Дело о том, как я съел собаку (13)
Начало и продолжения здесь (сверху вниз):


http://paslen.livejournal.com/447688.html?mode=reply
http://paslen.livejournal.com/447977.html?mode=reply
http://paslen.livejournal.com/448193.html?mode=reply
http://paslen.livejournal.com/450884.html?mode=reply
http://paslen.livejournal.com/451112.html?mode=reply

http://paslen.livejournal.com/451442.html?mode=reply
http://paslen.livejournal.com/455431.html?mode=reply
http://paslen.livejournal.com/456100.html?mode=reply
http://paslen.livejournal.com/456377.html?mode=reply

http://paslen.livejournal.com/468467.html?mode=reply
http://paslen.livejournal.com/469363.html?mode=reply
http://paslen.livejournal.com/469768.html?mode=reply
http://paslen.livejournal.com/470075.html?mode=reply

Дело в том, что осень настала, холодно стало. Химполе пришлось похерить. Строев, уже практически официально не вылезавший из первой роты, вдруг вспомнил, что в учебном корпусе есть тайная комната технической литературы (стеллажи, забитые брошюрами с грифом «совершенно секретно»), и выдал мне ключ.
Закуток, единственным окном выходящий на середину плаца, обивали многие поколения предшественников. Электрический чайник, масса полезных мелочей, а главное – матрац, непонятно каким образом согласующийся с официальным назначением места. Однако, на все эти подробности либеральное Мишкино начальство (штабные потому что крысы, не строевые, ветрами не обветренные) закрывало глаза. На нецелевое, так сказать, использование. Так как комнатой, вообще-то, пользовались редко. Но метко. В один из таких моментов, естественно, вычислили и меня, возник некоторый конфуз, ибо, всё-таки, «совершенно секретно», а не какие-то там шуточки, и я снова оказался без крыши над головой. Но зла не затаил, перекантовался там пару месяцев и на том спасибо – в армии становишься фаталистом: фраза «все там будем» весьма точно описывает главную метафизическую особенность сверхсрочного бытия.
Все варианты, казалось, уже перебраны. Тихое отчаянье. Намекаю Наташе, но она не слышит. Напрямую отказать неудобно, вот и мямлит. Потом отказывает уже напрямую. С тех пор, как мы с ней поссорились, она предпочитает держать дистанцию. Из-за того, что я спрятал заказную телеграмму, адресованную в штаб. Касалась она старшего сержанта Полозова, уволившегося в запас и совершившего тяжкое преступление. По пьяному, что ли, делу или из общей развращённости – кажется, Полозов был сыном мелкого партийного чиновника. Ожидался суд и требовалась характеристика с места службы. При старой власти Полозова, разумеется, отмазали бы и от армии и от суда, но грянула перестройка и парень загремел под фанфары.
Человеком он был действительно неприятным. Я застал его, разжиревшего с буйным наглым чубом (дембеля же носят шапку на макушке), в самом начале. Полозов имел лютый характер, ничего и никого не боялся, духов презирал не считая за людей. Поскольку дебют мой в СА удачным не назовёшь, пару раз от Полозова мне досталось. Однажды, увидев нечистую «подшиву», он победоносно сорвал её с меня и, опозорив перед строем первачей, заставил запихать в рот и жевать. Накануне, после наряда, свалился без сил, не успев подшиться свежим подворотничком, вот он, душегуб, и воспользовался.
Другой раз, недовольный слабой физической подготовкой, определил меня в самый суровый наряд – в уборную, чистить очки. Раз в полгода, к очередной проверке, в казарме устраивали ремонт. Все начинали мыть и красить. В том числе и чугунные очки, вмонтированные в пол. Через пару недель краска начинает слазить и, подобно слоям горных пород, на поверхность вылезают предыдущие слои покраски во всём сомнительном великолепии. На зачистку этой красоты меня и призвал злой дембель Полозов.
Тогда обидно, конечно, стало. Под сочувствующими взглядами соплеменников, сжал зубы и вперёд, раз у родина поручила. А позже обида растаяла, испарилась. С глаз долой – из сердца вон, к тому же, сам стал черпаком, а потом и дедом. Сам вошёл если нк во вкус, то в понимание. Много от молодых не требовал, лишь уважения. И только по уставу. Например, вставать, когда в помещение входит старший по званию.
Вика Киприянов прикормил себе писаря Ковальчука. Барсучонок, смышленый малый с понимающими глазами, начинавший лысеть по-ленински, Ковальчук заполнял вместо вечно занятого Витька многочисленные ведомости и журналы. А ещё любил поговорить с Киприяновым о том, о сём, земляками они вышли, что ли. Короче, пригрел. По сему пользовался некоторыми поблажками, вошёл во вкус, вот и забурел немного.
Эпизод вышел классическим. Захожу я в Ленинскую комнату, там Ковальчук с очередным заданием и пара-тройка его сослуживцев. Ковальчук о нашей дружбе с Викой знает и я ему не начальник. Вот он и не встаёт, паршивец, не приветствует как положено. Если бы в комнате никого более не находилось, я бы не обратил внимания, но теперь в жесте Ковальчука наблюдался вызов. Вскипел мой разум возмущённый, не выдержал. С наигранным удивлением спросил писаря, отчего это он игнорирует устав, но внятного ответа не получил.
Ковальчук, зная добрый нрав дедушки Печерского, демонстративно углубился в писанину. Вот тогда, кажется впервые в жизни, я ударил человека по голове. Не в драке на школьном пустыре, но беззащитное и безответное существо низшей касты. Как в своё время Радик Айварович. Совсем как в старозаветные времена старший сержант Полозов. Разрываясь от отвращения к себе и двусмысленности происходящего. Но гаркнул как подобает ситуации и вмазал по затылку тем, что было в руке, сверху вниз, подгоняя нахала подняться.
По иронии, в руке у меня в тот момент был свежий номер «Нового мира», о премии которого я узнал сегодня.