| Мирабо - «Hic et Hec» |
[Nov. 18th, 2024|09:12 pm] |
Оноре Габриэль Рикети, граф де Мирабо (1749–1791) — деятель Великой Французской революции, один из самых знаменитых ораторов и политических деятелей Франции, масон, написал книгу «Hic et Hec», находясь в тюрьме и предавшись своим фантазиям, описывает сексуальные приключения аббата, работавшего репетитором во французской дворянской семье в Провансе. Он развлекается не только с женщинами и мужчинами, но и с юными воспитанниками.
Отрывок:
Un jour, j'avais plus de treize ans alors, il me tenait entre ses jambes pour me suivre des yeux dans l'explication de la satire de Pétrone; son visage s'enflammait, ses yeux étincelaient, sa respiration était précipitée et syncopée; je l'observais avec une inquiète curiosité qui, divisant mon attention, me fit faire une méprise. — Comment, petit drôle! me dit-il d'un ton qui me fit trembler, un sixième ne ferait pas une pareille faute; vous allez avoir le fouet. J'eus beau vouloir m'excuser et demander grâce, l'arrêt était prononcé; il fallut bien me soumettre. Il s'arme d'une poignée de verges, me fait mettre culotte bas, je me jette sur son lit, et de peur que je ne me dérobe au châtiment, il passe son bras gauche autour de mes reins, de façon que sa main empoigne un bijou dont j'ignorais encore l'usage, quoique sa dureté momentanée, depuis plus d'un an, m'eut donné à penser. — Allons, petit coquin, je vais vous apprendre à faire des solécismes. Et il agite légèrement les verges sur mes jumelles, de manière à les chatouiller plutôt qu'à les blesser. La peur ou le doux frottement de sa main fit grossir ce qu'il tenait. — Ah! petit libertin, qu'est-ce que je sens là? Ah! vous en aurez d'importance. Et il continuait la douce flagellation et ses attouchements, jusqu'à ce que, enivré de volupté, un jet de nectar brûlant couronnât ses efforts et comblât ma félicité.
Однажды, когда мне было немногим более тринадцати, он зажал меня между ног и пристально следил за мной, объясняя сатиру Петрония; лицо его горело, глаза блестели, дыхание было учащенным и сбитым; Я наблюдал за ним с беспокойным любопытством, которое, отвлекши мое внимание, заставило меня совершить ошибку. — Ты что, негодяй! он сказал мне тоном, от которого я задрожал, шестиклассник не допустил бы такой ошибки; ты получишь кнут. Хотя я хотел извиниться и попросить о пощаде, приговор был вынесен; Мне пришлось подчиниться. Он вооружается горстью розг, заставляет меня снять штаны, я бросаюсь на его кровать, и, опасаясь, что мне удастся избежать наказания, он обнимает меня левой рукой за талию, так что его рука схватила сокровище, применения которому я еще не знал, хотя его преходящая твердость, продолжавшаяся более года, погружала меня в размышления. — Сейчас, маленький негодник, я тебя научу делать солецизмы. И он слегка касается розгами моих бубенчиков, чтобы скорее пощекотать их, чем поранить. Страх или легкое трение его руки заставляли то, что он держал, расти. — Ах! маленький распутник, что я там нащупал? Ах! Ты узнаешь их важность. И он продолжал нежное бичевание и свои прикосновения, пока, опьяненный наслаждением, струя жгучего нектара не увенчала его старания и не наполнила мое счастье.
 |
|
|
nostalgic
