Мне вот тут говорят:
Советская пропаганда была довольно-таки антитеррористической (особенно в наши подростковые - позднебрежневские - годы, когда терроризм связывался со "стратегией напряженности, разыгрываемой врагами мира и разрядки против СССР и всех прогрессивных сил"). Но думаю, что дело не только в прямом воздействии пропаганды. Может быть - больше в общей "легитимистской" установке (вполне закрепившейся при "позднем Сталине"), когда предполагается, что насилие (во всяком случае, убийство) должно быть легитимировано если не "государством", то "народом" или какой-то силой, должным образом выражающей "волю народа", а террористы незаконно-самочинно присваивают себе судейско-палаческие полномочия.

У меня воспоминания противоположные. Что терроризм - конечно, "не наш метод" и товарищи бомбисты заблуждались в вопросах революционной тактики ("мы пойдем другим путем"), но что все эти товарищи (а также более современные борцы за свободу вроде ИРА) - есть силы прогрессивные и положительные. Ну странно же было бы называть улицы в Питере именами врагов.

Что более интересно - похоже вообще демонизация терроризма - явление недавнее (то есть охранительные силы всегда, есс-но, были против, но "аксиомой" это не было). Скажем г-н Черчилль весьма позитивно отзывается о г-не Савинкове, и в компании премьер-министра Англии Ллойд-Джорджа обсуждает с ним крестьянскую проблему в России. С не меньшим уважением он отзывается и о деятелях ИРА, как тех, с которыми ему пришлось сотрудничать в 1921, так и с теми, кого в конце концов пришлось уничтожить.

Тут вот пару дней назад по "культуре" посмотрел милый фарс Питера Устинова Lady L, в котором метание бомб занимает значительное место. Он, конечно, иронично-издевательсвий (не только по отношению к анархистам), но никакого негатива не несет. То есть - интересно - а когда слово "террорист" стало нести негативную окраску для общественного мнения?

Или это просто проявление очередной волны реакционной пропаганды?