Чиновники решили засекретить самих себя

Владимир Путин подписал закон «О внесении изменений в подраздел 3 раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» (вступает в силу 1 октября 2013 года). Суть которого – введение в Гражданский кодекс (ГК) РФ новой статьи – 152.2 «Охрана частной жизни гражданина», посредством которой, как обтекаемо говорится на сайте Президента РФ, «устанавливается запрет сбора, хранения, распространения и использования любой информации о гражданине без его согласия». Это очередной кирпичик стены секретности, возводимой вокруг чиновничества: пусть не обманет вас формулировка «частная жизнь гражданина»: государство перекрывает доступ к сведениям именно о чиновниках.

Биография под грифом «секретно»

Итак, «не допускаются без согласия гражданина сбор, хранение, распространение и использование любой информации о его частной жизни, в частности сведений о его происхождении, о месте его пребывания или жительства, о личной и семейной жизни». В переводе на обычный язык это значит: никто уже не сможет узнать, к примеру, где (и на какие средства) учатся дети министров и депутатов. Невозможно будет предать огласке, что (как накопал Навальный) одна из дочек вице-спикера Госдумы Сергея Железняка учится в Швейцарии, вторая – в Лондоне, третья едет учиться туда же. Не узнаем мы, что там же учатся (или учились) сыновья кировского губернатора Никиты Белых и полпреда Президента РФ в Северо-Кавказском федеральном округе Александра Хлопонина, дочь министра иностранных дел Сергея Лаврова. Уж молчу про дочек главы государства: упаси боже написать, что в свое время папа посылал их отдыхать к другу Берлускони – это будет уже покушение даже не на «частную жизнь гражданина Путина» – на полновесную госизмену!

Но дети – мелочи жизни. Серьезнее, что табу наложено на сведения, например, о реальной собственности чиновников – если она оформлена на родственников или подставных лиц. Получите официальную декларацию о доходах – и утритесь. Не сможем мы прочитать и о «частных» резиденциях Путина, дачах Якунина, дворцах Грефа, усадьбах Миллера, американских апартаментах Пехтина, чешском виде на жительство Бастрыкина, яхтах Абрамовича, куршевельских девочках Прохорова, немецком отеле депутата Исаева. Не сможем узнать, что глава Следственного комитета вывозит журналистов в лес, угрожая им расправой, – это сугубо частная жизнь гражданина, не в присутственные же часы этим забавляется главный следователь страны…

Шут с ними – виллами, любовницами, иностранными счетами и видами на жительство, существеннее иное: фактически перекрывают доступ к сведениям о реальном служебном пути чиновников. И кто ныне сможет вызнать, имеют ли заместители министра образования и науки Ливанова (и директора департаментов) базовое образование и хоть какой-то опыт работы в этой сфере или рванули в чиновники от науки прямиком из райкомов комсомола. И упаси вас боже выяснить, что некоего чиновника Минсельхоза подозревают в хищении полумиллиарда рублей. А уж любые клеветнические домыслы в отношении госпожи Голиковой и вовсе от греха законопатьте как можно глубже. Не говоря уж о том, что под кару подпадут досужие сплетни о возможной связи между служебным положением таких уважаемых госчиновников, как С.Б. Иванов, М.Е. Фрадков, А.В. Бортников, В.И. Матвиенко или Д.О. Рогозин, – и феноменально успешной карьерой их детей.

Остается утешиться официальным: указами о назначении и награждении, сводками о возбуждении уголовных дел и взятии под домашний арест, вынесении сурового условного приговора и некрологом.

В законе есть оговорка: «если иное прямо не предусмотрено законом». Но ни конкретный закон, ни его нормы не обозначены. Порывшись же в нормативной базе, узнаем: сбор данных «без согласия гражданина» – прерогатива лишь когорты спецслужб (см. закон «Об оперативно-розыскной деятельности»).

Но ведь не является нарушением сбор данных, если это делается «в государственных, общественных или иных публичных интересах»? Только, как водится, «государственный интерес» будет определять само государство, точнее чиновники, – по своему произволу: юридически выверенного и определенного понятия «государственный интерес» нет! Более того, полагают философы и юристы, сам постулат государственного интереса несовместим с понятием правового государства! Отсутствует в отечественной нормативно-правовой базе и определение общественных «или иных публичных интересов»: кто и как определит, соответствует ли им обнародование факта, что сын «оборонного» вице-премьера Дмитрия Рогозина возглавил один из ведущих пороховых заводов страны? И кто будет решать, соответствует ли «иным публичным интересам» огласка того, что Рогозин – в родственных связях с министром образования и науки Ливановым?


Если же кто и добыл подобную информацию, использование ее при «создании произведений науки, литературы и искусства» полагается неправомерным. И если она «содержится в документах, видеозаписях или на иных материальных носителях», то гражданин может обратиться в суд «с требованием об удалении соответствующей информации», а также о пресечении ее распространения – «путем изъятия и уничтожения без какой бы то ни было компенсации… экземпляров материальных носителей, содержащих соответствующую информацию».

Частная жизнь покойника

Самое замечательное – финальная часть документа: «Право требовать защиты частной жизни гражданина способами, предусмотренными пунктом 2 статьи 150 настоящего Кодекса и настоящей статьей,в случае его смерти имеют дети, родители и переживший супруг такого гражданина». Посмертная защита «частной жизни»?! Кто бы мог подумать, что, помимо жизни загробной, у покойников, оказывается, еще есть и частная… Исходя из этого, все книги и статьи, например, о Хрущеве, Брежневе, Андропове, Горбачеве, Ельцине и др., – надо согласовывать с их детьми? Дабы часом не выдать тайну их «частной жизни», рассказав, допустим, о любовных приключениях Леонида Ильича или здоровье Юрия Владимировича…

Не говоря уж о том, что и юридического определения «частной жизни гражданина» у нас тоже нет. Могу в связи с этим привести свой пример. В Центральном архиве Министерства обороны РФ (ЦАМО) мне некогда отказали в копировании нескольких листов из хранящегося там личного дела моего же деда – записи, что в 1929 или 1930 году он попал на гауптвахту и что в 1949 году «желания учиться в вечернем университете марксизма-ленинизма не имеет». Аргументация? – Это секреты его… частной жизни! Какая может быть «частная жизнь» в строго формализованном личном деле военнослужащего, да еще и скончавшегося почти четверть века назад? – Неважно, это может… «опорочить его морально-нравственный облик». В глазах собственного внука…

Как развернут это положение ныне, к гадалке не ходи. Так возрадуемся же, что в окончательную редакцию не вошло внесенное было предложение запрета на сбор и публикацию информации «о фактах биографии такого лица, об участии этого лица в судопроизводстве». Между прочим, если верить ст. 123 Конституции РФ, разбирательство во всех судах нашей страны открытое.

В графе «инициатор» законопроекта № 47538-6 скромно значится: «Президент РФ».

Впору уже говорить о систематическом «государственном» подходе к закрытию ключевой информации о чиновниках госслужбы: и сейчас их официальные биографии (и декларации о доходах) зияют лакунами, поглотившими самую суть. Например, ответ на вопрос: как при такой «беспорочной» и почти бескорыстной службе именно слуги государевы умудрились стать крупнейшими землевладельцами страны? Похоже, возводимая стена секретности решает ту же задачу, что и при советской власти, – закрытия информации о тех, кто реально правит/владеет страной?

«Ревизор» невозможен

Самодержавную Россию никак нельзя было полагать государством демократическим – империя она и есть империя. И технических средств тогда было куда меньше, чем ныне (какая уж информационная техника, к примеру, в начале царствования Николая I – типографии с вручную набираемыми литерами). Однако возможность получения информации о чиновниках в эпоху Николая I

– на порядки выше, чем при Путине. Утверждаю это предметно, изучив не одну сотню изданий той эпохи: ныне и мечтать не приходится о таком доступе к сведениям по военному и гражданскому чиновничеству, как тогда.

Все, что выходило тогда в печатном виде, обязательно проходило через цензоров. Однако сведения о служебном пути любого чиновника любого ведомства, от центрального до уездного, были в открытом доступе. И какие! Можно было узнать, когда тот или иной фигурант вступил в службу – в каком чине, в какое ведомство или в какой губернии (городе, уезде); когда выслужил следующий чин и должность, какими наградами и поощрениями удостоен. Все это, постоянно обновляясь, публиковалось в ежегодных изданиях Российской империи XIX – начала XX века: «Адрес-календарях», «Памятных книжках», «Справочных книжках» – общеимперских, губернских, ведомственных. Выходили «Списки Высшим чинам» и «Списки чинов» различных ведомств, списки по старшинству военных чинов – как общие, по всей армии, так и по чинам (капитанов, майоров – до упразднения чина в 1884 году, подполковников, полковников и генералов). Были списки по старшинству «флотских линейных чинов», «Список гражданским чинам Морского ведомства», списки офицеров инженерного корпуса, кавалерии, гвардии, артиллерии, казачьих войск, пограничной стражи, высших чинов, сенаторов, членов Государственного совета…

Не полагали секретом и сведения об имущественном положении чиновников: наличии недвижимости – родовой или благоприобретенной, числящейся за женой, особых, помимо жалованья, вознаграждениях за службу – арендах, премиальных и т.п. И если некий служащий вдруг становился обладателем выезда рысаков «не по чину», это тут же вызывало интерес – и непосредственного начальства, и полицейских органов. Уж про имения или усадьбы вовсе молчу – из «ниоткуда» они тогда взяться не могли в принципе. Наличие родовой недвижимости фиксировалось в послужных (формулярных) списках каждого офицера и чиновника еще при поступлении на госслужбу. В обязательном порядке в эти формуляры заносились сведения и о недвижимости «благоприобретенной» или имевшейся «за женой». Посему абсолютно любые перемены, от вступления в наследство до покупки имения, были на виду. Так что типовые ныне фокусы – «бабушка из Моршанска завещала» (или «теща из Конотопа подарила») – не проходили. Посему хотя и взятки были, и казнокрадство цвело, но чиновники хотя бы явно не щеголяли сколоченными на этом состояниями.

Именно при Николае I русское чиновничество впервые встало перед необходимостью действовать по закону. Это был не каприз – политическая воля государя, твердо выраженная и жестко реализованная. Именно Николай I довел до «финала» вопрос о систематизации всех законов, создав единый «Свод законов Российской империи», который практически действовал до 1917 года. Именно при Николае Павловиче эти адрес-календари, памятные книжки и т.п. стали системой: жестко регламентируемыми, но одновременно всем доступными списками чиновников империи. А чего в них не хватало, можно было почерпнуть из периодики: к концу правления Николая Павловича в России выходило 88 журналов и 60 официальных периодических изданий, публиковавших, помимо прочего, массу сведений о кадровых перемещениях, награждениях и пр. Так что «в каком полку служили», проверялось сходу – достаточно было лишь протянуть руку за справочником. Это, кстати, о гоголевском «Ревизоре»: с точки зрения тогдашнего общества, комедийность ситуации – в нереальности хлестаковщины. Ну никак не мог какой-то прохвост успешно выдать себя за «штатского генерала» – тайного советника или действительного статского советника, т.е. чиновника III–IV класса! Всего-то надо было снять с полки «Месяцеслов с росписью чиновных особ или Общий Штат Российской Империи» за соответствующий год, чтобы в момент выяснить: а ревизор-то – ненастоящий!

Номенклатурная конспирация

Но при советской власти ситуация сразу же изменилась. Начиналось все с закрытия внутрипартийной информации, родоначальником чего был, как водится, тов. Ленин, всегда категорически выступавший, например, против стенографирования заседаний политбюро ЦК РКП(б). Характерно его послание членам лолитбюро 22 января 1922 года: «Ввиду того, что мы здесь в Москве окружены шпионами меньшевиками и полуменьшевиками, не вносить этого (и подобных) предложений в протокол Политбюро, а записывать их отдельно… Нигде, ни в бумагах, ни в шифровках, не упоминать директив Политбюро».

Цели возведения крепостной стены секретности сформулировал бывший секретарь Сталина Борис Бажанов: «Мое Политбюро – верховная власть, но это – чрезвычайно секретно и должно быть скрыто от всего мира».

В том же 1922 году началась, по меткому определению Ирины Павловой (одного из лучших исследователей механизма сталинской власти), «секретная партийно-государственная реформа». Пожинателем плодов которой стал, разумеется, Сталин: как зафиксировали повестки дня заседаний политбюро, на протяжении 1920-х годов именно он непрестанно выступал по вопросам партийной секретности, его предложения и воплощались в жизнь. Тогда же ввели и строжайший запрет на какое-либо упоминание партийных директив: «Каждый член партии, получив директиву партийного органа, проводит таковую в жизнь от своего имени по занимаемой должности». По словам Павловой, «партаппарат стремился сохранить анонимность своей власти…». Поэтому вся переписка, содержавшая указания на директивные партийные постановления, шла под грифом «секретно» – в общей канцелярии не должно было остаться и следа директивной деятельности партии.

Для полноты секретного счастья в 1923 году парторганы перешли к тотальной шифропереписке. И за утечку сведений из партшифровок кары ждали страшные. Парадокс: формально это документы организации общественной, но за нарушение конспирации – расстрел вполне полноценный. Партия (правящая!) вела себя так, словно была во вражеском окружении, в глухом подполье. Впрочем, политбюро так и полагало, приняв в 1924 году секретное постановление: «Работу сотрудников секретариата ЦК партии считать конспиративной партийной работой». На финише – постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 9 мая 1929 года с более чем красноречивым названием: «О конспирации».

Примечателен перечень вопросов, занесенных в разряд особо секретных: «некоммунистические поступки членов коммунистических организаций, злоупотребления ответственных советских работников», сведения о привлечении к ответственности членов ЦИК, СНК, Совета Труда и Обороны (СТО), материалы «предварительного расследования должностных преступлений» и, главное, «характеристики ответственных работников». Партверхушка и дальше действовала, как во вражеском тылу, разве лишь в ее распоряжении, снова процитирую Павлову, «были все государственные средства и ей подчинялись все государственные ведомства». Все это служило, по словам историка, одному: укрытию реального механизма власти плотной завесой секретности, недоговоренности и прямой лжи. Надо же скрыть, что власть в стране не советская, а номенклатурная – никем и никогда не избираемых назначенцев.

Свобода в телефонной книге

Последним островком информационной открытости тех лет можно счесть разве лишь… адресно-телефонные справочники. Скажем, «Вся Москва» на 1923 год – поистине бесценный путеводитель по госучреждениям Советской России: ничего подобного и поныне близко нет. Тут вам и аппарат ВЦИК с перечислением ключевых фигур и сотрудников – от Калинина до заведующего гужевым подотделом. Причем номенклатурная значимость тех или иных персон видна сразу: если одни названы лишь по фамилии, у других есть инициалы, третьи – величаются еще и по имени-отчеству. Указаны адреса, номера кабинетов, телефоны: у Калинина, например, кабинет 33 – по адресу Кремль, б. здание Судебных Установлений. Дозвониться до него прямо, конечно, не каждому было дано, но в секретариат – вполне: через кремлевский коммутатор, добавочный – 156.

Не менее информативно представлен разместившийся в том же здании (только на 3-м этаже) Совнарком: «Председатель – Ленин, Вл.Ил. Тел. 45-95, по верхн. коммут. 88, по нижнему 164». Далее – полный состав СНК: с фамилиями, именами-отчествами, телефонами. СТО – то же самое. Поименован весь состав Ревтрибунала (включая печально известную Военную коллегию во главе с т. Ульрихом). Полный состав Реввоенсовета Республики – во главе с Троцким, располагавшийся тогда на Знаменке, 23; там же – телефоны Штаба РККА и полная структура военного аппарата, просто подарок для исследователя. НКВД – тоже в наличии, зато ГПУ при НКВД РСФСР в справочнике не значится – словно наследники ВЧК испарились. И, главное, по возможному максимуму закрыта информация по партструктурам: хотя секретариат ЦК РКП(б) и значится в разделе «местные учреждения», сведений о его структуре из «Всей Москвы» не извлечь, даже ни одного имени не названо. Вот она, реальная власть, которой лишняя публичность ни к чему! Зато руководящие кадры ЦК Российского коммунистического союза молодежи и ВЦСПС перечислены столь щедро, что сразу понимаешь: эти ребята подпущены лишь к краю кормушки. Но к 1929 году накрылась и такая «гласность»: сведения о чиновных структурах исчезли из общедоступных справочников. Далее – как у Оруэлла, в его незабвенном «1984»: «Были необъятные хранилища для подправленных документов и скрытые топки для уничтожения исходных. И где-то, непонятно где, анонимно, существовал руководящий мозг, чертивший политическую линию, в соответствии с которой одну часть прошлого надо было сохранить, другую фальсифицировать, а третью уничтожить без остатка». Похоже, мы вновь на всех парах несемся к Оруэллу?