К. Г. Ю.:
Сегодня немцы подобны пьяному человеку, который пробуждается наутро с похмелья. Они не знают, что они делали, и не хотят знать. Существует лишь одно чувство безграничного несчастья. Они предпримут судорожные усилия оправдаться перед лицом обвинений и ненависти окружающего мира, но это будет неверный путь. Искупление, как я уже указывал, лежит только в полном признании своей вины. «Меа culpa, mea maxima culpa!» [Моя вина, моя большая вина (лат.).]

В искреннем раскаянии обретают божественное милосердие. Это не только религиозная, но и психологическая истина. Американский курс лечения, заключающийся в том, чтобы провести гражданское население через концентрационные лагеря, чтобы показать все ужасы, совершенные там, является поэтому совершенно правильным. Однако невозможно достичь цели только моральным поучением, раскаяние должно родиться внутри самих немцев. Возможно, что катастрофа выявит позитивные силы, что из этой погруженности в себя возродятся пророки, столь характерные для этих странных людей, как и демоны. Кто пал так низко, имеет глубину. По всей вероятности, католическая церковь соберет богатый улов душ, поскольку протестантская церковь переживает сегодня раскол. Есть известия, что всеобщее несчастье пробудило религиозную жизнь в Германии; целые общины преклоняют по вечерам колени, умоляя Господа спасти от антихриста.

DieWeltwoche:
Тогда можно надеяться, что демоны будут изгнаны и новый, лучший мир поднимется на руинах?

К. Г. Ю.:
Нет, от демонов пока не избавиться. Это трудная задача, решение которой в отдаленном будущем. Теперь, когда ангел истории покинул немцев, демоны будут искать новую жертву. И это будет нетрудно. Всякий человек, который утрачивает свою тень, всякая нация, которая уверует в свою непогрешимость, станет добычей. Мы испытываем любовь к преступнику и проявляем к нему жгучий интерес, потому что дьявол заставляет забыть нас о бревне в своем глазу, когда мы замечаем соринку в глазу брата, и это способ провести нас. Немцы обретут себя, когда примут и признают свою вину, но другие станут жертвой одержимости, если в своем отвращении к немецкой вине забудут о собственных несовершенствах. Мы не должны забывать, что роковая склонность немцев к коллективности в неменьшей мере присуща и другим победоносным нациям, так что они также неожиданно могут стать жертвой демонических сил. ….. Наиболее разумны в этом отношении англичане: индивидуализм избавляет их от влечения к лозунгам, и швейцарцы разделяют их изумление перед коллективным безумием.

>Что вообще эти философы протестантизма думали друг о друге?

Юнг Хайдеггеру заочный диагноз выставил:

Modus philosophandi Хайдеггера насквозь невротичен и коренится, в конечном итоге, в его чокнутой психике. Родственные ему духи, близкие и дальние, томятся в сумасшедшем доме: одни – в качестве пациентов, другие – в качестве врачей, охваченных неистовством философии. Несмотря на все его ошибки, девятнадцатый век заслуживает большего, нежели Хайдеггера, которого считают его главным представителем.
Потому что, несмотря на весь свой критический анализ, философия так и не смогла пока избавиться от своих психопатов. Для чего нам нужен психиатрический диагноз? Этот капризный ворчун Кьеркегор также принадлежит к той компании. Философии всё ещё предстоит усвоить, что она создана человеческими существами и зависит – до такой степени, что это вызывает тревогу – от их психического склада. В критической философии будущего будет глава «Психопатология философии». Гегелю под стать лопнуть от самомнения и тщеславия, Ницше истекает своей насильственной сексуальностью, и так далее. Нет мышления как такового: время от времени оно превращается в ночной горшок для демонов бессознательного, равно как и любая другая психическая функция, делающая заявку на верховенство. Нередко то, что мыслится, оказывается менее важным, чем то, кто мыслит это. Но на это все усердно не обращают внимания. От невроза тухнут мозги любого философа, который не в ладах с самим собой. И его философия после этого становится всего лишь систематизированной борьбой со своей собственной неопределённостью.
Простите мне это святотатство! Оно проистекает от моей склонности к гигиене, в силу которой мне тяжело видеть столько юных умов, заражённых Хайдеггером.

Он же:

Я считаю все спекуляции, выходящие за пределы наших возможностей, бесплодным рысканием, и в то же время предлогом скрыть собственное бесплодие. Такой критицизм ведет только к овладению запутанными банальностями, идеальный пример чего представлен для меня в философе Хайдеггере.