tapirr

Начало тут http://tapirr.livejournal.com/2102849.html


- Возьмем такой пример: православные родители воспитывают своих детей в определенной строгости, в определенных рамках. Они стараются приучить детей соблюдать пост, некоторые ограничения, не хотят, чтобы их дети попадали в какие-то плохие компании, вступали в связи, недостойные христианина и, таким образом, ограничивают их свободу. И что, ювенальный суд может расценить такое воспитание как насилие над ребенком, если ребенок придет к правозащитникам и пожалуется на своих родителей? Возможна ли такая ситуация?

А. Г. Кучерена: Тут есть опасность впасть в крайность осуждения любого принуждения детей со стороны родителей. Чем меньше ребенок, тем больше прав у родителей обеспечить жизнь ребенка и воспитывать его так, как они считают нужным. Но семья должна подчиняться законам той страны, где она живет и обязана обеспечить безопасность ребенка, как физическую, так и психическую, так и духовную.

Понятно, что для России традиционно Православие. Также, впрочем, для нас традиционно то, что мы называем русской литературой. Родители вправе знакомить ребенка со сказками Пушкина, его стихами и повестями. И это прекрасно. Так же родители вправе крестить детей и знакомить их со своей верой. Дело не в содержании, если мы говорим о том, что присуще русской культуре, а в форме приобщения. Если семья православная и в ней знают и любят русскую литературу, то она обязана познакомить детей с этим наследием, приобщить их к нему. Но, и это понятно всем, невозможно механически вложить в душу ребенка любовь к Пушкину, и тем более любовь к Богу. Если повзрослевший ребенок отвергнет и литературу, и веру, то это лишь будет говорить о педагогической неудаче родителей.

Невозможно жаловаться на то, что у тебя семья верующая или кто-то наизусть знает все стихи Лермонтова. Жаловаться можно тогда, когда есть насилие, то есть бесправное принуждение. Очень часто именно через насилие по отношению к подросткам родители "исправляют" свои педагогические ошибки. Если, понуждая ребенка к религиозным действиям, родители причиняют ему боль, как физическую, так и психическую, то почему бы ребенку не защитить себя? Хотя я искренне не понимаю, как через силу можно воспитывать православие?

О.В. Зыков: Скажу еще вот что. Жизненные, в том числе религиозные ценности, передаются в свободе через совместный опыт жизни и через диалог. Ценности нельзя навязать, их можно только свободно взять и пережить. Другого пути нет. Если ты воспитываешь своего ребенка через диалог, для тебя не составляет большого труда объяснить ему, что можно делать, а что нельзя. Безусловно, ребёнок все равно будет постоянно пытаться экспериментировать, но ты все равно будешь через диалог ему объяснять какие-то вещи, в том числе вещи традиционные для твоей семьи, для твоего уклада, и тем более для православной семьи. Ведь когда маленький человек понимает, зачем ему ограничивать себя и делать добро, он принимает эти ограничения и добро как свой личный свободный выбор, и конфликт снимается. Православие - это, прежде всего личный выбор любить Бога, общаться с Ним, это свобода принять известные нравственные законы.

Если мы рассматриваем ребенка как личность, то нужно убеждать его не через насилие, а через диалог. Поэтому, если мы исходим из той аксиомы, что православие - это свободный личный выбор человека, то никакой опасности для православной семьи быть не может.

- А можно ли вообще как-то квалифицировать по закону, уголовному или семейному кодексу, например, такой родительский запрет, как "не ешь мясо в пост".

А. Г. Кучерена: Нет, конечно, за это никак нельзя привлечь к ответственности. Уголовный кодекс (как и всякий другой) исходит из каких-то понятных норм, а нюансы определяют эксперты. В том числе эти эксперты могут быть православными людьми. Пусть они стремятся к этому! И пусть судьи будут православными, кто мешает православному человеку стать судьей? Еще раз скажу: ни судьи, ни социальные работники, ни эксперты - это не с луны какие-то существа, это - мы. А какие мы, так мы и будем развиваться и выстраивать отношения с собственными детьми.

- Расскажите, пожалуйста, поподробнее про опыт пилотных проектов, потому что о них мало кто знает. Многие слышали, что были пилотные проекты, что опыт был неуспешный или успешный, и все. А в подробности никто толком не вникает.

О.В. Зыков: Ко мне постоянно приходит множество справок, статей, в которых много примеров. То, что запомнилось из последнего. В казачьей станице Егорлык, недалеко от Ростова, организован экспериментальный ювенальный суд.

Например, был там такой случай. Ребята украли с предприятия металлолом, продали его и купили себе сладости. Их задержали. Судья предложил директору предприятия как потерпевшему и ребятам примириться. У них в суде есть специальная комната для примирения, где обвиняемый и потерпевший могут с глазу на глаз поговорить и прояснить все обстоятельства. Оказалось, мальчишки были уверены, что лом этот никому не нужен. Они и не считали, что воруют. Начальник предприятия и деньги за лом, и извинения принял. Сам стал извиняться. Действительно, лом был не очень нужен. Но это же государственный металл, директору за него отвечать приходится. Все закончилось примирением сторон.

Может ли ошибаться в "пилотном" регионе судья? Да, может, особенно сейчас, когда происходят первые какие-то шаги в этом направлении.

- А есть какая-то статистика, которая позволяет судить об успешности пилотных проектов?

А. Г. Кучерена: Есть статистика, которая говорит об уменьшении рецидива в регионах, где были запущены проекты. И это закономерно. Мысль простая: если с ребенком, который совершил первое правонарушение, начинают работать, пытаются понять, что надо изменить в нем и вокруг него, то часто он не возвращается к правонарушениям.

О.В. Зыков: Вот сегодняшняя ситуация. 70% судебных решений - условные наказания, которые не имеют реабилитационного содержания. То есть ребенка фактически провоцируют на повторное правонарушение. И поэтому в различных регионах у нас от 40 до 70% - это рецидивная преступность. То есть сегодняшняя система не работает.

В настоящее время ситуация развивается следующим образом. Ребенок совершил правонарушение в результате того, что так сложились его отношения с окружающим миром и с его внутренней позицией. Судья вынес решение по делу - с точки зрения ребенка: "погрозил пальцем". Ребенок воспринимает это как безнаказанность, он не понимает, что это судебная система, которая ему потом все кости перемелет, переломает, перерубит его личностные, нравственные кости. Он выходит на свободу в ту же среду и с теми же навыками, которые его уже заставили совершить первое правонарушение. Он почти обречен совершить повторное правонарушение. И чаще всего оно происходит - уже тяжкое. Второй суд - и он уже уходит в тюрьму. И это типичная ситуация.

Тюрьма никогда никого не исправляла. Даже самая лучшая. Потому что тюрьма - это ограничение свободы. Ограничение свободы не может помочь развиваться личности. В ограниченном пространстве не может человек делать позитивный выбор. Это ключевая философская проблема, которую мы должны понимать. Или мы исходим из идеи свободы выбора и создаем условия, чтобы человек делал позитивный выбор, или мы пытаемся его заставить, механически ограничить. Чем меньше людей находится в тюрьме, тем лучше для общества. Чем меньше людей проходят эту школу криминального мышления, тем меньше этого криминального мышления за пределами колючей проволоки. Потому что надо понимать, что тюрьмы находятся в том же ментальном пространстве, что и мы, и это криминальное мышление перетекает в общество.

Когда человек выходит из тюрьмы с единым способом выстраивания отношений - через насилие, он будет этот образ жизни переносить в окружающий мир. Тогда автоматически будет появляться все больше людей, которые будут мыслить этими криминальными категориями, причем, как правило, вовлекаются в этот ментальный диалог, прежде всего, люди молодые - незрелые. Когда они оказываются в ментальном пространстве человека более взрослого, с криминальным мышлением, они легко им подавляются. И так строится вся система отношений в обществе.

Поэтому, главная задача - сделать так, чтобы как можно меньше людей попало в тюрьму. Но это не предполагает безнаказанности. Наоборот. Мы говорим о том, что человек совершил правонарушение, и он должен быть наказан. Но это наказание должно иметь реабилитационное содержание. Этот человек должен одновременно восполнить тот ущерб, который он кому-то нанес, и, с другой стороны, он должен сделать нравственный вывод для себя - что можно изменить.

Вот исторические примеры, которые я видел в разных странах. Например, обычная ситуация, когда ребенок занимается бытовым телефонным терроризмом. Раздаются звонки в пожарную службу: "пожар!". Обычная ситуация. Я присутствовал на заседании ювенального суда по этому делу во Франции. И вот там судья присудил этому парню в течение двух недель чистить сапоги пожарных. Класс! С одной стороны, ребёнок в какой-то степени возместил тот ущерб, который нанёс, - он там работал. А с другой стороны, он каждый день видел, какой тяжкий труд у этих ребят-пожарных, он выстроил с ними эмоциональный контакт. Может быть, этот ребенок потом пожарным станет, проникнется той романтикой, которая там безусловно есть. Но это было наказание, которое имело внутреннее содержание, осмысление для ребенка в целом.

Потому что взрослый-то человек не способен из пустого наказания сделать для себя выводы - кроме раздражения оно ничего не вызывает, а ребенок-то тем более не может этого сделать. Должно быть такое умное, гибкое, даже педагогическое судебное решение, которое, с одной стороны, решает проблему ущерба, который нанес ребенок, а с другой стороны, воспитывает его. Но это очень сложная работа, ее может делать только специалист - ювенальный судья.

- Вот в последнее время мы часто слышим, что на западе с богатым опытом ювенальной юстиции дети постоянно берутся за оружие, где-то детей истязают. Как к этому как относиться? Плохо работает ювенальная юстиция?

А. Г. Кучерена: Никакая ювенальная юстиция не является гарантией, что у нас не будет негодяев. Негодяи были всегда и будут всегда. Когда мы говорим о совершенствовании судебной системы, мы говорим о минимизации потерь. Негодяи будут всегда, а общество должно создать механизмы минимизации потерь от жизнедеятельности негодяев. Кстати, еще раз повторяю, мы должны внимательно смотреть на мировой опыт и делать из него выводы.

О.В. Зыков: Нами выпущена книга, где анализируется различный опыт, в том числе, кстати, и ближнего зарубежья. Ювенальная юстиция сейчас развивается в Казахстане, в Узбекистане, в Монголии.

- Скажите, а не будет ли получаться так, что в судебном процессе судья будет заведомо на стороне ребенка? Будет заведомо защищать права ребенка, а не родителей?

А. Г. Кучерена: Может быть и такое. Это будет зависеть от судьи, как и обратная ситуация. Только слово "ювенальный" здесь ни при чем. И сегодняшний судья может так себя повести. Еще раз повторяю: каждый раз мы должны создавать определенные правовые и социальные условия решения конфликтов, а дальше все зависит от того, как судья будет это реализовывать. И если мы с самого начала будем стараться привить будущим специалистам, которые будут носить мантии, главную мысль, что правильный способ защиты прав ребенка - это сохранение его родной семьи, то судья будет также действовать, исходя именно из этого принципа.

- Много говорят о реабилитационных мероприятиях, которые будут включаться в эту систему. Расскажите, пожалуйста, о них поподробнее.

О.В. Зыков: Ну вот, например, такое наказание в истории с пожарными, которые я привел в пример. Наказания могут быть самыми неожиданными. Жизнь она вообще уникальна у каждого человека. И ситуация уникальна. И решение судебное, оно должно быть тоже всегда уникально, но при этом оно - судебное решение. У нас сегодня судебные решения - это способ наказания. Или наказания, связанного с лишением свободы, или наказания отложенного в виде условного наказания. Но в судебном решении сейчас нет индивидуальной программы реабилитации. А она должна быть.

- А как Вы представляете себе обучение судей, которые будут работать в ювенальных судах?

О.В. Зыков: Как и всех специалистов. Мы как раз этим занимаемся. Уже сейчас во многих вузах есть курсы, и даже целые факультеты, посвященные ювенальной юстиции. Есть преподаватели, которые уже сегодня преподают. В текущем году мы выпустим современный учебник, посвященный ювенальной юстиции, который пишет профессор Автономов.

Развитие общества должно способствовать появлению стандартов. В 2003 году нами был издан учебник по социальным технологиям, в котором отражены вопросы, как создавать общество на основе общественной инициативы. Это базовая ценность идеи гражданского общества - сделать так, чтобы люди сами научились решать свои собственные проблемы, а не пытались бы переложить свою ответственность на кого-то, а уж тем более не занимались бы "поиском врагов". Ведь когда люди начинают искать врага? Когда они сами не способны сделать что-нибудь позитивное, а им плохо. Позиция такова: "мне плохо, а я ничего делать не хочу, значит, я должен показать пальцем на кого-то, кто виноват в том, что мне плохо". И тогда возникает тема "поиска врага". А дальше все по всем известной схеме - врага надо уничтожить.

- С какого момента запускается "машина" ювенальной юстиции? Просто любой человек приходит в соответствующий орган и подает заявление? Например, сосед придет и скажет: "Я вот там слышал то-то и то-то"?.

А. Г. Кучерена: Да. И также это происходит сегодня. Ювенальная юстиция, закон сам по себе не меняет поведения человека, не меняет отношения внутри семьи, он создает правовые условия, которые позволяют оптимально решать ситуацию, когда конфликт зашел в такие крайние формы. Тем более что мы обсуждаем тему ювенальных, а не семейных судов. Мы говорим, прежде всего, о судах в отношении ребенка, который совершил правонарушение, хотя при этом я понимаю, что по мере развития суды будут рассматривать и ситуации, когда ребенок находится в опасности, когда правонарушение совершается против несовершеннолетнего. Ювенальный суд будет рассматривать ситуацию криминальную, или около криминальную, или потенциально криминальную. Он не будет разбирать семейные отношения, если там нет какого-то серьезного повода, чтобы беспокоиться о возможном криминале.

- Есть такая пословица, что не надо выносить сор из избы. Может ли быть такое, что ювенальная юстиция будет дискредитировать конкретно взятую семью в глазах общества? Правоохранительные органы будут проявлять к семье повышенное внимание, соседи будут шептаться, родители себя будут чувствовать неуютно и т.д. Не повредить ли это самой цели - воспитать, исправить ситуацию?

О.В. Зыков: Я думаю, здесь должна быть найдена та разумная граница, которую мы все - участники взаимоотношений должны будем выдерживать в деле с конкретной семьей. Это вопрос нашей нравственности или безнравственности. Это не вопрос писаных законов, это вопрос неписаных законов. От того, что мы напишем в федеральных законах, нравственные законы не будут меняться. Нравственные законы первичны. А законы писаные должны подкреплять ту нравственную систему отношений, которая уже есть в обществе. Будут стучать сосед на соседа? Так это и сегодня происходит. Будет ли ювенальная юстиция провоцировать людей к тому, чтобы стучать? Нет. Если у человека есть желание настучать, он и сегодня настучит. При этом сегодня непонятно, что из этого получится. А если будет специализированный суд, будет возможность более объективно рассмотреть такой "стук".

Кстати, я совершенно не исключаю ситуацию, когда такое "стучание" оправдано. Если сосед каждый день слышит, как над ребенком издеваются, то я не думаю, что он имеет нравственное право молчать и не обращать внимание на беззаконие. Другой вопрос, что я сам сделаю в таком случае, попытаюсь ли, например, сам пойти к соседу и с ним объясниться. В моей подъезде, например, есть пьянствующая мать, у нее ребенок, который страдал от маминой болезни. Я ходил к этой матери, пытался объясняться. Поскольку у меня есть детский приют, который я организовал, я, в конце концов, взял этого ребенка за руку и отвез в этот приют. Попытался сделать так, чтобы эта мать стала выздоравливать. Какое-то время она выздоравливала, потом перестала выздоравливать. Ребенок все равно оказался в интернате, тем не менее, он не потерял какого-то общения с матерью, но это общение было ограничено ее пьянством. Важно понять, что общение было ограничено не законом, а ее пьянством. При этом она в дальнейшем была ограничена в правах по закону, но в основе этого ограничения было асоциальное поведение матери, и не что иное. То есть каждый раз решение очень индивидуальное, но каждый раз, с моей точки зрения, вся система - и судебная, и любая другая - должна исходить из идеи сохранения родной семьи. Может ли быть другое решение? Могут ли ошибаться? Могут, все бывает.

- Противники ювенальной юстиции часто утверждают, что нельзя вообще каким-либо образом вмешиваться во внутрисемейные отношения, родители же лучше знают, как воспитывать своего ребенка. Если кто из них ударил своего ребенка, то, мол, это элемент воспитания и так далее. Как вы это прокомментируете?

О.В. Зыков: Идеальных отношений нет, и с собственными детьми тоже. Если ты ударил собственного ребенка, ты уверен в своей правоте, а потом ты ему умудрился объяснить, почему ты его ударил, то, наверно и такие взаимоотношения возможны. Но вот ситуации, когда ты его ударил и ничего не объяснил, приведут к тому, что твоя семья развалится, или ты воспитаешь садиста. Тогда не удивляйся, что когда этот ребенок станет взрослым, он тебя тоже ударит. Он просто с детства без всяких объяснений усвоит основанную на насилии систему отношений. Люди всегда воспроизводят те штампы поведения, которые усваивают в детстве, другого не дано. Тогда пусть такие родители не удивляются.

Многим людям для решения своих проблем необходимо обсудить свое поведение с третьим человеком - на исповеди, или в другой какой-то форме. А если человек скрывает от самого себя свой грех, отмахивается от него, значит, он не хочет решать проблему. И очень часто взрослый человек свою личностную, нравственную несостоятельность вымещает на собственном ребенке. Иногда это принимает совсем брутальные формы - просто приходит и избивает мать, жену, ребенка. И даже дело не в том, что он садист, а в том, что он таким образом решает свои проблемы, что вне семьи он чувствует себя ничтожеством, а в семье - богом. Это система психологической компенсации. И конечно, такой человек не хочет, чтобы кто-то еще обсуждал с ним его внутрисемейные отношения. Это не вопрос воспитания ребенка, это вопрос самокомпенсации собственной греховности и несостоятельности.

А. Г. Кучерена: Здесь суды и писаные законы ни при чем. Если ты грешен, если ты боишься, что твои взаимоотношения с собственным ребенком покажутся неприличными для всего остального общества, то да, ты тогда боишься ювенальной юстиции или чего-то еще. Но если ты считаешь, что твой метод воспитания оправдан, естественен, нормален, то что тогда скрывать?

- Семья должна строиться на отношениях любви, терпения, доверия, жертвенности. Когда дети и родители начнут выяснять свои отношения через суд, не разовьет ли это в них какое-то недоверие, нелюбовь?

А. Г. Кучерена: Просто не надо доводить до суда. Я думаю, что когда ребенок пошел подавать в суд на своих родителей - это очень запущенная ситуация. Значит, что-то очень плохое происходит в семье и очень долго. И каждый раз нужно индивидуально разбираться, что произошло.

О.В. Зыков: Ювенальная юстиция в своей сути несет идею терпения и терпимости, примирения и восстановления. Потому что уже в сегодняшних пилотных проектах почти автоматически стало развиваться восстановительное правосудие. У нас в законе есть технология примирения, но обычный суд ей не пользуется, потому что у него нет такой сверхзадачи. А ювенальный суд автоматически приходит к пониманию, что лучше всего примирить виновного и пострадавшего, а не только наказать за правонарушение. Дети вообще склонны примиряться. Но чтобы это использовать, нужно создать условия, в том числе и правовые, чтобы ребёнок понимал, что примириться лучше.

Я часто наблюдаю ситуации, когда возникает какой-то конфликт между детьми, который потом перерастает в конфликт между родителями. И смотришь, дети уже помирились давно, но родители не дают им мириться, потому что родители в отличие от детей не склонны примиряться. Взрослый человек все время будет тупо отстаивать свое право доминировать.

И с моей точки зрения, ювенальная юстиция способна привнести идею примирения вообще во всю судебную систему. И, по-моему, эта идея - восстановления и примирения, терпения и терпимости - вполне укладывается в христианскую нравственность.

- Последний вопрос. В СМИ обсуждалась позиция отстаивающая презумпцию виновности родителей. Как вы это прокомментируете.

А. Г. Кучерена: Это не имеет к ювенальной юстиции никакого отношения. Если детская специализация в нашей стране будет введена, то она так же, как и все законодательство, будет основана на презумпции невиновности. Это очевидно.

Возможно разве что вот какое понимание указанной позиции. Если есть ребенок и есть свидетельства, что он систематически подвергается насилию, то первым делом стоит спросить родителей о происходящем. К примеру, ребенок весь в синяках и ссадинах, и раны разной степени заживленности, то понятно, что он не просто "упал с велосипеда". Вполне можно спросить родителей. И спросить так, чтобы они доказали свою непричастность к насилию. И тогда цепочка может быть раскручена до выявления истинных виновных. Если же есть угроза жизни ребенка, например, опасные раны, и источник происходящего не ясен, то вполне возможно изъять ребенка в безопасное место до выяснения обстоятельств.

К. Борисова

пресс-служба Данилова монастыря

май 2009 г.