Долгое время, в 80-е, когда я читал редкие работы Щ. в малотиражных сборниках, мне была неприятна его "беспредметность" - говорит-говорит. а к чему - не понять. Но некоторые мысли выцепил - например, о науке как машине для производства истины. Это было мне крайне несимпатично, но я видел, что оно так сейчас делается, то есть Щ показал, что есть - хотя он это подавал как необходимое. Тепеоь читаю большие тома, где многое идет вподряд.. Претензию к беспредметности выбросил, но мне не нравится круг подмен. Там часто дело обстоит примерно как с наукой. Он рассказывает о чем-то - мышлении, рефлексии, методологии, понимании, значении, тексте и т.д., и выгребает к какому-то пониманию этих штук. И каждый раз там одно и то же: эти вещи могут быть разными в зависимости от того, что мы из них делаем. Он каждый раз описывает то. к чему привела современная культура, с моей ттчки зрения - совершенно ненормальную ситуацию, но он ее подает как единственную. И она единственна и нормальна, если брать "общепринятое", то есть он почти всегда прав относительно того, как сейчас реально обстоят дела, и совершенно ничего не дает для того, чтобы изменить это положение дел в лучшую сторону.

Спасибо. Завтра соберусь со скромными мыслями и отвечу. Пока лишь отмечу, что Щ., по его мнению, как раз приуготовлял изменение ситуации к лучшему, создавая своего рода "масонский орден" из обкомовских боровов на своих ночных игрищах.

Мое видение "червоточины" - не столько умственного толка, сколько эстетического. Это вопрос персональной идиосинкразии к тексту. Но можно поискать причины. Есть авторы, от которых "отшатывает" сразу. Вот Вы написали, что Мэггеридж - приятный автор. Щ. - автор неприятный. Есть неприятные авторы, и эта неприятность не зависит от силы их ума. Правда, и могучего ума я тут не вижу, а вижу, ощущаю даже - тотальную липу. Ваш вопрос шире и важнее роли Щ. в истории. Дело, конечно, не в "хорошем" или "плохом" человеке. Свасьян, к примеру, человек скорее всего язвительный и "неприятный", но мне интуитивно симпатичный. Так же приятен и не очень интересный (мне) Мамардавшвили. И столь же отвратен - Щ. Из его текстов разит самонадеянностью технократа, соорудившего секту внутри марксизма, веет таким непрошибаемым Учением, таким схоластическим натиском и, наконец, самолюбованием, - что меня мутит даже от цитат. Он доктринально мерзок. Щ, вместе со всем своим великим Учением, методолдгией непонятно чего, графоманией и игрищами с министерскими и партийными свиньями (слизав зады калейдоскопических "западных психотехник") - персонаж А.Платонова. Но без языка Платонова. Вся эта наукообразная тавтологическая брежнеречь:

"Организационно- деятельностная игра как новая форма организации и метод развития коллективной мыследеятельности",

все эти помпезные трюизмы (о несовпадении рефлексирующей и рефлектируемой деятельности), весь этот гурджийско-масонско-вождисткий воздух... дело не просто в дурном вкусе, а в восприятии Щ. человека как материала, а общества как механизма. В самом механическом смысле слова. Не говоря о науке. Отсюда и потрясший Вас афоризм, хотя в оригинале (у Платонова) можно найти куда как поэффектнее.

Из советских мыслителей Щ, тем не менее, безусловно, не последний. Всяко ярче к.н. Бонифатия Кедрова. Червоточина - моя личная аллергия к абстрактократии, к "механизму мышления" неведомо чьего, или "личности в нашем современном понимании", в котором нет ни одного человека.

Своим лояльным бунтарством Щ. напоминает мне менее известную и более интересную фигуру- психолога А. Егидеса, который разрабатывал схемы: "Как заставить приемный пункт принять ваши бутылки", "Как поймать такси" и прочие, уча не министерско-обкомовских хряков, а просто людей "бороться" с катаклизмами социализма. Извращенного, конечно. При этом полагая, что улучшает социализм. Чтобы сдать бутылки или поехать на такси, нужно было выучить огромный, на много страниц алгоритм, не говоря о знании имен и фамилий всех начальников (райпищеторга, горпищеторга, вплоть до министра, так сказать, бутылок или там Мослеготранса, от упоминания фамилии начальника которого, тов. Кудрявцева, таксист немедленно впадал в транс). Роднит Щ и Е мессианство, коему никак не претило вставлять в труды: "Как сказал тов. Л.И. Брежнев...", да и оба туда, в слова эти, прекрасно укладывались.

Заглянул "из-за Вас" в воспоминания некоего Пинского:
"Приходите, Толя, к нам в кружок. При этом вполне необходимо, чтобы вы сохраняли свою самобытность". "Надо читать "Немецкую идеологию" Маркса и "Кто такие друзья народа..." Ленина, а также Маккиавелли".

Вступать ли в партию? (мой вопрос ему) "Понимаете, Толя, это у каждого по-разному. Генисаретский мне до сих пор простить не может, что я его как бы склонил. А вот Сазонов - и до сих пор не хочет, и вполне хорошо живет. В общем, предложат - идите".

Я не к тому. Немало достойных людей оказывались там же. И даже не к тому, какой тип мыслителя рождается от брака Маркса с Макьявелли. Я все никак не сформулирую. Вопрос шире имен. За всяким текстом есть некий третий. Третья сущность. Есть автор текста. Есть человек вне текста (который пьет чай, не лишен юмора и вполне мил). И, наконец, есть сущность - то главное, что "пишет человеком". То, что читатель чует сквозь слова. От этой сущности (в данном случае - овладевшей Щ.) и воротит.

«Он доктринально мерзок. Щ, вместе со всем своим великим Учением, методолдгией непонятно чего, графоманией и игрищами с министерскими и партийными свиньями (слизав зады калейдоскопических "западных психотехник") - персонаж А.Платонова. … Вся эта наукообразная тавтологическая брежнеречь… Роднит Щ и Е мессианство, коему никак не претило вставлять в труды: "Как сказал тов. Л.И. Брежнев...", да и оба туда, в слова эти, прекрасно укладывались.»

Могу прокомментировать – как я отношусь к этой претензии. Когда-то меня от таких штучек тошнило. А потом я увидел, как очень мною уважаемый ученый-эволюционист назвал свой цикл лекций «Диалектика…(чего-то там». Я очень удивился – охота мараться об эти слова… Что-то он мне объяснял, не помню. А я глядел на него и для себя что-то понял.
Очень властная штука- современность. Мало кто ускользает от ее власти. Большинство людей делятся на тех, кто сдались ей и тех, кто – еще нет. О победе нет и речи. Как наше тело, руки и ноги, родной язык – так мы дышим современностью. Кто деятелен (в мысли), принимает современные идеи. Совершенно неважно, какого «полюса» - всё равно современные. Этот мой знакомый работал по эволюционистике, ему надо было изъясняться, чтобы поняли – и он взял наличный язык. Я так понял поклоны Щедровицкого пленумам и линии партии – хотя у Щ. есть и другие оттенки. Он, похоже, сдался с рождения… Ладно… В общем, меня от этого стало меньше корёжить, но я понимаю…


«дело не просто в дурном вкусе, а в восприятии Щ. человека как материала, а общества как механизма. В самом механическом смысле слова…. Червоточина - моя личная аллергия к абстрактократии, к "механизму мышления" неведомо чьего, или "личности в нашем современном понимании", в котором нет ни одного человека».

Да, именно об этом я пытался написать – это тенденция современного мышления, к этому подбираются разными путями философы и психологи. Логики и культурологи – кто только не идет в это место. Щ. несколько обогнал время – предугадал и т.д. Но хвалиться тут нечем – поскольку если время падает в дырку, глупо хвалиться, что обгоняешь. Поэтому по Щ. можно делать хорошую диагностику – он довольно четко проговаривает те неприятные моменты, которые многие другие, идущие туда же, не выговаривают. А это для меня ценно – когда можно взять текст, где откровенно говорится то, с чем я не согласен, вынуть его за ухо и предъявить окружающим.


«Я все никак не сформулирую. Вопрос шире имен. За всяким текстом есть некий третий. Третья сущность. Есть автор текста. Есть человек вне текста (который пьет чай, не лишен юмора и вполне мил). И, наконец, есть сущность - то главное, что "пишет человеком". То, что читатель чует сквозь слова. От этой сущности (в данном случае - овладевшей Щ.) и воротит.»

Спасибо. Я знаю, о чем речь. Тот, кто пишет человеком… Как Вы понимаете, разными людьми пишут разные. Некоторыми никто не пишет, и обычно это не слишком значительные писатели. А значительными обычно пишут – или, если угодно, помогают… Это просто разные метафоры для того, что трудно сказать. Да, так вот – в этом отношении Щ. представляет – как мне кажется – особую ценность. Дело в том, что разные люди – как стекла с разной прозрачностью – ими с разной ловкостью удается писать. Иные даже сопротивляются тому, что пишут. Иные – сдуру мешают. Поскольку часто желательно обратиться к верхнему автору текста – тому, кто пишет данным человеком – эти человеческие помехи иногда досадны. А с Щедровицким в этом смысле лафа. У меня есть подозрение, что это очень редкий человек – ему нечем было мешать. Сквозь него верхний автор очень прозрачно проговаривается. Не удивительно, что вам не нравится то, что он говорит – про машину мышления, про людей как средства, про социальные мегамашины… И мне очень не нравится. Но редко когда удается прочитать это столь явно выраженным.

Следует ли из вашего, Георгий Юрьевич, комментария, что вы не «воспринимаете с уважением» Щедровицкого, но он вам интересен, занимателен, забавен как некий тип, идеальный явитель премерзкого вам, но также интересного вам состояния всемирно-исторической науки (и обще культуры)?

Я думаю, понятно, что разные разговоры с разными людьми. Там был разговор с выстроенным взаимным пониманием, а наголо с другим человеком был бы другой разговор. Уважение к Щедровицкому подразумевает уважение к человеку. У меня нет причин его не уважать - ничего недостойного я о нем не знаю. Сколько слышал, был человек мужественный, сильный, смелый.
И про премерзкую науку - увы. Такой эпитет подразумевает некоторое знакомство собеседников. Поскольку его нет - я не думаю, что мое отношение к науке характеризуется как "премерзкое"