Tags: Великобритания, Вторая мировая война, Германия, Мюнхенский сговор, Польша, СССР, США, Франция, Чехословакия, геополитика, история, пакт Молотова-Риббентропа, фальшивка

Tags: Великобритания, Мюнхенский сговор, СССР

В октябре 1998 г. официальный Лондон покаялся: было такое — в канун капитуляции нацистской Германии объединенный штаб планирования военного кабинета Великобритании, во исполнение директивы премьера У. Черчилля, действительно готовил нападение на Советский Союз. Цель «экстренной операции», получившей кодовое название «Немыслимое», обозначили так: «принудить Россию подчиниться воле Соединенных Штатов и Британской империи». Способ достижения цели — «разгром Рос

сии в тотальной войне». Дата начала агрессии — 1 июля 1945 года объединенными силами США, Англии, Британских доминионов, Польского экспедиционного корпуса и 10 дивизий вермахта с последующим наращиванием немецкого контингента, возможно, до 40 боевых единиц.

Альбион поднимал забрало: ситуация, по аршину Черчилля, созрела для реализации многовекового британского умысла — перекрыть «русским варварам» кислород. Изможденному запредельным напряжением в противоборстве с нацистским нашествием СССР, полагал премьер, не удалось бы отразить новую напасть, по масштабам и ресурсному обеспечению затмевавшую все прежде изведанное.

Присмотримся к стратегии и тактике Альбиона в роковые фазы первой половины ХХ века. Что касается Восточного полушария, едва ли не во всех кризисах проступал британский след — сценарный или исполнительский.

Лондон и Вашингтон, повторюсь, не горят желанием распахнуть свои документальные закрома. Им есть, что таить от стороннего взгляда, что ни по каким критериям не делает чести оракулам либерализма, отвесь они хоть сто раз по сто поклонов виртуальной демократии. Тем не менее умолчанию британских и вашингтонских доброхотов наперекор можно при желании достоверно установить, кто кем был в ХХ веке и кто есть что сейчас.

Позволю себе дерзкое сопоставление. Попробуем вскрыть концептуальные совпадения в событиях Первой и Второй мировых войн, равно как и «холодных войн», за ними последовавших.

Внешне британская линия поведения выглядит алогичной до несуразности, а кому-то может показаться прагматичной до приспособленчества. Ложное впечатление. Основные вехи стратегии Альбиона, задававшего тон в европейских и отчасти в глобальных делах до середины ХХ века, выводились одним пером и порой одной жесткой рукой. Морской министр У. Черчилль, вкупе с шефом Форин-офиса Э. Греем, преднамеренно рулил к вооруженному столкновению Германии и Австрии с Россией и Сербией, переросшему в мировую схватку. Он же, Черчилль, стал заводилой дарданелльской авантюры (февраль 1915 г. — январь 1916 г.) с задачей навесить британский замок на Черноморские проливы. Побоку дававшиеся Николаю II заверения, что в вопросе о проливах приоритеты за Россией.

Хуже того. Англичане и с их подачи французы прикидывали, как бы и где бы ущемить российскую безопасность по периметру царской империи. Германия — противник, и ее флирт с сепаратистами в Грузии, происки в Прибалтике, Польше, Белоруссии, Украине объяснимы. Но ведь заодно с немцами на Кавказе, а затем уже без немцев в Среднеазиатском регионе обустраивались «демократы». Как прикажете сие толковать?

Или. Отречение Николая II Лондон воспринял без надрыва. Русские солдаты своими жизнями продолжали восполнять прорехи на западном ТВД. Это — главное. Новая внутрироссийская диспозиция их даже устраивала: нет царя — нет стеснительных обязательств перед Петроградом. И чем глубже Россия погружалась в хаос, тем больше появлялось шансов довершить задумки Крымской войны в Европе и Азии. Тут, как нельзя кстати, подоспел Октябрь. Сыскался жупел, позволявший перекрасить банальные империалистические вожделения, выдать русофобию за некую «спасительную миссию» от угроз, нависших над привычным для «цивилизованных» европейцев образом жизни.

Закоперщиками предания российского бастарда анафеме выступили французский президент Ж. Клемансо и британский военный министр У. Черчилль. Последний потребовал «усмирить революцию войной», «отгородить Советскую Россию от Западной Европы кордоном неистово ненавидящих большевиков государств». Верховный совет Антанты принял решение о вооруженном вмешательстве в российские события.

23 декабря 1917 г. была утверждена конвенция о разделе России на «сферы действий». Англичанам вверялся Кавказ, казачьи области на Дону и Кубани плюс прикаспийские регионы. За французами закреплялись Белоруссия, Украина, Крым. Соединенные Штаты, формально не авторизуя конвенцию, выговорили себе Сибирь и Дальний Восток.

Тогда же, в декабре, англосаксы вошли в контакт с австрийцами на предмет блокирования Антанты и Четвертного союза (Германия, Австро-Венгрия, Болгария и Турция) за счет России и против России. Так откликнулись «демократы» на советское приглашение (21 ноября 1917 г.) всех конфликтующих сторон к замирению. Не принесли плодов также попытки Советской республики склонить нейтральные государства к посредничеству в налаживании мирного диалога.

Петроград предупреждал: если обструкция Антанты сделает невозможным взаимное согласие об основах послевоенного мироустройства, он будет вынужден действовать по собственному усмотрению. Советы не собирались причинять ущерб бывшим союзникам России. На открывшихся 3 декабря в Брест-Литовске советско-германских переговорах наши делегаты настояли на включении в решение о перемирии оговорки — выводимые из боя на востоке кайзеровские войска не должны перебрасываться на западный фронт.

Чем досадила империалистическому истеблишменту смена социальной формации в отдельно взятой стране? Советы звали к «справедливому демократическому миру без аннексий и контрибуций», к обузданию милитаризма, к признанию за всеми нациями, большими и малыми, равных прав на свободное самоопределение, к развитию экономических связей на основе взаимной выгоды. Декреты о национализации иностранной собственности и введении монополии государства во внешнеэкономических связях будут приняты позднее. Внутреннее переустройство в России еще не выродилось в братоубийство. Избрание нового патриарха двести лет спустя после ликвидации Петром I этого сана вроде бы сулило модус вивенди мирского и духовного начал. Новая Россия материально не могла ни на кого напасть. Солдат распустили по домам: крестьян ждала истосковавшаяся по плугу земля, рабочим предстояло оживить пришедшие в упадок заводы.

Объективность требует не списывать попытки Д. Ллойд Джорджа и В. Вильсона остудить пыл Клемансо и Фоша, Черчилля и Лансинга. Британский премьер убеждал партнеров: «Большевики, что бы о них ни думали, ведут за собой, по-видимому, большинство населения. Это, безусловно, факт печальный, но негоже игнорировать факты лишь потому, что они неприятны». Президент США в свою очередь сомневался, что английские и американские войска преуспеют в России ввиду «опасений, что их усилия приведут к реставрации старых порядков, которые были даже ужаснее нынешних. Угроза интервенции только укрепляет большевизм».

Глава Белого дома обратился 21 января 1919 г. ко всем противоборствующим российским группировкам делегировать своих представителей на конференцию, имевшую задачей восстановление мира в стране. Совнарком выразил готовность немедленно вступить в переговоры как с державами Антанты, так и белогвардейскими «правительствами». Белые отказались садиться за один стол с большевиками. Конференция на Принцевых островах не состоялась.

В марте 1919 г. с ведома Вильсона и Ллойд Джорджа в Москву прибыл У. Буллит, член американской делегации на Парижской мирной конференции. В ходе его переговоров с В.И. Лениным и Г.В. Чичериным был выработан проект урегулирования, который наряду с повсеместным прекращением военных действий предусматривал обсуждение вопроса о мире на следующих принципах: все фактически существующие на территории бывшей Российской империи и Финляндии правительства сохраняют власть и признают свою ответственность за финансовые обязательства бывшей империи по отношению к иностранным державам и гражданам этих держав; экономическая блокада России прекращается; возобновляется обмен официальными представителями между Советской республикой и иностранными государствами; политзаключенных обеих сторон амнистируют. Советская сторона настояла на внесении в документ еще двух положений, предусматривавших немедленный вывод войск «союзных и объединившихся правительств и других нерусских правительств» из Советской республики и прекращение военной помощи антисоветским силам в России. Итоги миссии Буллита были дезавуированы Парижем. Вильсон запретил публиковать выработанный проект соглашения, а Ллойд Джордж отрекся от причастности к организации переговоров с Советской Россией

…

Британский зов плотнее сомкнуть ряды русофобов чутко восприняла Польша. Локарно лишний раз подтвердил, что большая Антанта сникла, а малая трещала по швам. Прорисовывались контуры иных военно-политических комбинаций, и Варшаве требовалось держать ухо востро, дабы не промахнуться в сотворении очередного кумира. На кого облокотиться — на Лондон или на поднимавшийся с колен Берлин? Пилсудский определится на рубеже 1933—1934 гг.

Между тем А. Бриан, чтобы подлатать реноме Франции, выступил в апреле 1927 г. с предложением объявить войну вне закона и кодифицировать идею «вечного мира» посредством договора между Францией и Соединенными Штатами. Вашингтон настоял

на придании договоренности многостороннего характера. Путевку в жизнь пакту Бриана — Келлога дали 15 стран, поставившие под ним 27 августа 1928 г. свои подписи.

Москву не допустили к выработке текста документа. Это наводило на мысль, как заявил Г.В. Чичерин, что в очередной раз оттачивается «орудие изоляции и борьбы против СССР». Наркоминдел имел предостаточно оснований так оценивать ситуацию.

Англия, а также Польша выступили против участия в пакте Советского Союза, утверждая, что осуждение войны и отказ от нее как орудия национальной политики трудно сделать «универсальным» или «подходящим» в отношении непризнанных всеми государств и к тому же неспособных «обеспечить поддержание доброго порядка и безопасности в пределах их территорий». Французы колебались. За приглашение СССР войти в состав стран — учредителей пакта высказались США. Сошлись на варианте — советских представителей на церемонии подписания документа в Париже не будет, но в тот же день посольство Франции в Москве официально предложит Советскому Союзу присоединиться к пакту.

В конце концов к пакту Бриана — Келлога примкнуло 63 государства. Количество участников, однако, не компенсировало качественных пробелов, присущих этому акту. Мировое сообщество обогатилось декларацией о намерениях. Отдавая себе в этом отчет,

Бриан тогда же выступил за учреждение «федеративного европейского союза» как постоянно действующего института (прообраз ОБСЕ), наделенного исполнительскими полномочиями. Советская Россия загодя исключалась из «союза». На него автор проекта собирался возложить улаживание также социальных трений, упреждение революционных взрывов, преодоление рыночными механизмами экономических трудностей. Против этой инициативы Парижа выступили Англия и Испания, Веймарская республика обусловила присоединение к «союзу» установлением «всеобщего равенства» членов федерации.

….

Тем больше досадило рьяным «цивилизаторам» заключение СССР и Германией 24 апреля 1926 г. договора о нейтралитете. Он устанавливал: (1) основой взаимоотношений двух стран остается Рапалльский договор; (2) в случае неспровоцированного нападения третьей державы или группы третьих держав другая сторона будет соблюдать нейтралитет; (3) стороны не будут примыкать к коалиции третьих стран, имеющей целью подвергнуть экономическому и финансовому бойкоту одного из участников договора.

Москве, кроме того, удалось убедить прибалтов, Румынию и даже Польшу подписать т.н. «протокол Литвинова», который вводил в силу принцип отказа от войны как метода решения межгосударственных споров, не дожидаясь завершения процедуры ратификации пакта Бриана — Келлога другими странами. Позднее СССР достиг договоренности с Литвой, Чехословакией, Югославией, Румынией, Турцией об определении понятия «агрессия» Англичане в ту пору не уставали твердить: будучи империалистической державой, Британия не может не быть агрессивной.

Германия в веймаровском издании, повторим, не спешила стелиться под образцовых «демократов». Где выпадал шанс, она искусно играла на слабых струнах претендентов во вселенские поводыри и, случалось, с громким эхо. Рапалло 1922 г. или Берлинский договор 1926 г. тому подтверждение. Беспокойства в Лондоне, Париже и Вашингтоне добавляла чехарда в немецком высшем эшелоне — 14 выборов в рейхстаг за 14 лет (вдвое чаще, чем предусматривала конституция), 14 канцлеров. Теряйся, в кого инвестировать, не будучи уверенным, что на очередном разъезде Берлин не сделает своевольный привал. Непорядок. Устранить его могла только твердая рука.

….

Мининдел Германии Г. Штреземан отмечал, что в постверсальский период внешняя политика Берлина ни у кого «не находила более искреннего признания, чем в Соединенных Штатах».

Какими идеями наполнялся с середины 20-х гг. этот «подновленный» немецкий курс? Нацистские установки отличались от достопочтенных заявок своей оголтелой лозунговой заостренностью. «Германия не в состоянии реализовать свои потенциальные возможности внутри четырех стен рейха». Но это не Гитлер. Это министр юстиции Е. Кох-Везер. Возвращения немцам ее бывших колоний требовал президент рейхсбанка и главный финансист нацистов Я. Шахт. Обербургомистр Кельна К. Аденауэр собственноручно отписал: «В самом рейхе слишком мало места для большого населения… Нам нужно иметь для нашего народа больше пространства и, стало быть, иметь колонии».

За что расточал Штреземан комплименты в адрес США? Основные кредиты — легальные и тайные — текли в Германию из-за океана. Усилиями Вашингтона рейх избавился от бремени репараций. Именно американцы сочинили планы Дауэса (1924 г.) и Юнга (1928 г.), «мораторий Гувера» (1932 г.). «Деньги — мышцы войны». Неважно, были ли Гувер и его госсекретари знакомы с этой максимой Цицерона. Но действовали они соответственно: чтобы конь не споткнулся в заданном походе, его должно было подковать и снабдить поводырем, не ведавшим страха и сомнений.

Руководство США, судя по всему, еще неопределенно долго не подпустит посторонних к документам, изъятым американцами в 1945 г. из последней штаб-квартиры Гитлера в Тюрингии. Слишком много там взрывного материала, излишних ответов на вопрос, как и почему человечество было сброшено в пучину Второй мировой, какие хороводы водил Вашингтон с нацистами с 1922 г.

И отчего на фоне мирового кризиса напрягал усилия в пользу возведения Гитлера на рейхсканцлерский престол.

Потомки разберутся, кто в демонтаже Веймарской республики вел ведущую партию — американские олигархи вкупе с германскими или правительственные инстанции США. Неоспоримо одно: крестники Гитлера должны были отдавать себе отчет — они вступают на тропу войны.

…

18 сентября 1931 г. Токио вписал первую строку в летопись Второй мировой. Малыми силами (всего-то 14 тыс. военных!) японцы напали на казармы китайских войск в Мукдене, Чанчуне и ряде других городов. Это была разведка боем. Она оправдала расчеты. Чан Кайши приказал армии сопротивления агрессору не оказывать, а народ наставлял «соблюдать спокойствие и выдержку».

Не обманулись японцы и в ожидавшейся реакции со стороны США, Англии и Франции — они не собирались ничего предпринимать в защиту Китая, невнятно взывая (причем, обе стороны) к уважению устава Лиги Наций, пакта Бриана — Келлога, «договора девяти держав». Попутно учреждались «комиссии», ублажавшие Токио и выкручивавшие руки Нанкину. Китайцев понуждали признать «особые права» Японии в Северо-Восточном Китае с учетом опасности, исходившей «со стороны североманьчжурских границ». Признать с благодарностью, ибо японцы помогали режиму Чан Кайши расправиться с теснившим его «красным драконом».

Впрочем, «договор девяти» пришел «демократиям» на ум после того, как японцы атаковали (28 января 1932 г.) Чапей — предместье Шанхая. Вашингтон предложил объявить примыкавший к Шанхаю район, сосредоточие интересов американских монополий, «нейтральной зоной». Американский «компромисс» Токио отверг.

Адвокатами Японии в Лиге Наций выступали британцы. При обсуждении «доклада Литтона» (опубликован в октябре 1932 г.) глава Форин-офиса Саймон парировал все обвинения Японии в агрессивности. Пока и если экспансия Токио не уклонится излишне на юг, японцы могли полагаться на «лояльность» Альбиона. Англо-японский союзный договор 1902 г., нацеленный перво-наперво против России, хотя и не против нее одной, официально скончался в 1921 г. Но перед нами случай, когда дух бодрствовал в отрыве от плоти. И аукнется он, в чем мы убедимся, еще не единожды.

…

4 января 1933 г. А. Гитлер был определен в душеприказчики Веймарской республики. 30 января президент П. Гинденбург выдал ему мандат на формирование правительства «национальной концентрации» (позаимствуем сей термин у К. Аденауэра).

28 февраля появился декрет «В защиту народа и государства», которым открывалась серия актов, сводивших на нет означенные конституцией гражданские права. Месяц спустя, рейхстаг — при поддержке партии центра — наделил Гитлера чрезвычайными полномочиями. 14 июля имперский кабинет провозгласил НСДАП единственной державной партией. Остальные политические сообщества, а также профсоюзы, распускались.

Вот лишь несколько этапных дат перехода от рубежа, «где Германия кончила 600 лет назад», «к политике будущего — к политике завоеваний» («Майн Кампф»).

«Не провинции, а геополитические категории, не национальные меньшинства, а континенты, не нанесение поражения, а уничтожение противника, не союзники, а сателлиты, не смещение границ, а перетасовка государства всего Земного шара, не мирный договор, а смертный приговор, — такими должны были быть, по Гитлеру, — цели великой войны».

Тут же встрял Альбион и, играя на опережение, принялся «осовременивать» версальскую конструкцию. Обычно авторство «пакта четырех» приписывают Б. Муссолини. Первый эскиз соглашения о «сотрудничестве четырех держав в европейских и внеевропейских, в том числе колониальных вопросах» набросал дуче. А не вернее ли, что Муссолини лишь обобщил активно ведшийся обмен мнениями с Лондоном по поводу сдвигов в политическом климате, сопряженных, не в последний черед, со сменой дорожных знаков в США, с приходом к власти в Германии ультра-радикалов, с разгоравшимся дальневосточным пожаром? Только неисправимо наивные поверят, что премьера Макдональда и его мининдел Саймона можно было заманить в Рим сырой, необкатанной идеей. На кону перегруппировка сил, коррекция версальского кругозора. И логично, что предметом обсуждения на итало-британском саммите стала ревизия договоров, продиктованных после Первой мировой войны Германии, Австрии, Венгрии, Болгарии, предоставление Третьему рейху равноправия в области вооружений, и над всем остальным — наделение «квартета» прерогативой подчинять («воздействовать») своей воле третьи страны.

Полтора десятилетия Веймарская республика без толку домогалась очищения от «скверны Версаля». Не минуло и полутора месяцев с момента возведения Гитлера в канцлеры, как Германию одарили статусом великой державы и пригласили на равных с Лондоном, Парижем и Римом вершить европейские дела.

Под гнетом широкого возмущения текст пакта ко дню его парафирования (7 июня 1933 г.) прихорошили ссылками на Устав Лиги Наций, пакет локарнских договоренностей, пакт Бриана — Келлога. Опустили упоминание Австрии, Венгрии и Болгарии. Убрали тезис о «воздействии» на третьи страны. Полноправие Германии в вооружениях связали с подработкой системы обеспечения безопасности всех наций. В этом виде «пакт четырех» нашел поддержку у США. Вашингтон охарактеризовал его как «доброе предзнаменование».

Словесная эквилибристика, однако, не развеяла подозрений и тревог стран Малой Антанты и Польши. Тем не менее 15 июля пакт о «согласии и сотрудничестве» был подписан. Подписан, но не ратифицирован французским Национальным собранием. Берлин это не обескуражило. Не без сочувствия Лондона он принялся реализовывать задуманное явочным порядком. Ровно два месяца спустя, 15 сентября, немцы ультимативно потребовали полного равноправия в области вооружений, а через четыре недели объявили, что покидают Женевскую конференцию по разоружению и Лигу Наций. Гитлер мотивировал решение соображениями «чести» и отвержением попыток обращаться с «немецкой нацией как бесправной и второразрядной

В мае 1933 г. А. Розенберг донес до сведения британцев «большой план» своего шефа, некоторые его элементы прокомментировал дипломат Бисмарк: «Польша скоро увидит, что Франция ее покинула. Тогда она будет вынуждена отказаться от польского коридора в обмен на право пользоваться вольной гаванью Данцига и на возможные территориальные компенсации (на Украине) …»

На замечание канадского интервьюера, что Советский Союз воспротивится подобной компенсации, Бисмарк ответствовал: «Мы парализуем СССР, сосредоточив против него ненависть и силы всего мира». Забыл внук железного канцлера заветы деда.

«Пакт четырех» отводил Варшаве роль статиста, место в шеренге безликих «третьих стран». Надежды на Францию, конечно же, рухнули. В апреле 1933 г. поляки предложили французскому правительству обсудить возможность принятия жестких мер против перевооружения Германии, но услышаны не были. Пилсудский занялся тестированием, на кого ему выгодней облокотиться.

Диктатору Польши импонировал хваткий стиль германского диктатора. Он принял к сведению заверения Гитлера, что «германское правительство намерено действовать строго в рамках существующих договоров», и дал отмашку на долгий диалог с инсценировкой консенсуса и лобызаний. На сие поприще Пилсудский отрядил особо доверенных мининдел Ю. Бека и Ю. Липского, (с июля 1933 г. посла в Берлине).

Распад Большой Антанты, как результат третирования британцами интересов Франции, охлаждение отношений с Польшей, вздымавшийся германский национализм отрезвляюще подействовали на некоторых французских политиков. 29 ноября 1932 г. Был подписан советско-французский договор о ненападении. Потребность в упрочении безопасности повлекла рассмотрение моделей совместного реагирования на подготовку Германии к войне. В декабре 1933 г. Москва предложила заключить с Францией и Польшей региональное соглашение о взаимной защите от германской агрессии. Включиться в него были приглашены Бельгия, ЧСР, Литва, Латвия, Эстония и Финляндия. Кроме «взаимной защиты» от немецких поползновений договаривающиеся страны были бы обязаны оказывать одна другой дипломатическую, моральную и возможную материальную помощь при военном нападении, не означенном в тексте соглашения.

В течение 1934 г. СССР и Франция деятельно продвигали идею восточного пакта. По мысли Л. Барту, он должен был охватить Советский Союз, Германию, Польшу, Литву, Латвию, Эстонию, Финляндию и Чехословакию. Франция, не будучи непосредственным участником пакта, выступала бы гарантом его выполнения. Москва приняла соображения Барту за основу. Совместными усилиями был составлен проект пакта взаимопомощи между восемью названными странами, также увязанного с франко-советским договором о взаимопомощи, который подлежал одновременному заключению.

Со ссылкой на «страх перед советской агрессией» и под утверждения, что «пакт служит окружению Германии», Берлин категорически отказался примкнуть к проекту. Вслед за немцами отвергло пакт польское руководство. Еще раньше против восточного пакта выступил Лондон.

Главная ошибка людей, приметил Клаузевиц, состоит в том, что бед сегодняшних они боятся больше бед завтрашних.

Это как раз про поляков. Борьба против восточного пакта сближала Варшаву, Берлин и Токио. Пилсудский и Гитлер сговаривались касательно аншлюса Австрии и раздела ЧСР и, главное, о совместных действиях против СССР при ожидавшихся осложнениях в Дальневосточном регионе. Практическому наполнению «декларации Липский — Нейрат» (январь 1934 г.) стороны придали подчеркнуто русофобскую окраску к вящему удовлетворению Англии. 27 июля 1934 г. Немцы и поляки условились, коль скоро восточный пакт состоится, оформить военный союз с Японией и попытаться вовлечь в него Венгрию, Румынию, прибалтов и Финляндию.

Убийство Л. Барту (9 октября 1934 г.) истончило связующую нить, что наметилась в советско-французских контактах и обещала подвижки на благо европейской безопасности. Новый мининдел П. Лаваль демонстрировал «преемственность» курса Барту. Да, 5 декабря 1934 г. он подписал соглашение, обязывавшее Францию и СССР не вступать с правительствами, приглашенными участвовать в восточном пакте, и в особенности с теми из них, которые пока не выразили готовности присоединиться к пакту, в переговоры, могущие нанести ущерб подготовке восточного регионального пакта или соглашений, с ним связанных. Тем самым выражалось намерение «способствовать усилению духа взаимного доверия в отношениях» между Парижем и Москвой. Неделю спустя к этому соглашению присоединилась Чехословакия. Открылась перспектива выхода на франко-советский и советско-чехословацкий договоры о взаимной помощи.

Продвижению идеи коллективной безопасности в Европе способствовало вступление СССР в Лигу Наций (сентябрь 1934 г.). Русофобам стало сложнее заглушать голос Москвы, получившей статус постоянного члена совета Лиги.

2 мая 1935 г. состоялся франко-советский договор о взаимопомощи. Стороны обязывались оказать друг другу помощь и поддержку в случае угрозы нападения «какого-либо европейского государства» и покушений на их территориальную целостность и существующую политическую независимость. Подписанный двумя неделями позже советско-чехословацкий договор о взаимопомощи был средактирован в сходном ключе. Мининдел ЧСР Э. Бенеш оговорил вступление в силу обязательства об оказании друг другу помощи готовностью Франции выступить в защиту жертвы агрессии.

Последующие годы доказали — эффективность международных актов предопределяется не совершенством употребленныхв них формулировок, но практикой исполнения взятых обязательств. Для Лаваля договоры с СССР и Чехословакией являлись не руководством к действию, а рычагом давления на Германию. «Иметь больше преимуществ» в переговорах с Берлином и предвосхитить сближение немцев с Москвой — так разъяснил французский министр Беку смысл достигнутых договоренностей. Лаваль просаботировал заключение военной конвенции, без которой обязательства о взаимопомощи недорого стоили.

…

21 мая 1935 г. Гитлер презентовал общественности уточненный вариант «программы мира». Отвергая в принципе пакты о взаимопомощи и, соответственно, осуждая франко-советский договор, он выражал готовность заключать двусторонние договоры о ненападении со всеми соседями, кроме Литвы. Нарушителями Версальского договора фюрер объявил другие страны и выступил за урегулирование взаимоотношений немцев с заграницей на базе «морального разоружения». В подтверждение германской покладистости был опубликован закон о всеобщей воинской повинности. Численность вооруженных сил рейха доводилась в течение года до 700 тыс. человек, танковый парк — до 3 тыс. единиц, число самолетов — до 2 тыс., орудий — до 3,5 тыс.

Сменивший Макдональда на посту британского премьера Болдуин вместе с Хором, принявшим от Саймона Форин-офис, поддали жару «умиротворению» Гитлера.

18 июня 1935 г. была подписана англо-германская морская конвенция. Она легализовала выход нацистов в море. Мощь германского ВМФ могла отныне равняться 35% от совокупного британского тоннажа, а по подводным лодкам — даже 45%.

Предусматривалось последующее повышение контрольной планки для немцев. Балтийское море отдавалось на откуп немцам. Состав морских сил рейха фактически уравнивался с французским флотом.

Но, пожалуй, не менее важно следующее. До середины 1935 г. в гонке вооружений Берлин вел сольную партию, пусть и под аккомпанемент Лондона. Теперь темпы обрушения Версаля заспорились. Британские тори и германские наци двойной тягой тащили мир к краю пропасти.

….

Муссолини не захотел отставать от германского собрата. Он загодя запасся одобрением Парижа и Лондона, а также толерантностью Вашингтона при планировании захвата Эфиопии (Абиссинии). Старт операции походил на японскую схему «освоения» Китая. В декабре 1934 г. итальянцы атаковали отряд эфиопов в оазисе Уал-Уал, расположенном в глубине страны, и приступили к сосредоточению войск вдоль ее границ. Правительство Аддис-Абебы обратилось в Лигу Наций с требованием принять меры, способные сдержать агрессию.

Лига образовала «комитет пяти», потом «комитет восемнадцати». На нечто большее, чем создание видимости санкций, Лига не сподобилась. Введение ограничений на поставки военных материалов било не по Италии. У нее оружие имелось в избытке. Страдала Эфиопия.

Ахиллесова пята итальянцев — зависимость от внешних поставок нефти. Но только 10 государств, в том числе СССР, Румыния, Ирак и Голландия, выразили готовность перекрыть краны. Официальный Лондон сделал все, чтобы затянуть обсуждение вопроса о «нефтяных санкциях», и между тем британские и американские концерны нарастили нефтепотоки в Италию

….

В предвидении серьезных осложнений в Европе, Азии и Африке конгресс принял в августе 1935 г. так называемый «билл о нейтралитете». Буквально в канун перехода итальянцев к широкомасштабным действиям против Эфиопии распоряжением Рузвельта «билл» ввели в действие. Таким образом, Вашингтон загодя освобождал себя от моральной и политической потребности примкнуть к антиитальянским санкциям и демаршам, коль скоро таковые прорисовались бы, или иным способом выражать сочувствие жертве агрессии.

…

Откройте справочники со сводными данными о потерях во Второй мировой. До 1 сентября 1939 г., принятого с подачи «демократий» за дату начала войны, японская агрессия стоила Китаю около 20 млн убитых. Всего же «экспедиция» Токио обошлась китайскому народу в 30—35 млн жизней. Число жертв от агрессии Италии против Эфиопии оценивается сугубо приблизительно — 500—600 тыс. человек. Устроенный Римом и Берлином мятеж Франко и итало-германская интервенция погубили около 1,5 млн. испанцев. Но эти преступления набраны петитом в исторических хрониках, если поминаются вообще. Сгинули миллионы в небытие, как слиняли с политической карты государства Австрия, Эфиопия, Чехословакия, Албания.

«Умиротворение» имеет несколько ипостасей. Под этим ярлыком может идти и принуждение к миру, и ублажение агрессора, и, самый скверный, перенацеливание разрушительной энергии сообщника или даже соперника против основного антагониста.

По принципу — враг моего врага есть друг. К середине 30-х гг. расклад сил на международной арене обрел четкую конфигурацию.

О социально-корпоративные и имперские догмы «демократов» разбились идеи неделимости безопасности и ее коллективного обеспечения. Региональные конфликты и очаги напряженности сплавлялись в глобальный взрыв.

Tags: Великобритания, Вторая мировая война, Германия, СССР, США, Франция, геополитика, пакт Молотова-Риббентропа

МЮНХЕНСКИЙ ФИНАЛ

В Лондоне чехословацкий посланник Ян Масарик был приглашен в Форин офис и предупрежден о предстоящей конференции в Мюнхене.

«Но ведь эта конференция созывается для того, чтобы решить судьбы моей страны, — ответил Масарик. — Разве нас не приглашают принять в ней участие?» На это ему твердо заявили, что это конференция «только великих держав».

«Тогда, как я понимаю, — заметил Масарик, — Советский Союз также приглашается на эту конференцию. В конце концов Россия тоже имеет договор с моей страной».

В некотором смущении лорд Галифакс ответил, что пригласить Россию не было времени, и добавил, что, во всяком случае, настаивание на участии в этой конференции России могло при­вести к тому, что Гитлер вообще откажется от этой идеи. Он не сказал, что Чемберлен по совету Вильсона принял решение исключить Россию из числа участников

Мюнхенской конференции.

Совещание в Мюнхене между Гитлером, Муссолини, Даладье и Чемберленом началось утром 29 сентября и длилось до самого подписания соглашения в 2 часа 30 минут в ночь на 30 сентября. На самом деле все было решено в течение первого часа встречи, когда четыре руководителя пришли к выводу, что Чехословакия должна быть расчленена: а то, что было потом, — это торговля вокруг отдельных деталей. Гитлер привел с собой огромную делегацию, в том числе министра иностранных дел Риббентропа и фельдмаршала Геринга. Муссолини приехал со своим министром иностранных дел графом Чиано. Даладье приехал с проницательным и циничным генеральным секретарем министерства иностранных дел Алексисом Леже. Чемберлен, как всегда, держал возле себя Вильсона.

Пока руководители вели переговоры, а мир ожидал их решения, чехи тоже ждали. В приемной дома, где происходила конференция, в ожидании решения судьбы своей страны сиде­ли прибывшие из Праги представители: доктор Маетны — чехословацкий посланник в Берлине и доктор Губерт Масаржик — представитель министерства иностранных дел Чехословакии. В течение многих часов никто не подходил к ним. Через двенадцать часов после начала совещания к ним вышел Гораций Вильсон.

«Почти все решено, — сказал он, радостно улыбаясь. — Вам будет приятно узнать, что мы пришли к соглашению почти по всем вопросам».

Доктор Маетны мрачно спросил:

«И какова наша судьба?»

«Не так плохо, как могло оказаться. Гитлер сделал некоторые уступки».

Вильсон развернул карту на столе перед чехами, и те содрогнулись, взглянув на нее. Соответственно окрашенные в красный цвет от Чехословакии отрезались огромные куски территории. Приглядевшись внимательнее, Маетны вскипел от злости.

«Это возмутительно! — закричал он. — Это жестоко и преступно глупо! Вы не только предаете нашу страну, но приносите в жертву и наши оборонительные сооружения. Смотрите, вот наша линия обороны, и здесь, и здесь, и здесь! — указывал он пальцем на карте. — И все отдано нацистам»

Улыбка сползла с лица Вильсона.

«Извините, но спорить бесполезно, — сказал он. — У меня нет времени слушать вас. Я должен вернуться к своему шефу». И он поспешно ушел, оставив чехов в гневном отчаянии...

Немецкие генералы, готовившие планы бунта против Гитлера, отбросили их в сторону — и с некоторым презрением, но все же приветствовали человека, который мог выигрывать войны без сражений. Даже такой мудрый государственный деятель, как президент Рузвельт, решил, что Мюнхен рассеял тучи над народами, и счел нужным послать Чемберлену поздравительную телеграмму...

Только в Чехословакии да в сердцах дальновидных людей за рубежом болью отозвалось известие о только что совершенном преступлении. Эдуард Даладье (потом ему пришлось признаться: «Я чувствовал себя Иудой») хотел, как трус, избежать этой заключительной сцены; он сообщил своей делегации, что не в состоянии встретиться лицом к лицу с чешскими представителями, ко­торые все еще ожидали решения в приемной.

Невиль Чемберлен не чувствовал подобных угрызений совес­ти. Немного раньше он с легкостью предложил, чтобы Даладье вылетел в Чехословакию и лично сообщил о принятом решении президенту Бенешу. Чемберлен не мог понять, почему так гневно загорелись глаза француза, когда он наотрез отказался от этой миссии. Пока Даладье набирался храбрости, Чемберлен проворно привел свою делегацию в зал заседаний, откуда только что с триумфом вышли Гитлер и Муссолини.

Ввели представителей Чехословакии. «Нас привели в зал, где до этого происходило совещание, — писал впоследствии Масаржик. — Атмосфера была угнетающая: словно нам должны были зачитать приговор. Французы, явно нервничавшие, казалось, старались сохранить свое достоинство. После долгой вступительной речи Чемберлен вручил текст соглашения доктору Маетны».

Когда Маетны читал текст, Чемберлен сказал, что, возможно, соглашение и неприятное, но благодаря ему удалось избежать войны, и добавил, что, во всяком случае, с этим уже согласились великие державы. Маетны и Масаржик заметили, что теперь Чемберлен часто зевал и, казалось, слышал очень немногое из того, что они говорили.

«Я спросил Даладье и Леже, — пишет Масаржик, — ожидают ли они какого-либо заявления или ответа на это соглашение от нашего правительства. Даладье заметно занервничал. Господин Леже ответил, что четыре государственных деятеля не располагают временем. Он поспешно, как бы между прочим, добавил, что от Настоятеля не требуется никакого ответа, поскольку участники рассматривали решение, как принятое чехами».

Сэр Гораций Вильсон взглянул на своего шефа, который опять начинал зевать. «Идемте, джентльмены, — сказал он. — Уже очень поздно. Я уверен, мы все, должно быть, устали».

Последовало неловкое молчание, затем Чемберлен повернулся и направился к двери. За ним последовал Даладье.

Возвращаясь около трех часов утра в свою гостиницу «Четыре времени года», Алексис Леже обсуждал события прошедшего дня с другим членом французской делегации, с помощником военно-воздушного атташе капитаном Полем Стэленом.

Стэлен, как и Леже, понимал всю трагичность этого соглашения... «Все равно это соглашение является облегчением», — сказал он.

Леже некоторое время молчал, а затем ответил: «О конечно, облегчение! Как будто свой кишечник опорожнил в свои же штаны».

История, кажется, подтвердила, что это была довольно верная аналогия!

Мосли Л. Утраченное время. Как начиналась Вторая мировая война. Перевод с англ. М.., 1972, с. 86—91.

Tags: Великобритания, Вторая мировая война, Германия, Польша, СССР, Франция, геополитика, пакт Молотова-Риббентропа

Британия нанимает российских и украинских вертолетчиков в Афганистан

Tags: Афганистан, Великобритания, Украина

«Гибель богов» и страх перед пространством

Почему же Гитлер поверил англичанам? Конечно, большую роль тут сыграла его закоренелая англофилия, однако же, она вовсе не была единственным фактором, иначе бы он никогда не пошел на войну с Англией. Конечно, Гитлер мечтал достичь сразу две цели – разгромить «азиатскую» Россию и установить союз с «нордической» Англией, однако и этим дело не исчерпывается. Еще один глубинный фактор – это довлевший над нацизмом пафос разрушения (и саморазрушения), погружения в бездну смерти и мрака. В конце концов Гитлер и многие его сообщники покончили жизнь самоубийством, что весьма символично. В этом, собственно говоря, вся суть гитлеризма. Он был воспроизведением германо-скандинавского мифа о «гибели богов». Некоторые почему-то считают скандинавское язычество, легшее в основу нацистского «германизма», чуть ли не эталоном пресловутого «нордизма». Между тем, Север у германо-скандинавской мифологии никак не сакрализируется. Там помещают страну мрака и тумана Нифльхейм и страну мертвых Хель. В других традициях эту страну обычно располагали на западе, где заходит (закатывается) солнце. В конце времен именно из Хеля приплывет корабль мертвецов во главе с богом-трикстером Локи.

Впрочем, и юг у в мифологии Эдды тоже не выглядит сакральным. Отсюда придет темный Сурт со своими воинами, чтобы схватиться с богами.

Да и, вообще, предки тевтонов как-то не склонны были выделять сакральное значение разных сторон света. И это отделяет их мифологию от мифологии других индоевропейских народов, у которых на первом плане обычно всегда стоит священный Север – Гиперборея, Вара, Вараха и др. Но и Запад тоже часто сакрализируется – в первую очередь, в кельтской мифологии с ее островами блаженных. Впрочем, о западной чудесной стране знали и эллины.

Так в чем же дело? Откуда же такое отношение к пространству? Наверное, германизм был очень и очень специфической традицией. Возможно, что внутри его всегда существовали сильнейшие течения, бывшие в оппозиции к пространству как таковому. И даже в оппозиции к бытию. Здесь как бы запрограммировано какое-то самоуничтожение, все как будто дышит деструкцией, волей к Хаосу. И во время последней битвы все участники сражения убивают друг друга, подтверждая стремление к этой деструкции.

Локотский округ: нацистский эксперимент над «низшей расой»

Таким образом, сознанием нацистов владели очень древние и очень опасные архетипы. Кстати, характерно, что Гитлер был в оппозиции сразу ко всем сторонам света, ведя, по сути дела, войну со всем миром. Сегодня эта мифология становится популярной среди поборников  т. н. «русского сепаратизма», уцепившихся за идею «Многополярной Руси», подразумевающей создание множества «русских республик» («Залесской», «Новгородской» и т.д.). И они, конечно же, симпатизируют Гитлеру и всей его войне против СССР.

Каков же их идеал? Это – Локотский автономный округ, почему-то называемый его «республикой». Во время войны немцы допустили создание полицайского автономного образования на территории нескольких районов Орловской и Курской областей. Данное образования возглавлял Б. Каминский, лидер  т. н. Народной социалистической партии «Викинг» («Витязь»). Именно эту «республику», население которой не дотягивало и до миллиона, наши гитлерофилы считают чем-то вроде русской республики. Причем, таких республик они мечтают наплодить по всей Руси.

Между тем, сам Каминский и его приспешники контролировали лишь часть своей же республики. «Посмотрев на карту, нетрудно убедиться, что под контроль Каминского отдавались территории вокруг железнодорожных веток Брянск-Навля-Льгов и Брянск-Навля-Хутор Михайловский, – пишет А. Дюков. – Именно в этих областях действовал так называемый «Южный Брянский партизанский край… Таким образом, Каминскому передавались территории, де факто контролируемые партизанами. Для того, чтобы сэкономить „немецкую кровь“, командование 2-й танковой армии пошло на предоставление… Брониславу Каминскому „милитаризовать“ подчиненный ему район и вести борьбу с партизанами – естественно под немецким контролем„. (“Die Aktion Kaminsky») В связи с этим один из «каминцев» – Михеев – вспоминал: «Только 10% леса принадлежали нам». По сути, немцы делали некий эксперимент над подчиненными им «русскими унтерменшами», а наши гитлерофилы принимают его за некую честь, оказанную «русским антикоммунистам».

Каминский провел мобилизацию, сумев создать «Русскую освободительную народную армию», в которой было примерно 10 тысяч человек. Прославилась она, главным образом, карательными мероприятиями. Что же до военных действий, то здесь успехи были намного скромнее. Генерал Бернхард по этому поводу констатировал: «Боевики инженера Каминского не могут отразить крупных нападений на себя».

Коллаборационизм, сепаратизм, самоубийство

Конец Каминского был бесславен – его расстреляли сами уже немцы – во время подавления Варшавского восстания. Его действия даже им показались чересчур жестокими.

Ну, и что тут можно воспевать? Это же какая-то сплошная история позорных поражений. И «подстав» – как англичане подставили нацистов в 1941 году, так и нацисты постоянно подставляли коллаборационистов.

И тут уместным было бы вспомнить про еще одних «героев» антибольшевистской борьбы. «Член, а затем и руководитель российского Имперского Союза-Ордена Н. Сахновский воевал в составе Бельгийского Валлонского легиона войск СС под командой глубоко верующего католика Леона Дегрелля, – сообщает В. Ларионов. – Оружие батальон Сахновского получил только на Украине, и вырываясь из окружения, в Корсунь-Шевченковской операции Красной Армии батальон почти поголовно погиб в героической рукопашной схватке». («Витязи Святой Руси»)

Это прямо какая-то феерия – «погиб в рукопашной схватке». Понятно – за кого немцы держали русских. Но как русские люди могли хватать такую смертоносную наживку?

Впрочем, Сахновский действовал вполне под стать своему командиру. Так, уже зимой 1945 года «народный вождь» валлонов Л. Дегрелль повел три батальона и три отдельные роты валлонских добровольцев на помощь немецким городам. И после боев под Старгардом в живых осталось только 625 валлонов. Вот – образец «вотанического» фанатизма. Фанатики типа Дегрелля с маниакальным, самоубийственным упорством приносили своих соплеменников в жертву гитлеровским амбициям.

Но это, конечно, исключение. Европейцы – люди, в целом, прагматичные. И большинству участников гитлеровского «крестового похода против большевизма» не было особого дела до нацизма и фашизма. Они рвались на Восток для того, чтобы пограбить. А когда выяснилось, что Гитлеру «капут» – многие его союзники побежали прочь от «великого фюрера». Так, поступили в Италии, так сделали в Румынии. Что ж, гитлеровским союзникам и симпатизантам не помешало бы вовремя разглядеть все безумие гитлеровской политики, всю одержимость нацистских лидеров.

Показательно, что многие гитлерофилы и «неовласовцы» вовсю пиарят казаков, которые пошли за П. Красновым, и были, в конечном итоге, выданы Сталину западными демократиями. Как известно, многие из этих несчастных покончили жизнь самоубийством, опасаясь «ужасов большевизма». (Ужасы эти, кстати сказать, были изрядно преувеличены. Зачастую отношение к коллаборационистам было весьма либеральным. Так, 31 октября 1944 года английские власти передали СССР 10 тысяч советских репатриантов, служивших в вермахте. По прибытии в Мурманск им было объявлено о прощении и освобождении от уголовной ответственности. Около года они проходили проверку в фильтрационном лагере НКВД, после чего их отправили на шестилетнее поселение. По истечении срока большинство было оттуда освобождено, с зачислением трудового стажа и без указания в анкете на какую-либо судимость.)

Это – страшный конец, который показывает все отчаяние и всю обреченность «русского коллаборационизма». Тысячи борцов с большевизмом не представляли никакой самостоятельной силы. Сначала они пошли за немцев, а потом бросились искать покровительства англо-американцев, надеясь на их помощь. И это при том, что среди коллаборационистов было достаточно людей, отлично понимающих, что такое западные демократии, которые были и являются самыми настоящими плутократиями. Тот же самый Краснов, в романе «От двуглавого орла к красному знамени», вкладывает в уста своего главного героя слова о том, что главный враг – Англия. И вот – эти люди, еще вчера воевавшие за антидемократа Гитлера, с какой-то слепой надеждой бросаются в объятия главного врага.

Возразят, что Краснов и его люди использовали последний, пусть и призрачный шанс для спасения. Да, это так, но показателен сам факт того, что «красновцы» считали себя чем-то, сугубо зависимым от внешних сил. В этом видна ущербность всего коллаборационизма, которая выражалась в страшной болезни воли. Будь эти люди действительно уверены в своей правоте, то они бы продолжили борьбу, вступили бы, например, в союз с сербскими четниками Д. Михайловича.

Попытку уж, в любом случае, можно было сделать – все лучше, чем убивать себя, совершая страшный грех самоубийства. Но на поверку оказалось, что никакой веры в себя у этих людей не было, а была только слепая ненависть к большевизму, перерастающая в какой-то дикий страх перед ним. Этот ненависть, этот страх ослепляли и оглушали коллаборационистов, выводя на тот же тонкий лед. Встав под знамена иностранных захватчиков, они сначала стали самоубийцами политическими. Потом многие из них закономерно совершили самоубийство буквальное.

Вот показательные строки из дневника некоей Л. Осиповой, страстно ненавидящей большевизм и желавшей прихода немцев: «Бомбят, а нам не страшно. Бомбы-то освободительные. И так думают и чувствуют все. Никто не боится бомб… А я решила по приходе большевиков отравиться сама и отравить Николая (мужа – А. Е.) так, чтобы он этого не знал». Читать все это просто дико, тут открывается какие-то совсем уж инфернальные бездны. Вот до чего доводит ненависть, возведенная в абсолют!

И вряд ли можно признать случайным совпадением тот факт, что Краснов сделал ставку на казачий сепаратизм. В 1944 году на курсах пропаганды в Потсдаме атаман сказал следующее: «…Москва всегда была врагом казаков, давила их и эксплуатировала. Теперь настал час, когда мы, казаки, можем создать свою независимую от Москвы жизнь». А вот и еще одно показательное высказывание: «Недуг большевизма поразил в основном русские области России, казачество наиболее стойко противостояло „красной заразе“. Спасать здоровое необходимо, жертвуя больным, при этом имея в виду, что наиболее многочисленный больной народ (русский) может поразить народ здоровый».

Есть во всем этом какая-то страшная логика, которая связует воедино самоубийство, коллаборационизм и сепаратизм. Здесь какое-то расщепление сознания, раздробление собственного «Я».

Победа над суицидом

Надо признать, что за всей брутальностью наших гитлеристов, за всей «арийской» бравадой заметен этакий черный пессимизм. Вот пример. В 1997 году, накануне Дня Победы они размещали в Сети плакаты, на одном из которых написано: «9 мая 1945. Поражение Арийской Европы. Поражение Арийского Мира. Поражение Арийского будущего». (Будущее почему-то написано с маленькой буквы). Вот так-то вот. Их будущее уже потерпело поражение. И прошлое – одна сплошная цепь поражений. Вот почему они так ополчились против Победы. Это не только отрицание конкретно-исторической Победы 1945 года. Это (сознательное или бессознательное) отрицание Победы как таковой. Какая уж там победа, если все закончится «гибелью богов»… И понятно, почему многие гитлеропоклонники предпочитают славянскому язычеству – скандинавское (возглавлявший «Локотское самоуправление» Б. Каминский также щеголял «нордизмом». В манифесте его партии «Викинг» читаем: «Наша партия – партия национальная. Она помнит и ценит лучшие традиции русского народа. Она знает, что викинги-витязи, опираясь на русский народ, создали в седой древности Русское государство». Очень характерно – русское государство строят нерусские викинги, которые только «опираются» на русский народ!)

Также понятно, почему они в качестве эзотерического уровня своей «религии» выбирают гностицизм, который объявляет злой саму нашу реальность как таковую. Преобразовать эту реальность, с точки зрения гностика, невозможно – из нее можно бежать – по частям, забрав душу и бросив тело, что уже есть суицид, ибо человек представляет собой единство души и тела. Ее можно разрушить – вместе с собой, но никакой Победы в этом мире невозможно.

Победа 1945 года была Победой над разрушительным и саморазрушительным Хаосом. Над самоубийством. В мире было много войн. Но только в эту войну свою армию повели в бой не только убийцы, но и самоубийцы – в прямом и переносном смысле (кое-кто покончил с собой и на самом деле). И это суицидальное воинство Хаоса разгромила наша страна. Поэтому и отношение к Победе у нас почти религиозное. Это была Победа Жизни над самой отвратительной формой Смерти. Над убивающим самоубийством. Вот почему и отношение к Победе у нас почти религиозное. Вот почему, вспоминая о пути, пройденном с 22 июня 1941 по 9 мая 1945, мы продолжаем повторять: СЛАВА НАШЕЙ ПОБЕДЕ!

Александр Елисеев

Tags: Великая отечественная, Великобритания, Германия, Гитлер, СССР, коллаборационизм