| Полтва як прив(и/і)д: "Вонь или вдохновение?" |
[Sep. 24th, 2011|10:49 pm] |
Недавняя дискуссия в НПО "Центр городской истории Центральной и Восточной Европы" по поводу закрытой львовской реки Полтвы (о ее месте в концепциях городского развития, ее публичных смыслах и возможных вариантах ее дальнейшей судьбы) прошла безумно интересно даже не благодаря активности участников (впервые на моей памяти количество активных диспутантов в зале превышало оное в прэзидиуме), не благодаря фейерверку инфы, квалифицированных мнений и хохмочек, и даже не благодаря отличной организации (доказательством каковой служат два предыдущих наблюдения). Самым интересным было то, насколько же все-таки действительно Полтва скрыто воздействует на наше сознание, раз попытка обсудить Полтву и судьбу Полтвы привела к такому жаркому обсуждению точек зрения, которые, в общем-то, ни в чем друг другу не противоречили. Создалось впечатление, что вместо Полтвы участники обсуждали нечто значительно более глубокое (хотя куда уж глубже), интимное (хотя куда уж) и прямо не называемое (и опять-таки).
Оставляя в стороне сыпавшиеся как из рога изобилия концепции Полтвы (это энвиронменталистская духовная сущность - Ярко Футимський; это инженерный элемент в контексте динамичного городского пространства - Михаил Шарков; это системная ось развития города - позорно забытый мною представитель Союза Архитекторов; это символическое пространство рефлексии - Юрий Кох), мне почудились в этом коллективном монологе две метаполитические темы, выходящие довольно далеко (на самом деле - радикально далеко) за пределы предмета.
Первая тема - общественное преобразование. В езине Hyperdrome Андриус Куликаускас противопоставляет концепты "соцального хэкинга" и "социальной архитектуры" (как в материальной, так и в идейной сфере и прежде всего в коммуникации), утверждая, что второе опирается на понятия планирования, линейного процесса, стадийности и распределения ресурсов, а первое основано на игре, бессистемности, синхроничности и конфликтности/кооперативности в использовании ресурсов. Первое (очень условно и очень упрощенно) постмодерно, второе модерно и как элементы противостояния ни одно не очень интересно.
Социальный хэкинг в принципе есть матрица гражданского активизма (хотя активизм этот и пытается время от времени прикрыться планировочной риторикой) и эту парадигму единолично представлял Остап Малашняк, известный по инициативе Спасения Меркурия. Все, что он говорил, сводилось к сетевой активности и троллингу, включая хэкерскую функцию посредничества между сообществами, в т.ч. реставраторами, диггерами, олигархами, свободовцами, кафешной молодежью и аудиторией жежешного гетто. Олесь Дзындра, координатор фестиваля КиноЛев и культурологического проекта ЛеоПолтвис, наоборот, выступал в качестве социального архитектора, владеющего многомерной трансцендентно легитимированной перспективой перестройки общественного сознания - в данном случае относительно Полтвы, но далеко не исчерпывающейся этой проблемой. Всему этому интересно противостояла Ирина Магдыш, соредактор журнала "Ї", пишущего с середины девяностых о штетлах, масонах, феминизме и психоделических революциях. Среди всего ею сказанного, мое внимание привлекла апелляция к статус-кво в сознании - Полтва как существенность (морально-метафизическая сущность) львовским сознанием не воспринимается. Что не помешало участнице экспромтом представить такую существенность - ярко гендерно нагруженный образ реки, самоотверженно трудящейся для поддержки гигиенического равновесия в городе. "Вона працює" - не удержался ![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo-lj.gif) mr_lpa@lj...
Позиция Магдыш радикально постмодернистская, ибо акцентирует ни более ни менее как аморальность навязывания существенностей (как я понимаю, это как раз то, что Батлер называет этическим насилием). Именно здесь корни в том числе и "пост-постмодерного", реконструктивного, неоконсерватизма - самого мощного в этой стране интеллектуального и публицистического направления (Забужко и Водичка to name a few), отрицающего любые сознательные усилия, направленные на изменение общества - социализм, естественно, в первую очередь. Проект Дзындры - пробуждение чувства ответственности за историю, включая материальное наследие "старого Львова", куда помимо Полтвы входят новозаселенные после войны польские дома (камень и в мой огород, поскольку я сам живу в такой квартире) - апеллирует по-модерному к некоей универсальной морали, причем с сильным религиозным уклоном. Это две стороны консервативной медали: с одной стороны, ожидание некоей всеобщей "революции сознания", сакрального Майдан-Шаббата, с другой - полумифическая "львовская ситуация", референтная точка для всех, начиная от повсеместно презираемой анти-интеллигентской "Свободы" и заканчивая "донецкими бандюками" и московскими туристами.
С третьей стороны сидит застрявший в постмодерне интернет-активизм, подменяющий этику коммуникации "фаном", приколизмом, наивняком и прочими пост-интеллектуальными прибамбасами. Ничего более экстремального, чем запуск мема "откапывают Полтву!", аудитории не предлагается и в этой ситуации желание вышеупомянутого Куликаускаса подумать об "этике социального хэкинга" кажется каким-то совершенно невозможным анахронизмом, опоздавшим лет на пятьдесят, хотя может статься, что это как раз мы отстали от него на полвека. Вопрос только в том, достаточно ли хорошо забыто это старое, чтобы превратиться в экстрим взамен навязшего в зубах "соушл-нетворкинга".
Когда трансдисциплинарный тролль, посредник между концептуальными средами, приходит в уже существующее пространство вместо того, чтобы создавать свое собственное и потом ждать годами, пока кто-нибуль туда придет, этот самый тролль обязательно делает кому-то больно, потому что ломает чьи-то представления о мире уже самим фактом своего появления. Эта акция может быть почти незаметной, а может быть настолько разрушительной, что приводит к забаниванию посредника. Этика социального хэкинга проистекает не из опасения быть забаненным, а из осознания своей цели и неизбежного "этического насилия" - то есть навязывания существенностей - которое сопутствует этой цели. Может так получиться, что искусство - самая безболезненная хэкерская тактика; общественная дискуссия, вроде той, на которой мы были, и форсенье мемов - штука значительно более опасная. Не поэтому ли в официальном списке было так много художников и так мало онлайн-публики?..
Вторая большая привидевшаяся мне тема - актуализация, осмысление и "оглашение", предоставление голоса. Представим себе Полтву, вслед за Ярком Футимським, как живое существо с собственными интересами, и подумаем над тем, каким образом она могла бы рассказать о себе и о том, какая она, и каким образом мы могли бы помочь ей в этом. Подставим теперь на место Полтвы любого другого проблемного субъекта - от бездомных до садомазохистов - и мы, наверное, поймем, что такое актуализация...
С актуализацией тоже наметились три общие позиции. Можно доносить до публики заранее приготовленные смыслы, чем-то напоминающие пресловутые туристические легенды. Наиболее ярко эту тему представил Юрий Назарук, владелец знаменитой львовской сети антуражных ресторанов, с идеями экскурсий по Полтве и о Полтве, вебкамерой в коллекторе, "Левым Берегом" и имитацией полузатопленного подвала в Оперном театре, и не обязательно это должно быть эксплуатацией существующего положения дел, как говорила Магдыш - с тем же успехом можно продвигать и утопию освобождения Полтвы, важна лишь продуманная привлекательная концепция, рассчитанная на определенную целевую аудиторию. Все это здорово напоминает политический процесс, в котором постановка проблемы является едва ли не более креативным актом, чем поиск ее решения.
С другой стороны, можно настаивать на изначальной "публичности", постоянном процессе обсуждения и создания тысяч всяковозможнейших смыслов. Юрий Столяров, архитектор, говоривший о Полтве как элементе публичного пространства, может быть, не имел в виду ассоциаций с различными теориями постмодерного управления и гражданского общества, а может быть, и имел. "Главный Канализационный Коллектор Полтва", юридически не являющийся даже рекой - явно не единственный возможный конструкт для описания Полтвы как сущности и даже та сумбурная дискуссия, свидетелями которой мы были, обнаружила не менее десятка альтернатив. Неисключительность идеи "коллектора" чувствуют все - особенно в этом смысле запомнилось выступление инженера-консультанта Института городского развития Михаила Шаркова, предложившего уже сейчас начинать выращивание новой концепции городской среды в расчете на то время, лет через пятьдесят, когда коллектор "Полтва" придет в техническую негодность. Согласно закулисным данным, участие главного инженера Полтвы во встрече этим предложением не ограничилось ;)
Можно, наконец, быть последовательными эзотеристами и мистиками. Львовский диггер Олесь категорически отверг статус Полтвы как реки, утвердив ее экзистенциальную вонючесть, подземность и приватность, чем весьма порадовал некоторых участников. Действительно, открытие Полтвы, будь то архитектурно-коммерческое, будь то хэкерско-дискурсивное, в любом случае ставит крест на ее элитарном и сакральном статусе, пусть даже эта сакральность и отдает сероводородом. И можете мне плюнуть в ухо, если и нас с вами не греют где-то очень глубоко наши very own скелеты в шкафах и под покровами канализационных люков.
Комментарии открыты везде. |
|
|
