Историческая обреченность антипутинской эмиграции основана не столько на оторванности от метрополии — в конце концов, хватает примеров и самых успешных революций, вызревавших в изгнании, — а на том, что пребывание в чужом политическом поле обернулось для них принадлежностью к охранительным силам, отчаянно сражающимся за статус-кво, а не за перемены. Русский эмигрант, аплодирующий признанию АдГ экстремистской или лишению Марин Ле Пен права избираться — он ведь и в местной, французской или немецкой, политике роли не сыграет, и в российскую не вернется хотя бы потому, что в ней и собственных охранителей хватает, более опытных и эффективных.
И на всякий случай тестовое упражнение. Завтра вы читаете в новостях, что в какой-нибудь европейской стране (пока скорее в Румынии, чем в Германии) загадочно погиб какой-нибудь ультраправый популист — ну там суицид с десятком ножевых ранений или ДТП со скрывшимся виновником, что-нибудь такое. «Это совершенно нормальная ситуация, каждый день кто-нибудь погибает, не надо нагнетать, полиция разберется», — получится такое произносить без запинки или все-таки есть еще некая красная линия, после которой начинаются, по крайней мере, сомнения в том, что все нормально?