|
|
Пишет Борис Стомахин (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} stomahin)@ 2012-04-07 02:33:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
БОРОДИНСКАЯ ГОДОВЩИНА КАК ЗЕРКАЛО РУССКОГО РАБСТВА
Вот и еще один “праздничек” у них подоспел. Не столь частый и назойливый, как 9-е мая, в зубах уже навязшее со своими георгиевскими ленточками и капищами “вечного огня”, нет. Тут все гораздо скромнее и реже: победа над Наполеоном бурно и помпезно праздновалась в этой стране последний раз в 1912 году, сто лет назад. И вот - опять...
Кстати, да - там почти нечего праздновать для русских мазохистов. В войне 1812 года Наполеон не взял три с половиной миллиона русских пленных. Миллион русских (в том числе немалая часть этих самых пленных) не воевало на его стороне добровольно, не создавало русских частей в его армии. Поддерживали в основном поляки и беларусы, родину которых, разрезанную по-живому и поделенную, уже успел утопить в крови Суворов, но еще далеко впереди был Муравьев... Короче, все было куда скромнее по меркам последующей истории этой страны.
В общем-то, история банальная. Русские в очередной раз отстояли свое рабство, свое крепостное право, свое врожденное холопство и холуйство от того, кто нес им свободу. Отстояли интересы своего барина на владение “людишками”. “Дубина народной войны” гвоздила французов в основном за это, а не за какую-то там независимость России. Ибо независимая Россия под скипетром Романовых, как потом и под татарской плетью большевиков, всегда была (и по сей день остается) оплотом и всемирным средоточием рабства, позорной несвободы, свинства и скотства добровольных холопов, дворовых хамов на страже интересов своего барина (которого в душе они все равно презирают). Отстаивать ТАКОЕ добровольно с оружием в руках, защищать партизанской войной эту азиатчину против всех проявлений европейской свободы - рабский удел, позорный крест русских на все времена. Они отмечают годовщину каждого своего позора помпезными торжествами, парадами и праздниками...
Нынешняя задача, уже озвученная информагентствами, в некотором смысле тривиальна для русских. Начальство проинспектировало Бородинское поле, где должно в сентябре сего года произойти главное рабское празднество в память “победы” - и обнаружило, что поле-то застраивается! Что на нем уже около сотни дач, частных домов, хозяйственных построек и прочего понастроили. И с державным гневом и самовластьем приказало: снести!!.
То бишь, жизнь обычных людей будет пущена под каток очередного государственного “праздника победы”. Дома снесут, жителей - по идее - должны куда-то переселить. Но - скажите по совести - вы удивитесь, если их просто выкинут на улицу, оставят под открытым небом? Державным традициям России - “государство - все, отдельный человек - ничто” - это будет соответствовать на все 100%. И воевали всегда так - брали города к советским праздникам, любой ценой. И во французскую кампанию было точно так же - “мы за ценой не постоим”. И “мирная жизнь” русских рабов всегда строилась по этому же принципу, - они сами себя считали “людишками”, мусором, расходным материалом для своих бар и господ.
Собственно, Лев Толстой раскрыл это в “Войне и мире” с исчерпывающей полнотой и ясностью. В этом смысле его уместнее было назвать не “зеркалом русской революции”, как назвал его позже Ленин, а “зеркалом русского рабства”. “Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что оставалось”, - пишет Толстой.
До знаменитого секретного приказа Сталина № 0428 - “разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог” и т.д. - оставалось еще 129 лет. Но никакие зои космодемьянские, никакие команды поджигателей не были, как видим, нужны, - население само истребляло все, что могло достаться французам. Национальная традиция, что поделать, - и в классической русской литературе неожиданно отыскиваются духовные истоки сталинских преступлений... А поскольку французы в сравнении с романовской средневековой монархией ясно и однозначно несли свободу - “беднейшие” русские холопы готовы были сжечь и свой дом, и свой урожай, и все вокруг, но только не допустить торжества этой свободы над своим родимым рабством и барством...
“Зачем они ехали? - пишет Толстой про московское дворянство. - Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы”. Таким образом, становится ясно, что никаких ужасов, никаких таких зверств, которыми пугал царский и советский агитпроп, французская армия в занятых ею странах не творила.
Проблема была, собственно, одна - династическая. Правящие в этих странах династии теряли власть, их место занимал Наполеон и его наместники, часто тоже с монаршими полномочиями. Главная “беда” была для участников антинаполеоновской коалиции именно в этом. Но было ли это бедой для русского крепостного холопа, которому Наполеон обещал отменить крепостное право? И то, что холоп брал дубину и шел в лес - защищать своего барина и царя - нельзя объяснить ничем, кроме как промытостью его мозгов и генетическим рабством, доставшимся ему от десятков поколений его рабских предков, от эпохи отмены Юрьева дня и розысков беглых даже на Дону и Кубани...
“Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли, или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего”. Это, собственно, квинтэссенция романа Толстого, квинтэссенция русской великодержавной пропаганды, рабской русской истории, и вообще всего... Под управлением царя Дмитрия I и польской короны они в свое время тоже не хотели быть, - до такой степени, что убили единственного за всю историю этой страны европейского, просвещенного, гуманного, демократичного монарха, сожгли и выстрелили его пеплом из пушки в сторону ненавистного Запада. Ненавистного нутряной, утробной, умом не объяснимой, животной ненавистью, впитанной с молоком матери. “Под управлением французов” они через 200 лет тоже быть не желали, хотя причину объяснить не могли. И пробовать не пробовали, и КАК это будет - еще не знали, но - НЕ ХОТЕЛИ ни пробовать, ни знать.
Самое поразительное - что вот это тупое упрямое невежество и отстаивание своего рабства, неприятие свободы даже на духовном уровне, не то что политическом - Толстой считает ДОСТОИНСТВОМ русского человека!.. Гнусное, позорное уродство песнопевцами-пропагандистами даже и такого уровня выставляется на всеобщее обозрение миру как доблесть и честь. Они искренне не понимают, что такого рода гордость и преданность - для нормального человека выглядит как гордость больного своим геморроем или проказой...
Сбылось - и в день Бородина
Вновь наши вторглись знамена
В проломы падшей вновь Варшавы;
И Польша, как бегущий полк,
Во прах бросает стяг кровавый -
И бунт раздавленный умолк
- это, между прочим, Пушкин. 1831-й год. “Бородинская годовщина”, так и называется стихотворение. И в эту годовщину, через 19 лет, русская шовинистическая общественность - и “демократическая”, и монархическая, не отличишь - торжественно праздновала “плен Варшавы”, кровавое подавление польского восстания 1830-31 годов. Как радуется “свободолюбец” Пушкин, сколько стихов он посвящает торжеству русских палачей над польской свободой!... Муравьев-вешатель, правда, все еще был впереди, ему оды писали уже другие, включая знатного русского “демократа” Некрасова. До убийства русскими польского президента Качиньского тоже еще было далеко, - но усомнится ли кто в прямой преемственности пушкинских восторгов 1831-го года с путинскими убийствами 2010-го?... И, похоже, за всю историю только один Гриневицкий от лица всей Польши и Беларуси (Литвы) отомстил ИМ всем так, как они заслуживали...
(И до того доходит это имперское паскудство, в плоть и кровь вошедшее вместе со всеми “победами”, что на одном из заключительных московских митингов “белой весны”, то бишь “кампании за честные выборы”, 5 марта на Пушке, выступавшая там русско-нацистская гнида по кличке “Тор” пафосно заявила, что, мол, в 1612 году “русский народ собрался и изгнал польских жуликов и воров из Кремля. А в 1812 году русский народ поднатужился и выгнал Бонапарта из Кремля, потому что жуликам и ворам там не место”. Это говорит “националист” той нации, сущность которой Карамзин еще в XVIII веке определял одним-единственным словом: “Воруют”!..)
Про Достоевского нечего и говорить. Гнусный, омерзительный похотливый старик-папаша и достойные сыновья - пьяница-буян, святоша-лицемер и “философ”, под конец сходящий с ума, - таковы дорогие сердцу автора и его истинно русских читателей персонажи “Братьев Карамазовых”. В мелком и пошлом детективе - папаша убит, и под подозрением все братья, которые отца ненавидели - раскрывается вся суть убогой и пьяной душонки “народа-богоносца”. Но нарочито грязным, гнусным, отвратительным, к тому же сыном убогой и умственно отсталой потаскухи - в романе сознательно выведен лакей, говорящий правду. Ту правду, что ненавистна и автору, и большинству его читателей. Даже фамилия дана ему специально такая выразительная, нарочито отталкивающая - Смердяков. Что же вложил автор в уста этого карикатурно-омерзительного персонажа?
“В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, отца нынешнему, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с.” Как будто нация, которая воевала на стороне своего рабства и своих крепостников-рабовладельцев - не “весьма глупая-с”. Кого хочет убедить в этом Достоевский, вкладывая правильные слова в уста ТАКОГО персонажа?..
“Я не только не желаю быть военным гусариком, Марья Кондратьевна, но желаю, напротив, уничтожения всех солдат-с”. Надо признать, что пожелание очень актуальное и справедливое, поскольку уже в XIX веке символом России и русской армии в мире стал казак с наколотым на штык младенцем, - польским, беларусским, черкесским или каким угодно еще. До тотальных зверств орды русских краснозвездных орков в захваченной ими Германии и Польше, до 2-х миллионов изнасилованных немецких и польских женщин оставалось еще 65 лет, до кровавого геноцида в Ичкерии - больше столетия...
“Я всю Россию ненавижу, Марья Кондратьевна”. И, ей-богу, есть за что!..
1612, 1812, 1945... Цепь позорных рабских “побед”, праздники защитников и пропагандистов “своего”, кондового рабства и холопства, правнуков тех, кто отстоял-таки свое рабство от западной свободы... И газа не жалко на капища “вечного огня”, и текстильная промышленность пускай работает на производство рулонов “георгиевских ленточек”, и тех, кто посмел себе дом построить на свободном участке, оказавшемся “национальной гордостью великороссов”, мы вышвырнем вон!... И не только “чужие”, европейцы, французы, немцы, шведы оказались здесь “врагами” и были “побеждены”, но и своих, отстаивавших свободу для своей страны, русские до сих пор считают “предателями”. Точнее, Власова считают “предателем” и грязно поносят, а о Воскобойнике и Каминском подавляющее большинство просто не слышало...
Так что, по совести говоря, Бородинское поле как раз лучше всего было бы застроить под дачи и частные дома. Использовать дорогую подмосковную землю по ее прямому назначению, так сказать, - вместо празднования на ней очередных позорных “побед” защитников своего исконного рабства над любыми попытками освобождения, реформирования, модернизации и вестернизации. Ибо наладить нормальную человеческую жизнь на 1/7 суши даже после падения нынешнего российского государства невозможно будет без того, чтобы снести все памятники всем “победам”, перечеркнуть всю прежнюю рабскую историю этого государства, вбить осиновый кол в его могилу - и начать жить с чистого листа...
“Сожжем Москву - спасем Россию!” - вот, пожалуй, и все, что крайне немногочисленные свободные люди в современной России, наследнице царской и советской тираний, могут взять себе из “бородинского” наследия 1812 года. Правда, непременно скорректировав знаменитым украинским анекдотом: “средство гарно, але цiль погана”...
Вот и еще один “праздничек” у них подоспел. Не столь частый и назойливый, как 9-е мая, в зубах уже навязшее со своими георгиевскими ленточками и капищами “вечного огня”, нет. Тут все гораздо скромнее и реже: победа над Наполеоном бурно и помпезно праздновалась в этой стране последний раз в 1912 году, сто лет назад. И вот - опять...
Кстати, да - там почти нечего праздновать для русских мазохистов. В войне 1812 года Наполеон не взял три с половиной миллиона русских пленных. Миллион русских (в том числе немалая часть этих самых пленных) не воевало на его стороне добровольно, не создавало русских частей в его армии. Поддерживали в основном поляки и беларусы, родину которых, разрезанную по-живому и поделенную, уже успел утопить в крови Суворов, но еще далеко впереди был Муравьев... Короче, все было куда скромнее по меркам последующей истории этой страны.
В общем-то, история банальная. Русские в очередной раз отстояли свое рабство, свое крепостное право, свое врожденное холопство и холуйство от того, кто нес им свободу. Отстояли интересы своего барина на владение “людишками”. “Дубина народной войны” гвоздила французов в основном за это, а не за какую-то там независимость России. Ибо независимая Россия под скипетром Романовых, как потом и под татарской плетью большевиков, всегда была (и по сей день остается) оплотом и всемирным средоточием рабства, позорной несвободы, свинства и скотства добровольных холопов, дворовых хамов на страже интересов своего барина (которого в душе они все равно презирают). Отстаивать ТАКОЕ добровольно с оружием в руках, защищать партизанской войной эту азиатчину против всех проявлений европейской свободы - рабский удел, позорный крест русских на все времена. Они отмечают годовщину каждого своего позора помпезными торжествами, парадами и праздниками...
Нынешняя задача, уже озвученная информагентствами, в некотором смысле тривиальна для русских. Начальство проинспектировало Бородинское поле, где должно в сентябре сего года произойти главное рабское празднество в память “победы” - и обнаружило, что поле-то застраивается! Что на нем уже около сотни дач, частных домов, хозяйственных построек и прочего понастроили. И с державным гневом и самовластьем приказало: снести!!.
То бишь, жизнь обычных людей будет пущена под каток очередного государственного “праздника победы”. Дома снесут, жителей - по идее - должны куда-то переселить. Но - скажите по совести - вы удивитесь, если их просто выкинут на улицу, оставят под открытым небом? Державным традициям России - “государство - все, отдельный человек - ничто” - это будет соответствовать на все 100%. И воевали всегда так - брали города к советским праздникам, любой ценой. И во французскую кампанию было точно так же - “мы за ценой не постоим”. И “мирная жизнь” русских рабов всегда строилась по этому же принципу, - они сами себя считали “людишками”, мусором, расходным материалом для своих бар и господ.
Собственно, Лев Толстой раскрыл это в “Войне и мире” с исчерпывающей полнотой и ясностью. В этом смысле его уместнее было назвать не “зеркалом русской революции”, как назвал его позже Ленин, а “зеркалом русского рабства”. “Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что оставалось”, - пишет Толстой.
До знаменитого секретного приказа Сталина № 0428 - “разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог” и т.д. - оставалось еще 129 лет. Но никакие зои космодемьянские, никакие команды поджигателей не были, как видим, нужны, - население само истребляло все, что могло достаться французам. Национальная традиция, что поделать, - и в классической русской литературе неожиданно отыскиваются духовные истоки сталинских преступлений... А поскольку французы в сравнении с романовской средневековой монархией ясно и однозначно несли свободу - “беднейшие” русские холопы готовы были сжечь и свой дом, и свой урожай, и все вокруг, но только не допустить торжества этой свободы над своим родимым рабством и барством...
“Зачем они ехали? - пишет Толстой про московское дворянство. - Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы”. Таким образом, становится ясно, что никаких ужасов, никаких таких зверств, которыми пугал царский и советский агитпроп, французская армия в занятых ею странах не творила.
Проблема была, собственно, одна - династическая. Правящие в этих странах династии теряли власть, их место занимал Наполеон и его наместники, часто тоже с монаршими полномочиями. Главная “беда” была для участников антинаполеоновской коалиции именно в этом. Но было ли это бедой для русского крепостного холопа, которому Наполеон обещал отменить крепостное право? И то, что холоп брал дубину и шел в лес - защищать своего барина и царя - нельзя объяснить ничем, кроме как промытостью его мозгов и генетическим рабством, доставшимся ему от десятков поколений его рабских предков, от эпохи отмены Юрьева дня и розысков беглых даже на Дону и Кубани...
“Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли, или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего”. Это, собственно, квинтэссенция романа Толстого, квинтэссенция русской великодержавной пропаганды, рабской русской истории, и вообще всего... Под управлением царя Дмитрия I и польской короны они в свое время тоже не хотели быть, - до такой степени, что убили единственного за всю историю этой страны европейского, просвещенного, гуманного, демократичного монарха, сожгли и выстрелили его пеплом из пушки в сторону ненавистного Запада. Ненавистного нутряной, утробной, умом не объяснимой, животной ненавистью, впитанной с молоком матери. “Под управлением французов” они через 200 лет тоже быть не желали, хотя причину объяснить не могли. И пробовать не пробовали, и КАК это будет - еще не знали, но - НЕ ХОТЕЛИ ни пробовать, ни знать.
Самое поразительное - что вот это тупое упрямое невежество и отстаивание своего рабства, неприятие свободы даже на духовном уровне, не то что политическом - Толстой считает ДОСТОИНСТВОМ русского человека!.. Гнусное, позорное уродство песнопевцами-пропагандистами даже и такого уровня выставляется на всеобщее обозрение миру как доблесть и честь. Они искренне не понимают, что такого рода гордость и преданность - для нормального человека выглядит как гордость больного своим геморроем или проказой...
Сбылось - и в день Бородина
Вновь наши вторглись знамена
В проломы падшей вновь Варшавы;
И Польша, как бегущий полк,
Во прах бросает стяг кровавый -
И бунт раздавленный умолк
- это, между прочим, Пушкин. 1831-й год. “Бородинская годовщина”, так и называется стихотворение. И в эту годовщину, через 19 лет, русская шовинистическая общественность - и “демократическая”, и монархическая, не отличишь - торжественно праздновала “плен Варшавы”, кровавое подавление польского восстания 1830-31 годов. Как радуется “свободолюбец” Пушкин, сколько стихов он посвящает торжеству русских палачей над польской свободой!... Муравьев-вешатель, правда, все еще был впереди, ему оды писали уже другие, включая знатного русского “демократа” Некрасова. До убийства русскими польского президента Качиньского тоже еще было далеко, - но усомнится ли кто в прямой преемственности пушкинских восторгов 1831-го года с путинскими убийствами 2010-го?... И, похоже, за всю историю только один Гриневицкий от лица всей Польши и Беларуси (Литвы) отомстил ИМ всем так, как они заслуживали...
(И до того доходит это имперское паскудство, в плоть и кровь вошедшее вместе со всеми “победами”, что на одном из заключительных московских митингов “белой весны”, то бишь “кампании за честные выборы”, 5 марта на Пушке, выступавшая там русско-нацистская гнида по кличке “Тор” пафосно заявила, что, мол, в 1612 году “русский народ собрался и изгнал польских жуликов и воров из Кремля. А в 1812 году русский народ поднатужился и выгнал Бонапарта из Кремля, потому что жуликам и ворам там не место”. Это говорит “националист” той нации, сущность которой Карамзин еще в XVIII веке определял одним-единственным словом: “Воруют”!..)
Про Достоевского нечего и говорить. Гнусный, омерзительный похотливый старик-папаша и достойные сыновья - пьяница-буян, святоша-лицемер и “философ”, под конец сходящий с ума, - таковы дорогие сердцу автора и его истинно русских читателей персонажи “Братьев Карамазовых”. В мелком и пошлом детективе - папаша убит, и под подозрением все братья, которые отца ненавидели - раскрывается вся суть убогой и пьяной душонки “народа-богоносца”. Но нарочито грязным, гнусным, отвратительным, к тому же сыном убогой и умственно отсталой потаскухи - в романе сознательно выведен лакей, говорящий правду. Ту правду, что ненавистна и автору, и большинству его читателей. Даже фамилия дана ему специально такая выразительная, нарочито отталкивающая - Смердяков. Что же вложил автор в уста этого карикатурно-омерзительного персонажа?
“В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, отца нынешнему, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки-с.” Как будто нация, которая воевала на стороне своего рабства и своих крепостников-рабовладельцев - не “весьма глупая-с”. Кого хочет убедить в этом Достоевский, вкладывая правильные слова в уста ТАКОГО персонажа?..
“Я не только не желаю быть военным гусариком, Марья Кондратьевна, но желаю, напротив, уничтожения всех солдат-с”. Надо признать, что пожелание очень актуальное и справедливое, поскольку уже в XIX веке символом России и русской армии в мире стал казак с наколотым на штык младенцем, - польским, беларусским, черкесским или каким угодно еще. До тотальных зверств орды русских краснозвездных орков в захваченной ими Германии и Польше, до 2-х миллионов изнасилованных немецких и польских женщин оставалось еще 65 лет, до кровавого геноцида в Ичкерии - больше столетия...
“Я всю Россию ненавижу, Марья Кондратьевна”. И, ей-богу, есть за что!..
1612, 1812, 1945... Цепь позорных рабских “побед”, праздники защитников и пропагандистов “своего”, кондового рабства и холопства, правнуков тех, кто отстоял-таки свое рабство от западной свободы... И газа не жалко на капища “вечного огня”, и текстильная промышленность пускай работает на производство рулонов “георгиевских ленточек”, и тех, кто посмел себе дом построить на свободном участке, оказавшемся “национальной гордостью великороссов”, мы вышвырнем вон!... И не только “чужие”, европейцы, французы, немцы, шведы оказались здесь “врагами” и были “побеждены”, но и своих, отстаивавших свободу для своей страны, русские до сих пор считают “предателями”. Точнее, Власова считают “предателем” и грязно поносят, а о Воскобойнике и Каминском подавляющее большинство просто не слышало...
Так что, по совести говоря, Бородинское поле как раз лучше всего было бы застроить под дачи и частные дома. Использовать дорогую подмосковную землю по ее прямому назначению, так сказать, - вместо празднования на ней очередных позорных “побед” защитников своего исконного рабства над любыми попытками освобождения, реформирования, модернизации и вестернизации. Ибо наладить нормальную человеческую жизнь на 1/7 суши даже после падения нынешнего российского государства невозможно будет без того, чтобы снести все памятники всем “победам”, перечеркнуть всю прежнюю рабскую историю этого государства, вбить осиновый кол в его могилу - и начать жить с чистого листа...
“Сожжем Москву - спасем Россию!” - вот, пожалуй, и все, что крайне немногочисленные свободные люди в современной России, наследнице царской и советской тираний, могут взять себе из “бородинского” наследия 1812 года. Правда, непременно скорректировав знаменитым украинским анекдотом: “средство гарно, але цiль погана”...
