lugovskaya's Journal
[Most Recent Entries]
[Calendar View]
[Friends View]
Saturday, July 5th, 2008
Time |
Event |
8:48p |
ЛЕТИ, ЛЕТИ, ЛЕПЕСТОК (вступление и часть 1) Возьми чашку. Возьми-возьми, не бойся. Да любую, какая по руке придётся. Чашка? Нет, не оружие, но тем не менее. Это тоже важно. Ну что значит «не знаю»? Да, от этого тоже зависит. Но в первую очередь от чая, конечно.
Ладно, давай по порядку. Стеклянные стаканы – да-да, вот эти, карандашной невыигрышной огранки, – можешь вообще не трогать. Ни с подстаканником, ни без него. Потому что один – о дороге ночной, безудержной, покачивающей головой «может, так, а может, совсем иначе, но как-нибудь точно», а потом знойно-разморенный, совершенно незнакомый перрон, и липкий асфальт под ногами, может, растаявшее мороженое, сплюнутая жевачка, а может, и дорога кончилась, вот ты и тут, а дальше рельсы загнулись кверху, как детские санки, если смотреть, когда уже свалился с них, а уже всё, надо отфыркаться от набившегося в рот, протереть глаза, ну вот и нормально, только сейчас ты не в снегу, это акациевый цвет шуршит, проскальзывает в трещины у домов и люков, и пахнет головокружением и чьими-то губами, ещё неведомыми, но ты так быстро, охотно сдашься, потому что не сможешь сделать шага в сторону, жарко, радужно-липкий асфальт, а ещё и акация, вот эта, столетняя, сыплет манну небесную, а то пшено, конопляное дурманное семя птицам нередким, совершенно и не желающим перелетать Днепры и Амазонки, а желающим сладкого, разве это странно, разве это плохо, ну вот хотя бы эскимо с отслаивающимся шоколадом, слизнуть-поймать-удержать, приди и возьми, руку протяни, сладкая-сладкая акация, губы нежные, ну как тут устоять, а потом упустишь кусочек глазури, упадёт на асфальт, вмиг растает, а ночь южная, и звёзды увесистые, словно мускатные розовые виноградины, руку протяни, но ты это уже знаешь, слышал, вдыхал, а не двинуться – жарко...
Не туда. Рано.
А второй – о чёрной лестнице, чёрном входе, да и жизни несветлой, тусклая лампочка, никотин осыпается из воздуха пылью и оседает в морщинах, и разговоры невесёлые, тупик, птица такая, большой клюв перевешивает маленькую голову, и что-то невнятное льётся по пищеводу, а потом взрывается в солнечном сплетении, но и взрывается фальшиво, а определишь ли фальшь, иного не зная, тепло – ну да, вроде тепло, а что ещё надо, и газеты, желтеющие от солнечного луча, вот странно, старые хорошие книги желтеют куда меньше, и не так, скорее как слоновая кость, а вот эти «провёл заседание президиума» – будто протёкшее сквозь простыню нищенское, стонущее безнадёжно и онкологически время, и всё пахнёт подгоревшей перловкой и ещё чем-то прогорклым и эмалированно-облупившимся, и не надо бы смотреть, а не подняться, словно силы туда же вытекли, в несвежие газеты и неоттираемые пятна на столе, и коричневый ободок по дну стакана – не туда тебе, не надо, совсем никому не надо, там вообще не жизнь, там друг друга не узнают, и бьют только затем, чтобы хоть в боли себя ощутить, тупой боли и радости не острее...
В общем, на полку со стаканами можешь не смотреть. Не дам. Не тебе.
Керамическая пиала, бирюзовая и треугольники ободком, она хорошая, но нелепая, делавший не знал, откуда он сам и кто он, только томило что-то невнятное, подсасывало между лопатками, может, крылья, может, остеоартроз, – ...теоа..., гавайский напев, а то горящие полотна-паруса Гогена, клинопись-не-клинопись, Самарканд-не-Самарканд, то ли Междуречье, то ли покатые пески на закате, долгие тени, долгие протяжные напевы, кувшин с вином, нагретые за день стены, языком прицокнуть да прищуриться, белая ткань и праздничная, и погребальная, да о погребении ли речь, не костёр ли и не разорванное ли крыльями грифов небо, а пиала будет неполна, лишь на донышке, чтоб остывало, а взять ещё чурчхелу, гранатовую, венозной красоты, тягучую, с грецкими орехами, что глухо падают по дворе, а потом жёлто-коричневым соком запоминаются рукам, как бы те ни были загорелы, жёлто-коричневое из зелёного, и не вывести никак, ну, можешь и взять, и сыплются чёрные лепестки, этот чай крутым кипятком заварим в чугунном чайничке, он простой, как напев вполголоса за мойкой посуды или шитьём, иголка-иголка, сколько мне лет? ( Бирюзовая пиала.
Дерево )Продолжение - http://lugovskaya.livejournal.com/1047759.html , http://lugovskaya.livejournal.com/1047968.html , http://lugovskaya.livejournal.com/1048156.htmlОкончание - http://lugovskaya.livejournal.com/1048335.html | 8:55p |
ЛЕТИ, ЛЕТИ, ЛЕПЕСТОК (часть 2) Не стакан – так жестяная кружка, не обо всём сказано «рано», не всё предупредить, вот не углядеть бы тебе её за прочими, но нет же, тусклым отблеском – а притянет, сначала из банки четырёхугольной с какими-то там китайцами в ярких расписных халатах, лапсанг сушонг, «чай с лыжной мазью», как ехидничают не любящие его, не понимающие, а вдохнувших притянет запахом тем смолистым, костровым, и веткой в котелке размешать, но это в самом начале, потом сухой морозный хруст, и горелка-голубой-огонёк, и сгущёнка варёная, что дома в кипяток и там позабыть часа на два, а потом – разнообразие царское, сгущёнка обычная, сгущёнка кремовой густоты и витаминки-аскорбинки бело-круглая кислота, разгрызть и застыть, и в закаты поглядеть, коричневые тучи и васильковый снег, старая песня, где бы та девушка-напарник, кудряшки по плечам, а к ночи собирается нехорошее, закрепиться получше надо, а то унесёт-костей-не-соберёшь, да всего не предусмотришь, но ещё с час в запасе есть, а то полчаса, но ложку облизать уж всяко найдётся, по алюминиевым выбоинкам-щербинкам языком провести, а закаты рериховские, алые, фиолетовые, изумрудные, немыслимые, бьющие по глазам, красота неземная, не всем людям видать, а кому бы видать да не расплатиться, обморожёнными пальцами да слепотой от бриллиантового блеска под ногами – хорошо ещё, дёшево, выгодная сделка от того, что не торгуется, не выгадывает, а берёт своё властно, словно сердца – Снежная Королева, и только выдох вслед, воздух инеисто осыплется, непразднично, не о том бы мечталось-говорилось, не новогодний дождик-перезвон, и самые звуки померкнут, и девочка-напарница, где же ты, девочка-богиня вымечтанная, прочный уступ вовремя, верёвка, что не протрётся о камни, лучик, родное слово, а может, и марилась-миражилась, никогда и не была, и только холод, и закаты, анилиновые, пронзительные закаты, преломление-в-атмосфере, заворожившие – нет, выворожившие, как выморозившие, закаты – да, вот они никуда не денутся, и через год, и через век, и когда самой Земли уже не станет...( Жестяная кружка, вдавленная посредине.
Металл )Начало - http://lugovskaya.livejournal.com/1047375.htmlПродолжение - http://lugovskaya.livejournal.com/1047968.html , http://lugovskaya.livejournal.com/1048156.htmlОкончание - http://lugovskaya.livejournal.com/1048335.html | 9:01p |
ЛЕТИ, ЛЕТИ, ЛЕПЕСТОК (часть 3) А вот ещё – чашка из бутылочно-зелёного стекла. Посмотри внимательно сквозь, а налить в неё чай-каркадэ, винный цвет, лепестки по воде... Видишь, что проступает сквозь воду, да нет, сквозь века – что отражается в тонированных модерновых стёклах и за радугах, бьющей в небо, заметался зайчик солнечный, прыгает, словно в настольном теннисе бьётся о ракетки, да нет, всё же о стёкла, под немыслимыми углами, и всё равно в небо, а лужи-осколки, а не поранься, лучше быстро бежать, босыми пятками бить, между мокрыми машинами танцевать, и звук «р» дробить-выкатывать горлом, он и сам – окатанная галька, чёрная-чёрная, да прожилка золотая, весёлая, как подруге руку протянуть, по доске-деревяшке через ручей перевести да нацеловаться потом от души, и кружиться по траве, и рухнуть в маки да лопухи придорожные, и небо вымытое, быстрооблачное, среднезападноевропейское, отражение Гольфстрима, растянутое в года тепло, и тёмные, п а м я т н ы е соборы, не отшатывайся только, не отворачивай головы – химера, не химера, выглаженный временем водосток. Капля за каплей – чашка полна, а столик маленький и округлый, и витражи леденцовый свет бросают на разгорячённые лица, и смешливая вишнёворотая официантка, и блины-крепы с каштановым кремом, пар от книжно знакомого лакомства, а вот тут оно, совсем рядом, почти на языке, и жёлтые известняковые стены да набережные, бережные к таким вот лопоухим и очкастым туристам с куртками, повязанными на пояс, и фотоаппаратами на вытянутых, по-гусиному подвижных шеях: смотрите-смотрите, от нас не убудет, а не побоитесь в какую подворотню заглянуть – так там, над ржавеющим автомобилем и смятыми кока-кольными жестянками будет граффити – подарок-сонет, и только жалеть, что французский в школе учил через пень-колоду, но вчитаться, автора не узнать, конечно, но расскажут полустёршиеся буквы тебе, что любая беда – лишь заморозки, лёд на реке, а весной всё растает, обязательно растает, и снова будет весёлый ручей и солнечные зайчики на каждой волне, и камнем в воду будут нырять удачливые зимородки, и – в самом деле, разве вы никогда не видели зимы? Честное слово, бывало и хуже – и всё прошло!( Чашка из бутылочно-зелёного стекла.
Огонь )Начало - http://lugovskaya.livejournal.com/1047375.html , http://lugovskaya.livejournal.com/1047759.htmlПродолжение - http://lugovskaya.livejournal.com/1048156.htmlОкончание - http://lugovskaya.livejournal.com/1048335.html | 9:08p |
ЛЕТИ, ЛЕТИ, ЛЕПЕСТОК (часть 4) Фффф, что ж тебя тянет на чёрт-те что, вот это пластмассовое ядрёно-ядовито-зелёное ты откуда... гм, мда, сколько всякого хлама, оказывается, есть на полках. Всё-таки до дрожи железнодорожное, хоть и не так лобово, как подстаканный звон, систола-диастола от стыков, – но то, что кидают в сумку, когда лень собираться или бежать на поезд через три минуты, через четыре уже опоздаешь, а что тут ручка, например, сломается, ну так и не жалко, всё равно цена этому убожеству пятачок пучок в базарный день, как взялось дома, ещё вспомнить бы, а, да, кто-то из мельком вписывавшихся на ночь позабыл, а потом и рукой махнул, решив, что в крайнем случае хозяева сами выкинут, до мусоропровода пол-этажа, в конце концов, если не пригодится уж совсем и неудачно подвернётся во время генеральной – то есть больше, чем сдвинуть грязную посуду на столе, – уборки. Попалось раньше, то есть вовремя, в сумку и бегом, через три ступеньки, в несколько прыжков на автобус, ну давай же, а, ч-чёррррт, красный свет, ну же, ну, ползи, грёбаная улитка по склону Фудзи, семь минут до отхода, два перекрёстка, вокзал, пятнадцатый путь, а-а-а-а, зараза, кого сбиваю – я всем прощаю, уже тронулся, последний рывок, уф. Вдоль состава до нужного вагона, ну и можно передохнуть, да, билеты вот, да, надо заранее, ага, конечно, в следующий раз, как говорит дедушка, «чтоб я был такой умный до, как моя жена после», нет, газет не надо, без календарей с голыми красавицами системы «доска-два-соска» я тоже проживу, о, кстати, очень вовремя тётка с корзинкой, поужинать дома всё равно ведь не было шансов, восполним, с чем у вас там пирожки, с капустой, луком-яйцами и повидлом? Давайте по два, нет, которые с повидлом, тех три. Пакетик чая, который одни называют «утопленником», а другие «тампаксом», в общем, понятно, что труха для окраски воды, но сгодится, а пирожки очень даже ничего, конечно, когда с утра не жрамши, тут и жареные гвозди сойдут за деликатес. А всё равно хорошо. Благодушно. И вагон симпатичный попался, тихий, даром что плацкарта. Только в конце вагона какая-то компашка с гитарой, но тоже вроде не орут. Что поют-то хоть, прислушаться...
...И кубики льда в стакане звякнут легко и ломко, И странный узор на скатерти пойдёт рисовать рука, И будет бренчать гитара, и будет крутиться плёнка, И в дальний путь к Абакану отправятся облака...*( Ядовито-зелёное пластмассовое чёрт-те что с отломанной ручкой.
Вода )Начало - http://lugovskaya.livejournal.com/1047375.html , http://lugovskaya.livejournal.com/1047759.html , http://lugovskaya.livejournal.com/1047968.htmlОкончание - http://lugovskaya.livejournal.com/1048335.html | 9:18p |
ЛЕТИ, ЛЕТИ, ЛЕПЕСТОК (часть 5, окончание) Да, вот, и последнее, больше пяти нельзя, так уж заведено, шесть – это уже грани костей, игра другая, а пятую – бери-выбирай, ведь уже понятно, что на самом-то деле выбираешь, к чему рука тянется, голова клонится да сердце успокоится, пятая чашка – она обычно разнотравная, медуница, васильки, дикая гвоздика, кипрей, ковыль, мышиный горошек, мелодия в несколько глиняных дырочек, лютик, ландыш ли, белладонна, ядовитое волшебство – мы давно не бывали дома, и уже не войдём в него, и уже не сыщем причины повернуть облакам навстречь, и повытерлась та овчина, от которой золото – речь, а потом обрыв мелодии, то ли ветер некстати налетел, зашуршал, то ли облако накрыло, то ли где-то – далеко-далеко – торопливый поезд перебил, а о худшем и не думать, нет, не будет худшего в ласково-доверчивом разнотравье, вот хоть ромашку спроси, как она раскрывается в солнце, вот хоть у одуванчика лёгкости поучиться, а мелодия – что мелодия, не исчезнет же вовсе, не развеется утренним клочковатым серо-розовым туманом, переменится ветер – и ещё услышим, а не услышим – так допишем сами, впервой, что ли, мы давно детьми не бывали, камень-ножницы, ты ответь, повзрослеть случится едва ли, вероятнее умереть, но живём, полыхаем, любим, чертим свой маршрут от руки, белладонна, ландыш ли, лютик – лепестки летят, лепестки... Лепестковый, цветочных крыльев чай и бери, густо-ароматный, травный, травление – это ведь такое выжигание по сердцу, когда само сердце потом – произведение искусства, а что больно немного, так это такой вот множитель, иначе не бывать произведению, любая жемчужница подтвердит, всё равно что-то прорастёт да зацепит, как бы ласково ни касались крылья-лепестки, всё равно – будет ветер, всё равно подниматься, и закладывать вираж,всё равно, по большому-то счёту, каждому быть там, в чуть белёсой вышней синеве, – одному. А иного счёта, кроме большого, тут не придумано и не надо.
Большая цветастая кружка, обливная керамика, гладко-выпуклый рисунок, двумя руками крепко держать, за деревянным столом сидеть, ногами болтать, потом под лавкой искать свалившийся светло-коричневый сандаль с наполовину порванным ремешком, а вообще хорошо и дремотно немного, разве что пару комаров схлопнуть между ладонями, успеешь, не успеешь, ускользнули, снова прилетят. А потом на лампу много кто прилетит ввечеру, и врезающиеся в стену глупые майские жуки, и прозрачно-хризолитовые изящные златоглазки, и упитанные бабочки-бражники, увесистые, как мини-бомбардировщики, и называются похоже и жутковато – «мёртвая голова»...( Цветастая керамическая кружка.
Земля )Начало - http://lugovskaya.livejournal.com/1047375.html , http://lugovskaya.livejournal.com/1047759.html , http://lugovskaya.livejournal.com/1047968.html , http://lugovskaya.livejournal.com/1048156.html | 10:38p |
И ещё перевод Засорять френдленту - так по-крупному :) Вот ещё из того, чего я обычно не делаю (и фиг бы сподвиглась, если бы не Волошинский конкурс) - перевод стихотворения Тараса Федюка: * * * тогда я любил растирать меж ладоней полынь тогда ты любила меня и меж пальцев качалась рубашка завязана на животе невесомый туман из долин звезда золотая – венера иль нет – ну а после не стало и очи твои и спорыш и щека ледяно холодна неистовый лай за селом что антоновка звалося строго рубашка завязана на животе и бела зн ачит будет грязна - зелёный зелёный зелёный и красный дорога отматывай ленту разрывы сохранности тут никакой и трудно сюжет распознать а финал оборвало один и живёшь и полынь растираешь рукой её-то на свете осталось где хочешь навалом и просишь себя никогда не вернуться туда всё ищешь поездок чтоб мимо черкасс или смелы и сердце заглохнет – а хочет уже навсегда - всё красный и красный и красный и красный а белый ( Оригинал ) |
|