June 25th, 2005
12:08 am
Папа Бенедикт XVI является членом Мальтийского ордена
12:12 am
День Победы
По данным ВЦИОМ, свыше 85% россиян убеждены: ничего более значительного, чем победа в Великой Отечественной войне, в нашей истории не было. Но радоваться, по мнению социологов, тут нечему. Эти цифры свидетельствуют о кризисе "национальной идентичности". О том, что мы все-таки празднуем 9 мая и кто мы вообще такие - беседа с доктором философии Львом Гудковым
Пара фрагментов:
Почему оценка Победы как главного события в российской истории вас так тревожит?
Лев Гудков: Она тревожит меня не сама по себе, а в качестве симптома – в теснейшей связи с тем, что происходит вокруг нас. Победа – единственная позитивная точка в массовом сознании россиян. Чему же тут радоваться? В списке событий, которые, по мнению опрошенных, определили судьбу страны в ХХ веке, следующие за победой в Великой Отечественной места занимают соответственно: Октябрьская революция, авария на Чернобыльской АЭС, распад СССР, массовые репрессии 30-х, афганская война, Гражданская война, Первая мироваяѕ Нетрудно заметить явное преобладание негатива. Скажем, первые многопартийные выборы в декабре 1993 года отметили только 3%, да и то сразу по их проведении. Сейчас об этом мало кто помнит. Точно так же наше сознание не удерживает ничего содержательного и из дореволюционной истории. Там вообще пустота. О чем это говорит? О том, что советская пропаганда, утверждавшая, что вся русская история – не более чем подготовительный этап для возникновения СССР, сработала прекрасно.
Теперь несколько слов собственно о негативе – всех этих авариях, репрессиях, распадах и войнах. Хотим мы того или нет, но история России оказалась лишенной связи с частными интересами людей, а значит, и лишенной смысла. Она либо предстает в виде набора ничем не предопределенных, почти библейских бедствий, либо упорядочивается по модели индивидуального произвола: как решили отцы нации, так и вышло.
- Простите, но Победа тут при чем?
Л.Г.: А при том, что ее культ лишь закрепляет внеиндивидуальное измерение истории, где от воли частных, никак не связанных с властью лиц ничего не зависит. Он закрепляет также монополию государства на некие идеальные ценности, выходящие за пределы повседневного ряда. То есть если человек чтит каких-то своих приватных кумиров, то это с его стороны эгоизм или, хуже того, отщепенство. И наконец, самое тревожное: чрезмерный культ Победы отбрасывает общество назад.
Пара фрагментов:
Почему оценка Победы как главного события в российской истории вас так тревожит?
Лев Гудков: Она тревожит меня не сама по себе, а в качестве симптома – в теснейшей связи с тем, что происходит вокруг нас. Победа – единственная позитивная точка в массовом сознании россиян. Чему же тут радоваться? В списке событий, которые, по мнению опрошенных, определили судьбу страны в ХХ веке, следующие за победой в Великой Отечественной места занимают соответственно: Октябрьская революция, авария на Чернобыльской АЭС, распад СССР, массовые репрессии 30-х, афганская война, Гражданская война, Первая мироваяѕ Нетрудно заметить явное преобладание негатива. Скажем, первые многопартийные выборы в декабре 1993 года отметили только 3%, да и то сразу по их проведении. Сейчас об этом мало кто помнит. Точно так же наше сознание не удерживает ничего содержательного и из дореволюционной истории. Там вообще пустота. О чем это говорит? О том, что советская пропаганда, утверждавшая, что вся русская история – не более чем подготовительный этап для возникновения СССР, сработала прекрасно.
Теперь несколько слов собственно о негативе – всех этих авариях, репрессиях, распадах и войнах. Хотим мы того или нет, но история России оказалась лишенной связи с частными интересами людей, а значит, и лишенной смысла. Она либо предстает в виде набора ничем не предопределенных, почти библейских бедствий, либо упорядочивается по модели индивидуального произвола: как решили отцы нации, так и вышло.
- Простите, но Победа тут при чем?
Л.Г.: А при том, что ее культ лишь закрепляет внеиндивидуальное измерение истории, где от воли частных, никак не связанных с властью лиц ничего не зависит. Он закрепляет также монополию государства на некие идеальные ценности, выходящие за пределы повседневного ряда. То есть если человек чтит каких-то своих приватных кумиров, то это с его стороны эгоизм или, хуже того, отщепенство. И наконец, самое тревожное: чрезмерный культ Победы отбрасывает общество назад.
12:14 am
9 мая
Ещё фрагмент:
"9 Мая закрепляет, помимо всего прочего, еще и особый тип личности, сложившийся в советские годы...
- Что же это за тип?
Л.Г.: Точного определения, наверное, не существует, но можно перечислить основные его черты. Начну несколько издалека. Как ни странно это прозвучит, но предпосылки нынешнего культа Победы возникли еще до войны, в 30-е годы. Именно тогда сталинский режим открестился от всяческой революционности и занялся возрождением имперской идеи. Вместе с тем в СССР стала складываться структура так называемого мобилизационного общества, то есть общества, всегда готового к войне с неким противником. Идея тотального противостояния переносилась на все и вся. Вспомните фразеологию тех лет – сплошные фронты: аграрный, промышленный, культурный. И сплошные битвы – за тот же урожай, к примеру. Все это служило выработке особой, мобилизационной системы ценностей. По нашим замерам, на вопрос: «В какие времена русский человек наиболее полно проявляет свои качества?» – большинство (те же 70-80%) отвечает: в трудные времена. Хорошо, конечно, что мы герои, но если серьезно, все это свидетельствует в первую очередь о презрении к обычной, повседневной жизни, которой живут все люди, но в которой русский человек почему-то совершенно лишается не только позитивных, а вообще всяких качеств.
- В своей статье «Комплекс жертвы» вы пишете, что, согласно опросам, около 60% россиян позиционируют себя как «простых», «открытых», «искренних» в противовес замкнутому и лицемерному Западу. Но простота и открытость – не просто бескачественные характеристики, в них заметно отсутствие даже установки на автономность.
Л.Г.: А вы вдумайтесь, что значит «простой» и «открытый»? С одной стороны, прозрачный и понятный для тебя, такой же, как ты. С другой, что не менее важно, – прошедший через какие-то беды, лишения и затем уже, вроде как поумнев, ставший простым и открытым. Человек, с которым можно пойти в разведку. Налицо героико-аскетический комплекс, неявная апелляция к пограничным ситуациям, где ты должен доказать свою верность истинным идеалам, а по сути – государству, поскольку в мобилизационном обществе именно оно обладает монополией на них.
- И отсюда все эти «пацаны», «братки», «батяни», «настоящие мужики»?
Л.Г.: Конечно. Причем подразумевается, что таким вот бывалым парням, знающим, почем фунт лиха, в обычной жизни незачем вести себя даже попросту прилично. В нормальных условиях они превращаются в некие абсолютно бескачественные сущности, и обращаться к ним смысла не имеет, по крайней мере до тех пор пока не нужно будет идти в разведку. Но оценивать человека с точки зрения неких предельных ситуаций – извращение. «Простота», «открытость», «искренность» – все это и составляет, как говорим мы, социологи, структуру негативной идентичности.
- А если чуть попроще?
Л.Г.: Попроще? Наверное, только перефразируя Декарта: «Я ненавижу, следовательно, существую». И нет ничего удивительного в том, что наряду с увеличением значимости Победы отмечается рост неприязни к инородцам, антиамериканских настроений, причем за последние два-три года – почти в полтора раза. Скажу больше: вне категории «врага» в массовом сознании вообще не происходит никакой самоидентификации... "
"9 Мая закрепляет, помимо всего прочего, еще и особый тип личности, сложившийся в советские годы...
- Что же это за тип?
Л.Г.: Точного определения, наверное, не существует, но можно перечислить основные его черты. Начну несколько издалека. Как ни странно это прозвучит, но предпосылки нынешнего культа Победы возникли еще до войны, в 30-е годы. Именно тогда сталинский режим открестился от всяческой революционности и занялся возрождением имперской идеи. Вместе с тем в СССР стала складываться структура так называемого мобилизационного общества, то есть общества, всегда готового к войне с неким противником. Идея тотального противостояния переносилась на все и вся. Вспомните фразеологию тех лет – сплошные фронты: аграрный, промышленный, культурный. И сплошные битвы – за тот же урожай, к примеру. Все это служило выработке особой, мобилизационной системы ценностей. По нашим замерам, на вопрос: «В какие времена русский человек наиболее полно проявляет свои качества?» – большинство (те же 70-80%) отвечает: в трудные времена. Хорошо, конечно, что мы герои, но если серьезно, все это свидетельствует в первую очередь о презрении к обычной, повседневной жизни, которой живут все люди, но в которой русский человек почему-то совершенно лишается не только позитивных, а вообще всяких качеств.
- В своей статье «Комплекс жертвы» вы пишете, что, согласно опросам, около 60% россиян позиционируют себя как «простых», «открытых», «искренних» в противовес замкнутому и лицемерному Западу. Но простота и открытость – не просто бескачественные характеристики, в них заметно отсутствие даже установки на автономность.
Л.Г.: А вы вдумайтесь, что значит «простой» и «открытый»? С одной стороны, прозрачный и понятный для тебя, такой же, как ты. С другой, что не менее важно, – прошедший через какие-то беды, лишения и затем уже, вроде как поумнев, ставший простым и открытым. Человек, с которым можно пойти в разведку. Налицо героико-аскетический комплекс, неявная апелляция к пограничным ситуациям, где ты должен доказать свою верность истинным идеалам, а по сути – государству, поскольку в мобилизационном обществе именно оно обладает монополией на них.
- И отсюда все эти «пацаны», «братки», «батяни», «настоящие мужики»?
Л.Г.: Конечно. Причем подразумевается, что таким вот бывалым парням, знающим, почем фунт лиха, в обычной жизни незачем вести себя даже попросту прилично. В нормальных условиях они превращаются в некие абсолютно бескачественные сущности, и обращаться к ним смысла не имеет, по крайней мере до тех пор пока не нужно будет идти в разведку. Но оценивать человека с точки зрения неких предельных ситуаций – извращение. «Простота», «открытость», «искренность» – все это и составляет, как говорим мы, социологи, структуру негативной идентичности.
- А если чуть попроще?
Л.Г.: Попроще? Наверное, только перефразируя Декарта: «Я ненавижу, следовательно, существую». И нет ничего удивительного в том, что наряду с увеличением значимости Победы отмечается рост неприязни к инородцам, антиамериканских настроений, причем за последние два-три года – почти в полтора раза. Скажу больше: вне категории «врага» в массовом сознании вообще не происходит никакой самоидентификации... "
12:16 am
Лев Гудков
И последний фрагмент интервью доктора философии Льва Гудкова
"В обществе, где война стала тематическим принципом культуры, ничего конструктивного просто и не может быть. В таких условиях другой – чаще всего враг. Его либо боятся, либо – в случае, когда враг повержен, – глумятся над ним. Опросы показывают: базового доверия к действительности у нашего человека нет, он не верит даже самым близким людям – чего уж говорить о публичных социальных институтах вроде армии, милиции или суда, которые ничем иным, кроме как систематическим унижением своих сограждан, никогда не занимались.
Однако травма такого унижения может быть только ослаблена, но не изжита, поскольку когда это унижение захватывает всех членов в группе и становится обязательным, даже ритуальным (дедовщина, к примеру), возникает некоторое подобие справедливости, готовность это поддержать, более того – навязать другому. Показательно, что жертва и насильник различаются лишь фазой цикла насилия, а не по существу. Все это снимает с людей чувство ответственности, упреждая чувство вины привычной установкой «все гады».
О каком тут взаимном уважении говорить?
А между тем именно специфический статус другого как возможного партнера и лег в основу всех без исключения институтов гражданского общества, которого у нас никогда не было и которое мы вот уже почти пятнадцать лет безуспешно пытаемся построить."
"В обществе, где война стала тематическим принципом культуры, ничего конструктивного просто и не может быть. В таких условиях другой – чаще всего враг. Его либо боятся, либо – в случае, когда враг повержен, – глумятся над ним. Опросы показывают: базового доверия к действительности у нашего человека нет, он не верит даже самым близким людям – чего уж говорить о публичных социальных институтах вроде армии, милиции или суда, которые ничем иным, кроме как систематическим унижением своих сограждан, никогда не занимались.
Однако травма такого унижения может быть только ослаблена, но не изжита, поскольку когда это унижение захватывает всех членов в группе и становится обязательным, даже ритуальным (дедовщина, к примеру), возникает некоторое подобие справедливости, готовность это поддержать, более того – навязать другому. Показательно, что жертва и насильник различаются лишь фазой цикла насилия, а не по существу. Все это снимает с людей чувство ответственности, упреждая чувство вины привычной установкой «все гады».
О каком тут взаимном уважении говорить?
А между тем именно специфический статус другого как возможного партнера и лег в основу всех без исключения институтов гражданского общества, которого у нас никогда не было и которое мы вот уже почти пятнадцать лет безуспешно пытаемся построить."
03:58 am
интервью явлинского
<…>- Как вам кажется, процесс распада обратимый или уже нет?
- Я не знаю, где пролегает точка невозврата. Я не знаю, в реанимации мы или в морге?
Сказано в Библии, что накажут. Ведь не раскаялись же. Почему ничего не получается? Потому что не раскаялись. Сами себя уничтожали, травили, убивали, мордовали, издевались, лгали, что только ни вытворяли, - а не раскаялись. Ещё и гордимся: «Вот мы, мол, какие». Не раскаялись,- значит, всё.
- Но покаяние – это же значит обратимый процесс…
- Да, но как к нему прийти? Ведь не приходим же, и признаков никаких. Ни на шаг не приблизились. Если уж совсем строго говорить, не важно, что происходит с нашей демократией. Важно, что к себе люди не пришли, не раскаялись. Вот чего не случилось за 15 лет! А не то, что демократию не построили. Как её построишь, если не раскаялись? И желания нет. А нужно желать. Говорят, прощают, если хочется. Если ты по-настоящему захотел, то и раскаялся в эту же самую секунду. Если ты веришь, что хочешь раскаяться, это и есть тот самый поворотный момент. Так ведь не захотели же. Сейчас Иосифу Виссарионовичу цветочки приносим, Феликса Эдмундовича поставим на пьедестал в Подмосковье. Вот же в чем дело! Это если говорить о политике…
- Так может быть наша с нами миссия, как верующих людей, способствовать покаянию России?..
- Ну, конечно. Но кто знает как? Если каждый на своем месте будет честно всё делать, то тем самым и будет способствовать покаянию. А то кричали: «В чем каяться? Хватит себя критиковать! Хватит! Хватит себя поливать грязью». Не надо себя поливать грязью. Надо один раз сказать, что не правильно было убивать людей за то, что они думают по-другому, не правильно было составлять списки, что в таком-то районе столько-то отправить в лагерь, столько-то расстрелять – просто списки, без фамилий. Ведь надо же сказать, что мы не являемся правопреемниками всего этого. А мы еще и гимн, и символику себе вернули. В контексте нашего разговора - это очень серьезно. А сколько религиозных течений, которые на этом стоят? Церковь не раскаялась…
- Для политика-мужчины быть верующим – это проявлять слабость или силу?
- Это все равно, что сказать, пить воду, дышать воздухом – это слабость или сила!
***
- В Библии есть такое место, где сказано было: уходите отсюда и не оглядывайтесь, а Я накажу грешников за все, что они вытворяли.
- И жена Лота оглянулась…
- …И превратилась в соляной столб. Это не о покое, но это очень важно. Когда мера будет абсолютно перейдена, переполнена, я пойму, что это уже все. Тогда нужно будет идти не оглядываясь. Я об этом сейчас очень часто думаю. Надо же понять, что оставляешь? Надо понять, что такое оглянуться? А что значит не оглянуться? И куда идешь? И что оставляешь? И имеешь ли право? И сказано ли тебе уже: оставить и не оглядываться? И сможешь ли не оглянуться? Оглянулся, - значит, сам часть того? А какая часть?
Полностью интервью Г.А.Явлинского
http://www.yavlinsky.ru/theme_of_day/in
Увы, в морге, дорогой Г.А.!
Но пусть мёртвые хоронят своих...,
а наше Отечество - на небесах.
- Я не знаю, где пролегает точка невозврата. Я не знаю, в реанимации мы или в морге?
Сказано в Библии, что накажут. Ведь не раскаялись же. Почему ничего не получается? Потому что не раскаялись. Сами себя уничтожали, травили, убивали, мордовали, издевались, лгали, что только ни вытворяли, - а не раскаялись. Ещё и гордимся: «Вот мы, мол, какие». Не раскаялись,- значит, всё.
- Но покаяние – это же значит обратимый процесс…
- Да, но как к нему прийти? Ведь не приходим же, и признаков никаких. Ни на шаг не приблизились. Если уж совсем строго говорить, не важно, что происходит с нашей демократией. Важно, что к себе люди не пришли, не раскаялись. Вот чего не случилось за 15 лет! А не то, что демократию не построили. Как её построишь, если не раскаялись? И желания нет. А нужно желать. Говорят, прощают, если хочется. Если ты по-настоящему захотел, то и раскаялся в эту же самую секунду. Если ты веришь, что хочешь раскаяться, это и есть тот самый поворотный момент. Так ведь не захотели же. Сейчас Иосифу Виссарионовичу цветочки приносим, Феликса Эдмундовича поставим на пьедестал в Подмосковье. Вот же в чем дело! Это если говорить о политике…
- Так может быть наша с нами миссия, как верующих людей, способствовать покаянию России?..
- Ну, конечно. Но кто знает как? Если каждый на своем месте будет честно всё делать, то тем самым и будет способствовать покаянию. А то кричали: «В чем каяться? Хватит себя критиковать! Хватит! Хватит себя поливать грязью». Не надо себя поливать грязью. Надо один раз сказать, что не правильно было убивать людей за то, что они думают по-другому, не правильно было составлять списки, что в таком-то районе столько-то отправить в лагерь, столько-то расстрелять – просто списки, без фамилий. Ведь надо же сказать, что мы не являемся правопреемниками всего этого. А мы еще и гимн, и символику себе вернули. В контексте нашего разговора - это очень серьезно. А сколько религиозных течений, которые на этом стоят? Церковь не раскаялась…
- Для политика-мужчины быть верующим – это проявлять слабость или силу?
- Это все равно, что сказать, пить воду, дышать воздухом – это слабость или сила!
***
- В Библии есть такое место, где сказано было: уходите отсюда и не оглядывайтесь, а Я накажу грешников за все, что они вытворяли.
- И жена Лота оглянулась…
- …И превратилась в соляной столб. Это не о покое, но это очень важно. Когда мера будет абсолютно перейдена, переполнена, я пойму, что это уже все. Тогда нужно будет идти не оглядываясь. Я об этом сейчас очень часто думаю. Надо же понять, что оставляешь? Надо понять, что такое оглянуться? А что значит не оглянуться? И куда идешь? И что оставляешь? И имеешь ли право? И сказано ли тебе уже: оставить и не оглядываться? И сможешь ли не оглянуться? Оглянулся, - значит, сам часть того? А какая часть?
Полностью интервью Г.А.Явлинского
http://www.yavlinsky.ru/theme_of_day/in
Увы, в морге, дорогой Г.А.!
Но пусть мёртвые хоронят своих...,
а наше Отечество - на небесах.
04:02 am
интервью явлинского
и ещё одно место из интервью Г.А.Явлинского:
"Во второй половине 20 века христианство было выражено, как мне кажется, через всеобщую декларацию прав человека. Некоторые страны так построили свои государственные институты, что главной задачей этих институтов является
реализация принципа свободы. Человеческая жизнь – самая высокая ценность,
человеческое достоинство неотъемлемо от человеческой жизни, все люди
рождаются равными и свободными, - если все эти принципы в центре общественного и государственного устройства, то нет противоречий ни в одном
государственном институте…"
"Во второй половине 20 века христианство было выражено, как мне кажется, через всеобщую декларацию прав человека. Некоторые страны так построили свои государственные институты, что главной задачей этих институтов является
реализация принципа свободы. Человеческая жизнь – самая высокая ценность,
человеческое достоинство неотъемлемо от человеческой жизни, все люди
рождаются равными и свободными, - если все эти принципы в центре общественного и государственного устройства, то нет противоречий ни в одном
государственном институте…"
Очень важно
понимать, что всё то, что в
европейской жизни строится на основе перечисленных ценностей, выросло
из Евангелия. На протяжении многих веков происходил рост, дозревание до
понимания того, как можно Евангелие
воплощать в социальной жизни, и вот только сейчас Запад к этому немного
приблизился.
Когда приблизимся мы? Для этого
надо, по крайней мере начать приближаться… Давайте начнём сегодня.
![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo-lj.gif)
