Ну, тот случай, когда орел очень старается летать ниже кур и вряд ли взлетит выше когда-нибудь. Но я вспоминаю, как читали "Один день" в "Новом мире", рвали друг у друга из рук. Как расхватывали на цитаты, на поговорки.
И потом еще помню, как ночь напролет читал "В круге первом" - тот еще, первый вариант, без дурацкой атомной бомбы. Пятый экземпляр на папиросной бумаге.
Не надо ему умирать, пусть живет еще сто двадцать лет. А что из ума выжил - грустно, действительно.

"Один день" - да. И "Раковый корпус" - да. Литература. Без шуток. А всё прочее - не совсем литература, ибо публицистика. А после "Красного колеса" я его и вовсе не воспринимаю как литератора. А после "въезда на белом коне" - я про возвращение в Россию - не воспринимаю и как личность. То есть никак. Совсем. А жаль...

Гриб, про "День", который в форме шара - это ты понимаешь. И это я понимаю. И все тут понимают, бо на нашей памяти было и в недалеком прошлом - настолько недалеком, что руку протяни.

А дальше - боюсь, не поймут. Запоминается последняя фраза, как-то так. Запомнится, что человек в течение двадцати уже лет демонстративно учил всех жить, писал херню нарочито хреновым слогом, а в последние 15 лет и скатился до вульгарнейшего а7. Пятнадцать, Гриб. Это не честный (и краткосрочный) псих Ницше. И не Толстой - чье иконоборчество, пожалуй, и за доблесть сойдет. Другой, ИМХО, случай, совсем другой.

Кот, ну трудно тебе возражать, ты опять прав.:( Я мог бы, конечно, оспорить эпитет "вульгарнейший", но это была бы придирка, и не в ней суть. И все-таки мое отношение определяется написанными им хорошими книгами, хорошими фрагментами других его книг, отношением к его таланту и (уж прости, не бей ногами) - несгибаемости.
В конце концов, идиотов, компракчикосов над словами, антисемитов и прочих патриотов много, а он - согласись - один.

Несгибаемость - значит, он всегда был таким, каким был?

Хм-м-м-м... представь, что две массивные многотомные книги - условно и предельно огрубляя назовем их "Пражыдофф" и "Пралагеря" - поменялись местами во времени своего появления. Только вот Пражыдофф - сначала. А потом все хорошие и разные книги А.. При его несгибаемости - какая разница в порядке действий, право?

Так я тебе скажу, какая. Так ты себе и сам скажешь. Он сам выстроил свой путь, предельно рационально: к писателям, влекомым вдохновением, его едва ли можно отнести...

Он такой один, да. Какой на фиг Мефисто, какой к ебеням Артур Уи...

Мне было бы труднее читать Пралагеря после Пражидофф, но и только. Ведь читал же я "Тараса Бульбу", и еще буду. Но боюсь, что в таком порядке не удалось бы их написать. Ведь и Белов сперва писал "Плотницкие рассказы", а потом "Все впереди".

Кстати, да. Если не брать какого-нито Шевцова с "Тлей", то получается, что к а7тским опусам писателю надо подбираться в своем развитии. Либо, как тому же Гоголю (да и Достоевскому), размазывать тему более-менее ровным слоем по всему ПСС. Но вот шоб такой опус магнум в конце вот такой жизни - вновь повторю вслед за тобой: он такой у нас один.

можно докопаюсь? ;) АртурО Уи :)))

Нужно! ;=))) ...когда отправил, уже не стал переправлять, дабы дурь каждого видна была.

Пралагеря? А, это селения илотов!

Или совсем палеонтологическое нечто, да.

Читаю я ваш диалог... Оба правы, по-моему. С обоими согласен:)

Это правильно. Мы и сами с собой с обоими согласны.

Факт.

"Один день" был настолько тщательно отредактирован в "Новом мире", что это фактически коллективное творчество, об этом многие подробно писали. Серьезной правке были подвергнуты и последующие вещи, когда они еще предназначались для публикации в СССР. А вот когда гений разорвал цепи и стал возвращаться к первоначальным редакциям, тогда и пошел праздник для филологической души.

Отредактированный жеребец называется мерином. Мерина как ни редактируй, жеребцом он не станет.

Реальность, однако, вправе не соответствовать красивому афоризму. Есть хрестоматийные примеры писателей, созданных редакторами: Томас Вулф, например, или Рэймонд Карвер.

Увы, я и русскую-то литературу плохо знаю. В ней такое есть? А эти примеры для меня - из нечитанной хрестоматии.

Вот не бей ногами: строго - совсем строго говоря - таким мог бы стать Поповкин для "М&М". Если, разумеется, можно было бы вернуть цензурную вырезку, не по вине журнала "Москва" состоявшуюся.

Готов тебе поверить. Но все равно тогда нельзя было бы сказать, что писателя Булгакова сделала редактура. И что Солженицына сделала редактура - пардон, не... не до конца верю. Единственный документ, который меня убедил бы - это вариант до редактуры и после. Ну, с указанием, что это не автор переработал, а редакторы переписали.

В русской литературе я таких примеров не помню (положительных, отрицательных хватает), за исключением как раз упомянутого Солженицына, редактура которого подробно документирована. А теперь институт редактуры и вовсе отмер.

К сожалению или к счастью? (*немного оффом*)

Если мы о "Денисыче", то не подлежит сомнению, что к счастью, поскольку окончательная форма ему придана именно в "Новом мире", и даже хулители классика (я в т. ч.) сходятся на том, что это - лучше и читабельнее всего прочего драгоценного наследия.

Я все же больше оффом, про "как институт" и "на русском".

Если в целом, то, конечно, к сожалению. Если бы у кого хватило вкуса и авторитета выкинуть, скажем, из "Войны и мира" Платона Каратаева и заключительную философему, в России стоял бы памятник великому редактору. А Достоевский - еще более яркий случай, вторую часть "Идиота" просто сжечь надлежало.

Второй эпилог? оооо, это уууу. (с)

...а в ХХ-м у нас? Меня, например, не оставляет ощущение, что "Бочкотара" и "Остров Крым" написаны двумя разными людьми; впрочем, видимо, ткань такая, что редакторские манипуляции над ней вылезают на нее, нет?

С Аксеновым мы было одно время дружны, а сейчас он вообще в неважной ситуации, так что я пока воздержусь. Но ваши замечания небессмысленны.