tapirr

Главное, знать, кого винить за террористические акты.

У этих людей есть фамилии, имена, отчества, должности и счета в банке.

http://free-russia.net/2010/03/29/dva-terrakta-v-moskovskom-metro/

Скажем, Сортирный, уничтоживший десятки (если не сотни) тысяч чеченцев. Он окружён головорезами, поэтому взрывают не его, а нас, простых людей.

Впрочем, не голосовало ли  большинство этих простых людей за него? Да, делало это. А каждое действие несёт в себе свои последствия.  И падают эти последствия не только на виноватых, но и на всех. В этом  проявляется связанность нас всех. Общая судьба.

Персонаж, называющий себя демоном Ада, пишет в LJ:

"9 дней назад случилась нечаянная радость. Отметили, все дела, много слёз радости. Но Политковская продолжает жить и каждый день, три-четыре раза мёртвая бабушка смотрит на меня. http://tapirr.livejournal.com/409741.html - вы знаете, что делать. Либеральная мразь (это я) забанила меня  у себя, ответьте ей за меня, за всех, за мёртвых чеченских гранатомётчиков, намотанных на русские гусеницы танков и БМП. 

Всё очень серьёзно, ибо смерть бабушки приследует меня на улице, в ЖЖ и везде.

Слава роду, смерть уродам!"



А у меня в Гостевой оставлен отзыв:

"Было очень здорово когда я на вашем сайте нашла возможность скачать книгу Анны Политковской "Вторая Чеченская". Если появится возможность, выложите "Путинскую Россию". (Никто не знает, есть в Сети?)
Нигде не могу найти, ни купить, ни скачать... Ввиду последних печальных событий нужно бы дать людям возможность ознакомиться с ее злободневным творчеством. Что бы те, кто читал ее публикации, ужаснулись еще раз тому что происходит в стране, а те, кто не читал - прозрели и увидели неофициальную точку зрения.
Мы скорбим по стране.
Мы скорбим по Анне Политковской.
Мы не забудем её."

Всем спасибо за внимание.

Продолжение ВОТ ЭТОГО

Итак, предыдущий фрагмент заканчивается так:

( Read more... )

Картинка третья: ожидание ареста

Крепкий 50-летний горец Ваха из селения Товзени — сейчас общественник, а ранее работал в органах госбе­зопасности и также учителем местной школы. Теперь он на добровольных началах собирает сведения о зверствах российских войск и поэтому ждет ареста и своей «ямы» каждую ночь.

Ваха знает ответ на вопрос, не полученный у полков­ника. И рассказывает любопытнейшие истории о крат­ковременном пребывании в их селе Басаева с его брига­дой. Как все жители тогда надеялись, что Басаева нако­нец-то обязательно арестуют. Басаев был истощен, как и все его бойцы, и надо было только захотеть... Но вой­ска, до того стоявшие плотным кольцом вокруг села, неожиданно отвели прочь — ровно на время пребыва­ния Басаева.

И он ушел. Хотите — верьте, хотите — нет... Но зато, как только бандиты ушли дальше в горы, военные стали хватать и истязать тех сельчан, которые не имели ника­кого отношения к бандформированиям, оставляя на сво­боде тех, кто действительно замешан в крови... В селе-то ведь все про всех знают.

отсюда

Комментировать отвод войск надо? Или и так всё понятно?

Между тем, поскольку с Народа долго грузится, я разместил книгу целиком на более быстром сайте в зоне com. Прошу вас:

скачать книгу полностью: 

в формате htm
в формате doc

А.Политковская:

—Босяк ты, Сашка! Ну, босяк... — мило воркует-приговаривает Вика, пытаясь куда-то дотянуться своей выкрученной рукой. Сзади — темный проем, напоминающий открытый холодильник.

Наконец нащупала то, что хотела, и тянется к Сашке-босяку:

—Вот тебе расческа. Все-таки мы должны как люди... Пригладь локоны.

Мы виделись накануне вечером. За прошедшую ночь в их окошке — еще два пулевых «ранения». Впрочем, оба не обращают никакого внимания на эти предательские дырки: место действия — Грозный. Это значит, люди тут живут ко всему привычные.

( Read more... )

Саша и Вика — инвалиды первой группы. С детства. В десять лет Вику сбил мотоцикл, и все, что с ней сейчас, — последствия тяжелейшей черепно-мозговой травмы. А Саша просто родился таким. Их опорно-двигательные аппараты на пару бастуют. Бывают, конечно, светлые дни — особенно у Вики, которая еще кое-как передвигается. Но большую часть долгих месяцев оба проводят на площади в два с половиной квадратных метра, на кухоньке в уцелевшем первом этаже их «пятиэтажки» (наверху — сгоревшие и разбомбленные квартиры), сидя за столом, стоящим у окна, через которое пролетают пули.

( Read more... )

Ведь как все получилось, как мы познакомились? Я шла по грозненской улице, где спасу нет от руин, пожарищ и воронок. Настроение было поганое. О чем думаешь в таком интерьере? О «зачистках» и минах, о типах примененного оружия, об оторванных конечностях, о людях с безумными взглядами... А тебе вдруг: «У нас тут хорошие стихи пишут! Давайте отведем — послушаете». И ведут в очередную грозненскую преисподнюю, где жизнь, с позиций тривиального мироощущения, даже не подразумевается, — и, пожалуйста, получаешь: «Плакать — просто. Труднее — выстоять». И тут же следует доказательство жизни, проживаемой по стихам.

— Вика не плакала в самые беспросветные бомбежки. Она кричала: «Я не выдержу!» Пока кричала, я знал, что выдержит, — подтверждает Сашка.

( Read more... )

Мне стыдно плакать в их присутствии. И я не плачу. И не знаю, как выразить свои чувства, — все мелко по сравнению с их жизнью. Как на этой грозненской кухне — бутафорское: плита, холодильник, краны... Все, кроме чувств. А на московских кухнях сегодня все настоящее: плита, газ, вода из крана — и горячая, и холодная. Все. Кроме чувств. Они — точно бутафорские. Слишком сытно едим — для страны, в которой так долго идет война.

( Read more... )

Из книги "Вторая чеченская"

Меня просили разместить книгу - всю в одном файле. Выкладываю:


Книга целиком (в формате html)

Книга целиком (в формате doc):

Политковская . Из книги "Вторая чеченская"

( Read more... )

Так и добираемся до главного — командир показыва­ет ямы, куда после «зачисток» швыряют чеченцев. Пол­ковник заботлив: он придерживает под локоток, чтобы я не свалилась по грязи на шестиметровую глубину. Яма выглядит точно так, как ее описывали многочисленные сидевшие в ней люди. Примерно три на три метра, в неразличимую преисподнюю вьется веревка — по ней положено выбираться на допросы. Несмотря на мороз, от ямы несет специфически. Тут так заведено: чеченцы должны оправляться себе под ноги. И продолжать круг­лосуточно стоять на той же земле. Хочешь — сидеть.

( Read more... )

скачать книгу можно отсюда

МАХКЕТИНСКИЙ КОНЦЛАГЕРЬ С КОММЕРЧЕСКИМ УКЛОНОМ

из книги "Вторая Чеченская"

Мне принесли коллективное письмо 90 семей, прожива­ющих в нескольких селениях Веденского района — Махкеты, Тоезени, Сельментаузен, Хоттуни. Несколько сотен человек умоляли содействовать их скорейшему перевозу за пределы Чечни. Причины: постоянный голод, нестерпимый холод, отсутствие врачей, какой-либо связи с миром. И осо­бой статьей — жестокие карательные акции, совершае­мые военнослужащими, расквартированными на окраине селения Хоттуни. Факты казались фантастичными. Ко­мандировка началась 18 февраля 2001 года.

Десятки жутких рассказов, измученные лица людей, ис­пытавших на себе пытки и изощренные измывательства военных, когда от ужаса того, что тебе надо записывать,  останавливается рука, фиксирующая все в блокноте.. И вдруг — те же самые рассказы, но только уже с тобой. Ожившие картинки в доказательство услышанного. И это уже тебе орут: «Стоять! Вперед!» И фээсбэшник в сопливом возрасте старшего лейтенанта уже тебе — а не тво­ему недавнему рассказчику, — улыбаясь гадливым ртом своь профессиональных предков из 37-го года, шепчет:

«Боевичка... Ты пришла от Басаева... Расстрелять тебя мало... Слишком много моргаешь, значит, врешь...»


Картинка первая: пытки током

  Розита из селения Товзени еле шевелит губами. Глаза ее, как бы преодолев естественное предназначение, ос­тановились и глядят куда-то внутрь. Розите пока трудно ходить — болят ноги и почки. Месяц назад Розите пришлось пройти через фильтрационный лагерь — она так это называет. За то, что «приютила в доме боевиков». Именно так ей кричали военные.

Розите уже немало лет. У нее много детей и несколько внуков. Младшая, трехлетняя, ранее не говорившая по-русски, но видевшая, как волокли по полу ее бабушку, теперь постоянно кричит: «Ложись! На пол!» Розиту за­брали из дома на рассвете, когда все спали, окружив дом и не дав толком собраться. И бросили в яму на тер­ритории военной части.

— Толкали? Пинали?

— Да, как обычно у нас.

Поджав ноги, Розита просидела в яме на земляном полу 12 суток. Солдат, который охранял яму, как-то но­чью сжалился — бросил кусок паласа.

— Я подложила под себя. Солдат — он же человек, — шевелит губами Розита.

«Её» яма была неглубокая. Метр двадцать, не больше. Без крыши, но распрямиться невозможно: сверху поло­жены бревна. Так что 12 суток — на корточках или сидя на том паласе. И это зимой! За все это время Розите так и не предъявили никакого обвинения, хотя трижды води­ли на допросы. Молодые офицеры, годящиеся ей в сы­новья и представившиеся сотрудниками ФСБ, надевали Розите «детские варежки на резинке»: на пальцы одной руки — один конец оголенных проводов, на пальцы дру­гой — их другой конец. А сами провода перекинуты через шею, сзади.

— Да, я очень кричала, когда ток пускали. Но все остальное вытерпела молча. Боялась еще больше их раз­дразнить.

Фээсбэшники приговаривали: «Плохо танцуешь. Под­бавить надо», — именуя «танцами» конвульсии Розитиного тела. И подбавляли.

— А что они хотели?

— Они ничего не спрашивали.

Тем временем родственники Розиты через посредни­ков получили от тех же офицеров задание: искать деньги на выкуп. Им объяснили: надо спешить — Розита плохо переносит яму, может не выдержать. Сначала военные запросили сумму, о которой сельчане (деньги на выкуп тут теперь принято собирать всем миром) сказали так: даже если продать все село, все равно не расплатиться. Военные, на удивление, оказались сговорчивыми и сни­зили сумму в десяток раз. Деньги привезли, и Розита, еле переставляя ноги, грязная и немытая, вышла на сво­боду, к полковому КПП. И упала на руки детям.

Самое время подвести промежуточную черту: на тер­ритории военной части, расположенной на окраине се­ления Хоттуни Веденского района, где дислоцируются 45-й воздушно-десантный и 119-й парашютно-десант­ный полки Министерства обороны, а также подразделе­ния МВД, Минюста и ФСБ, существует концентраци­онный лагерь. С коммерческим уклоном.

отсюда

скачать книгу

Из книги А.Политковской "Вторая Чеченская"

Молодой хромоногий доктор Султан Хаджиев, заве­дующий гнойно-септическим отделением 9-й городской грозненской больницы, перекидывает всю тяжесть свое­го израненного тела на палочку и откидывает одеяло на дальней скрипучей койке у окна в палате № 1. Одеяло скрывало тело Айшат Сулеймановой, 62-летней грозненки с улицы Ханкальской.


Грозный. Сентябрь 2001 года. Опять — 9-я городская больница. Гнойно-септическое отде­ление. Айшат — бабушка, расстреленная сол­датом за то, что не дала ему пива. При этом солдат применил разрывные пули со смещенным центром, запрещенные международными кон­венциями как бесчеловечные. Айшат выжила чудом, перенеся несколько операций. Ее 86-лет­ний муж погиб.

У Айшат в глазах полное равнодушие к миру, а на её оголенное тело смотреть выше сил: женщина выпотро­шена, как курица. Хирурги разрезали ее выше груди и по самый пах. Послеоперационные линии — не прямые, а разветвляются, как генеалогическое древо. Кое-где швы разошлись, не желая срастаться, и ты видишь выверну­тые наизнанку раны. Медсестра втыкает в них длинные марлевые полоски, будто там пустые глубокие дыры, а Айшат даже не плачет.

— Я ничего не чувствую. — Она двигает серыми губа­ми, но движения губ — не в такт словам, будто идет иностранное кино, и актеры, озвучивающие перевод, де­лают это очень плохо.

За две недели до нашего разговора молодой парниш­ка в форме российского военнослужащего посадил Ай­шат перед собой на кровать в ее собственном доме и вкатил ей в тело пять пуль класса 5,45 мм. Тех самых, которые запрещены к применению всеми возможными международными конвенциями как бесчеловечные — это пули со смещенным центром. Войдя в тело, они гуляют по нему, разрывая по ходу все внутренние органы. Рядом с Айшат сын, давно не брившийся мужчина, — значит, в их доме похороны. Он смотрит на меня отчужденно, с нескрываемой ненавистью. И когда собирается что-то сказать, вдруг останавливает себя на первом же полу­слове: мол, не вам нас жалеть...

Зато Лишат хочет говорить, поделиться своим страда­нием, скинуть часть его, незаслуженного и оттого еще более непосильного:

— Мы уже легли спать тогда... Вдруг — видимо, было часа два ночи — слышу: сильно стучат. А стук в это вре­мя—у нас ведь комендантский час — плохое дело. От­крыли. Два солдата стоят, говорят: «Нам пива надо». Я: «Мы пивом не торгуем». Они: «Пива давай!» Я: «Да мы вообще не разрешаем, чтобы пиво в доме было». Они: «Ладно, бабушка». И ушли.

Айшат хватается за шею. Это не приступ удушья, а волна горя и слез. Она хватается за плечо все более мрач­неющего сына и, так найдя себе опору, продолжает:

— Проснулась я, наверное, еще через час, а те двое солдат уже ходят по нашим комнатам. Рыщут. И говорят: «Мы на «зачистку» теперь пришли». Я поняла: нас будут наказывать за то, что не дали им пива. Солдаты переры­ли все лекарства — муж у меня астматик. Один пошел в комнату, где наши внуки спали — пяти лет, полутора лет и четырех месяцев. Я испугалась, что невестку изна­силует. Дети, слышу, закричали. Другой завел мужа в кухню. Мужу моему, Абасу, 86 лет. Слышу, муж предла­гает ему деньги. А потом как закричит! Это солдат мужа ножом прикончил. Солдат вышел из кухни и повел меня в спальню — а я уже как замороженная. И ласково так мне говорит, показывая на кровать: «Бабуля, садись сюда. Поговорим». И сам сел напротив. «Мы — не изверги, мы — ОМОН, это наша работа». А дети-то плачут за стен­кой... Я: «Не пугайте детей». «Хорошо, не будем», — от­вечает опять ласково. И прямо на этих словах, не вставая со стула, как бухнул в меня из своего автомата. Невестка недавно рассказала мне, что после расстрела они просто закрыли за собой дверь и ушли.

( Read more... )