Умер Евгений Евтушенко
     Можно по-разному относиться к некоторым его поступкам, интервью, манере одеваться... Но это забудется: Что ж будет памятью поэта? Мундир? Не может быть.. Грехи?.. Они оброк дурного света... Стихи, друзья мои, стихи!
     А стихи Евтушенко останутся; не все, конечно, но очень и очень многие. Чего ещё требовать настоящему поэту?

Окно выходит в белые деревья. Профессор долго смотрит на деревья. Он очень долго смотрит на деревья и очень долго мел крошит в руке. Ведь это просто - правила деленья! А он забыл их -         правила деленья! Забыл -         подумать -                 правила деленья! Ошибка!         Да!    Ошибка на доске! Мы все сидим сегодня по-другому, и слушаем и смотрим по-другому, да и нельзя сейчас не по-другому, и нам подсказка в этом не нужна. Ушла жена профессора из дому. Не знаем мы,         куда ушла из дому, не знаем,         отчего ушла из дому, а знаем только, что ушла она. В костюме и немодном и неновом,- как и всегда, немодном и неновом,- да, как всегда, немодном и неновом,- спускается профессор в гардероб. Он долго по карманам ищет номер: "Ну что такое?         Где же этот номер? А может быть,         не брал у вас я номер? Куда он делся?-         Трет рукою лоб.- Ах, вот он!..         Что ж,             как видно, я старею, Не спорьте, тетя Маша,         я старею. И что уж тут поделаешь -         старею..." Мы слышим -         дверь внизу скрипит за ним. Окно выходит в белые деревья, в большие и красивые деревья, но мы сейчас глядим не на деревья, мы молча на профессора глядим. Уходит он,         сутулый,                 неумелый, под снегом,       мягко падающим в тишь. Уже и сам он,         как деревья,                 белый, да,  как деревья,         совершенно белый, еще немного -         и настолько белый, что среди них         его не разглядишь.

Соленые брызги блестят на заборе. Калитка уже на запоре.        И море, дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя, соленое солнце всосало в себя. Любимая, спи...      Мою душу не мучай, Уже засыпают и горы, и степь, И пес наш хромучий,     лохмато-дремучий, Ложится и лижет соленую цепь. И море - всем топотом,       и ветви - всем ропотом, И всем своим опытом -         пес на цепи, а я тебе - шёпотом,      потом - полушёпотом, Потом - уже молча:       "Любимая, спи..." Любимая, спи...         Позабудь, что мы в ссоре. Представь:    просыпаемся.        Свежесть во всем. Мы в сене.    Мы сони.      И дышит мацони откуда-то снизу,    из погреба,-         в сон. О, как мне заставить       все это представить тебя, недоверу?         Любимая, спи... Во сне улыбайся.    (все слезы отставить!), цветы собирай       и гадай, где поставить, и множество платьев красивых купи. Бормочется?     Видно, устала ворочаться? Ты в сон завернись      и окутайся им. Во сне можно делать все то,        что захочется, все то,        что бормочется,         если не спим. Не спать безрассудно,        и даже подсудно,- ведь все,    что подспудно,          кричит в глубине. Глазам твоим трудно.       В них так многолюдно. Под веками легче им будет во сне. Любимая, спи...         Что причина бессоницы? Ревущее море?       Деревьев мольба? Дурные предчувствия?       Чья-то бессовестность? А может, не чья-то,       а просто моя? Любимая, спи...         Ничего не попишешь, но знай,   что невинен я в этой вине. Прости меня - слышишь?-          люби меня - слышишь?- хотя бы во сне,         хотя бы во сне! Любимая, спи...         Мы - на шаре земном, свирепо летящем,         грозящем взорваться,- и надо обняться,         чтоб вниз не сорваться, а если сорваться -      сорваться вдвоем. Любимая, спи...         Ты обид не копи. Пусть соники тихо в глаза заселяются, Так тяжко на шаре земном засыпается, и все-таки -       слышишь, любимая?-       спи... И море - всем топотом,       и ветви - всем ропотом, И всем своим опытом -         пес на цепи, а я тебе - шёпотом,      потом - полушёпотом, Потом - уже молча:       "Любимая, спи..."

Мне снится старый друг,                 который стал врагом, но снится не врагом,                 а тем же самым другом. Со мною нет его,               но он теперь кругом, и голова идет            от сновидений кругом. Мне снится старый друг,                 крик-исповедь у стен на лестнице такой,               где черт сломает ногу, и ненависть его,             но не ко мне, а к тем, кто были нам враги                 и будут, слава Богу. Мне снится старый друг,                 как первая любовь, которая вовек            уже невозвратима. Мы ставили на риск,                 мы ставили на бой, и мы теперь враги —                 два бывших побратима. Мне снится старый друг,                 как снится плеск знамен солдатам, что войну                 закончили убого. Я без него — не я,               он без меня — не он, и если мы враги,              уже не та эпоха. Мне снится старый друг.                 Он, как и я, дурак. Кто прав, кто виноват,                 я выяснять не стану. Что новые друзья?               Уж лучше старый враг. Враг может новым быть,                 а друг — он только старый...