноты: ведь если исполнитель такой же опытный, как слушатель, подспудно изучающий законы восприятия, он выстроит проведет своё исполнение точно так же сдержанно, плавно оттягивая возможность конца. Вот почему после крупного наслаждения концерта почти всегда хочется курить, отвернувшись лицом к стене. Даже если ты уже давно не куришь. ( желание быть стеклянным ) post comment

БСО во Врубелевском зале. До и после концерта [25 Feb 2013|02:27pm] «БСО в ГТГ. Врубелевский зал. В. Федосеев» на Яндекс.Фотках ( три куста сирени и демон поверженный  ) post comment

РНО в БЗК.Дирижёр Инго Метцмахер. Восьмая Брукнера [12 Dec 2012|11:20pm] То, что концерт удался фиксируешь, когда удаётся не расплескать впечатление и донести его до дому, где в тишине можно заново прокрутить «пластинку». Всю дорогу в ушах плескались, покачивая, струящиеся структуры чётных частей (наиболее цельных в этой симфонии, как бы эмблематичных), а, оказавшись дома, отказался включать верхний свет и телевизор, чтобы переслушать Восьмую (у меня комплект Йохума). Слушаю. Мне было интересно как манера Инго Метцмахера отличается от Плетнёвской, весьма характерно проявившейся в прошлогоднем исполнении Девятой, однако, они отличались так же сильно, как хайдеггеровские переводы Бибихина и Михайлова. Чистоты эксперимента, впрочем, не вышло, так как Восьмая и Девятая отличаются как вода и небо, возможно, и отражающиеся друг в друге, но находящиеся в разных агрегатных состояниях. В предсмертных метаниях Девятой столько инфернальных порывов и прорывов, что сравнивать её с бодрой и весьма оптимистически построенной Восьмой практически невозможно. В этом сочинении нет почти никакой трансцендентности, которую так любит рассыпать [насыпать с горкой] Плетнёв (оттого и перепоручил другому дирижёру, который должен был приехать больше года назад, заболел и был заменен В. Юровским?), это не визионерская фреска, но полуобморочная грёза, распускающая свои бутоны в застеклённых теплицах ботанического сада. Если в брукнеровских сочинениях, наполненных религиозной страстью, столпы проступающего в звучании света имеют отчётливый вертикальный характер (так любил закручивать колонны Борромини), то рассеянные лучи Восьмой кучерявятся и вьются горизонтально – как и положено буколическому пейзажу. ( внутри горы бездействует кумир  ) post comment

БЗК. Шостакович. Оркестр Мариинки. Гергиев. Мацуев. [26 Sep 2012|02:41am] Давая московский концерт в день рождения Шостаковича, сам того не ведая, Гергиев вступил в состязание с другими именитыми музыкантами, игравшими в этом году симфонии ДДШ. Во-первых, с Рикардо Мути, грандиозно дирижировавшим с Пятой (Чикагский оркестр) и с Владимиром Юровским, сыгравшим Седьмую две недели назад (РНО). У Гергиева-то были совсем иные задачи: судя по количеству видеокамер и сообщениями в прессе о том, что в Париже им и оркестром Мариинки будут сыграны все симфонии Шостаковича, маэстро готовит новый видеофильм: премьера Восьмой прошла в БЗК, видимо, поэтому без этих почтенных декораций обойтись нельзя, вот, считай, массовку и позвали на запись. Схожим образом поступили и во время Пасхального фестиваля, где исполняли все симфонии и фортепианные концерты Прокофьева, переписывая отдельные части по ночам, когда зрители уже разошлись. Теперь же так поступили лишь с финальной частью фортепианного оркестра, которую исполнили второй раз будто бы на «бис», а, на самом деле, из-за того, что (как об этом гордо сообщили в новостях) репетиций у них не было и на концерт Гергиев и Мацуев приехали прямо с заседания президентского совета по культуре. Оно и видно (кроме того, в последней части достаточно заметно киксанула сольная труба), хотя внешне, как это почти всегда случается на концертах Мариинки всё выглядело достаточно благопристойно, а задержка исполнения на 22 минуты по гергиевским масштабам едва ли не ничтожна. ( оркестр сопровождения  ) post comment

[20 Sep 2012|09:38am] «К. Аббадо в КЗЧ» на Яндекс.Фотках ( проволочный космос  ) post comment

Оркестр Люцернского фестиваля. К. Аббадо. Моцарт. Брукнер. КЗЧ [20 Sep 2012|02:40am] Для меня хорошее исполнение начинается с резкого увеличения скорости проживания внутренней жизни: во время исполнения любой симфонии ты проживаешь несколько серий внутреннего сериала (каких-то фантазмов, сменяющих мысли, которые, в свою очередь, меняются местами с наблюдениями, успевающими зародиться, расцвесть и отцвесть, уступив место у курсора внутреннего внимания другим мыслям, чувствам и дримсам). Хорошее исполнение способствует интенсификации мыслительного кино, выводя его на уровень крейсерской скорости, из-за чего и прожить за время исполнения удаётся в разы больше (устав, при этом, тоже сильнее обычного), передумать, пересмотреть, понять, так как восприятие твое, не встречая препятствий, разгоняется до скорости мысли почти пушкинской… Аббадо и Оркестр начали Фортепианный концерт Моцарта (№ 17, соль мажор) с невероятным воодушевлением, которое (вот ещё один признак исключительности исполнения) тут же точно приподняло тебя под локотки, сделав тело твое невесомым. Зефирным, зефиром же (ночным, осенним) наполнив паруса восприятия, с таким, знаете ли, электроподдувом, что страшно пошевелиться, чтобы не рассыпаться: границы тулова становятся хрупкими, точно стрекозиными, череп ещё как-то держится толщиной, а вот всем, что ниже спины, пошевелить уже невозможно, застываешь, покрывшись то ли соляной коркой, то ли кожным ожогом (более 70% кожи несовместимо с жизнью), пока дирижёр, в конце части, не даст команду оттаять. Этого Моцарта, с первых же тактов, задали таким легким и стремительным, стремительно обтекаемым, неразделимым на составляющие, что стало казаться: он производное не рук человеческих, но природы, соткавшей внезапно прекрасный мираж – примерно из того же вещества, что и наши сны… (  мэтростандарт ) post comment

Шостакович, Воан-Уильямс, Юровский. КЗЧ. Открытие 4-го фестиваля РНО. [09 Sep 2012|04:46pm] Открытие фестиваля РНО прошло в рабочем режиме, при неполном, но хорошо заполненном зале, с несколько специфической программой, в центре которой, безусловно, размещается Седьмая Шостаковича, в пару которой подобрали Шестую Воян-Уильямса, схожую, по тематике и, если так можно выразиться, структуре. Хотя в реальности, разумеется, всё много сложнее и ритмически схожие структуры внутри симфонии Воян-Уильямса, как бы отсылающие к теме «Нашествия» у Шостаковича, служат совершенно иным задачам. Слегка приджазированный модернизм Воян-Уильямса, если снять с него несколько свингующую аранжировку, выглядит (звучит) как подзагулявший в ХХ веке (задвинувшийся вглубь прошлого века) симфонизм «Могучей кучки», какого-нибудь Римского-Корсакова, пережившего Вторую мировую... Главное здесь – в противопоставлении тем «музыкальной авансцены» и «тематической периферии» вспомогательных групп, то ли эхом, то ли тенью повторяющих «самое важное» (громкое), а так же борьба симфонии за символическое нарративное единство. Модернизм, ведь, мирволит расколу, разобранности на детали и лоскуты, нарезанности на зеркала отдельных локальных мизансцен, тогда как эпичность замысла («война и мир»), всё-таки, требует цельности. Симфония у Воана-Уильямса не столько про войну, сколько про травмирующие [деформирующие] её последствия, после центрального центростремительного не взрыва, но всхлипа долго-долго затихающие тихой, но зудящей, бледной болью. Работу Владимира Юровского хочется описывать так, как обычно описываешь работу оркестра: сбалансированная и интеллигентная, точная игра, поражающая прозрачностью замысла и прозрачностью исполнения. ( война и мiр; звуковая карта ) post comment

Адамс, Шостакович. Хьюстонский оркестр. Фестиваль Оркестров мира. КЗДС [11 Jun 2012|10:46pm] Разгадка особенностей манеры, которая захватила одних и удивила других во время исполнения Девятой Брукнера, звучавшей накануне, наступила во время второго московского концерта Хьюстонского оркестра - ни для кого не проходит даром исполнение (тем более постоянное) музыки ХХ века, из которой и составили этот, пожалуй, самый удачный концерт нынешнего фестиваля (из тех, что я, разумеется, слушал). Нагляднее всего эта "перемена участи" прослеживается в балете, где опыт contemporary dance более неотменимо меняет пластику танцовщиков; скорее интуитивно, чем наглядно (хотя, с другой стороны, казалось бы, уж куда нагляднее-то!) про опыт прохождения исканий (метаний) прошлого века, это видно по "живописи" и прочим пластическим искусствам. Любая новая (нынешняя) фигуративность несёт в себе фантомную память искажений, деформаций и распада, сменяемых собиранием и синтезом на каком-то новом, то ли биологическом, то ли антропологическом уровне: сам состав воздуха сменился, оптика восприятия etc. Вот начали Хьюстонские с российской премьеры "Атомного доктора" симфонии Джона Адамса (да-да, тот самый, который "Никсон в Китае"), совсем недавнего сочинения (2005), сделанного на основе одноимённой оперы. В ней (симфонии, конечно) смешены разные техники, дающиеся не коллажем, но сменой режимов и агрегатных состояний, тщательно прорисованных в партитуре и не менее тщательно исполненных. Начинается всё с агрессивного духового взбрыка, оплетённого плавающими смычковыми запилами, который, подобно облакам, расходится по сторонам, уступая место минималистической упорядоченности; которую, в свою очередь смывает волна очередного модернизма с человеческим лицом, вполне внятного, нарративно связанного и легко переводимого на язык литературных (или любых иных) образов. Точно на некий монохромный, единого куска, куб самой что ни на есть простой геометрической формы, вырезанный, скажем, из древесины, накладывают разные архитектурные причиндалы и приблуды - ордера, лепнину, балкончики, балясины. Американский прагматизм (дирижёр Ханс Граф, похожий на пастора, спокойными, скупыми жестами точно дозировал звучание, ни в коем случае не давая ему закипеть или перелиться через край) позволяет растягивать музыкальное полотно наподобие киноэкрана, с одной стороны, обтекающего периметр сцены, а, с другой, создавать пространство звуковой насыщенности, чьё устройство строением своим напоминает тотальные инсталляции (пару дней назад я слушал "Птиц" Респиги, чья изобразительная внятность делает сочинение уже даже не музыкой для балета, но самим балетом без участия танцовщиков, танцующего одними только средствами музыкального звучания). Какие-то фрагменты вдруг оказываются похожи на вальсы Андрея Петрова, какие-то психоделические завесы на метафизические корчи Губайдулиной, от однообразных минималистских фраз, спотыкающихся о синкопы, внутренние разрывы и кратковременные остановки, неожиданно веет Канчели. ( я видел рождение старого мира ) post comment

Моцарт, Брукнер. Хьюстонский на Фестивале Оркестров Мира. КЗДС [09 Jun 2012|12:22am] С Хьюстонским оркестром многое стало понятно уже по первым тактам звучания "Пражской" (№38) симфонии Моцарта - красивый, сдержанный звук, словно бы расставляющий всё по местам, не взбалтывания и не смешивая, слегка занижал баланс. И это если у камерного состава вышла такая низкая посадка, то что же ждать от полного состава в Девятой Брукнера? Да того же самого, вневременного звучания, когда исполнение, осевшее ещё ниже и почти касаясь земли, как бы лишается выпуклых стилистических черт, закреплённых за теми или иными конкретными временами да эпохами, в пользу надисторического вообще. Вот что значит иная исполнительская культура, другой совершенно подход, сдержанный и аналитический (что стало особенно очевидным в Брукнере) подход - всё по делу (именно так и дирижировал Ханс Граф), ничего лишнего. Лишнее, видимо, это повышенная эмоциональность, мокрая взвесь, которая сопровождает все российские интерпретации - вот недавно и главный Кай отечественной метафизики сыграл Девятую Брукнера точно в потную плотную, горячечную лихорадку весь БЗК опустил - и уж если Михаил Плетнёв исполняет Брукнера так горячечно, то ждать от всех остальных? Американцы другие; за этим, собственно, и наблюдаешь. Интересно наблюдать, так как музыка до последней ноты намоленная, замыленная (в студенческие годы я сидел на Брукнере особенно плотно) словно промытая и заново расчисленная, то ли раксладывается, то ли выкладывается на чистое, будто бы накрахмаленное белое полотно так, что становится видно всё, что происходит в каждой мелочи, в каждой даже самой второстепенной детали. Этому Брукнеру (ну, и Моцарту заодно) добавили много архитектуры, выровняв структуру и сгладив противоречия, которые всегда, из-за глубинной непрозрачности, возникают. ( и умереть в окружении заботливых близких ) post comment

navigation [ viewing | most recent entries ] [ go | earlier ]