|
|
Пишет Paslen/Proust (![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small} paslen)@ 2010-03-20 00:13:00 |
 |
|
 |
|
|
|
|
|
|
 |
|
 |
Ретроспектива А. Дейнеки в ГТГ на Крымском Валу
Дейнеку сложно вычленить в нечто отдельное, обозримое, для того, чтобы понять и сформулировать специфику его искусства, поскольку он - один из формообразующих художников советской эпохи, к которой мы все принадлежим.
Дейнека усвоен нашей культурой, нашим миром, состоящим из его оформительских приёмов как из воды, освоен и усвоен настолько плотно, что поди, отдери, с кровью рвать приходится.
Тем важнее это хотя бы попытаться сделать, нащупывая пути если не осмысления, то описания, дабы выделить из своего советского днк каплю этой самой советчины, схематичной, схематизированной, идеальной и идеализированной.
Большой зал Третьяковки на Крымском Валу разыгран выгородками, выкрашенным в светлые, пастельные тона. Не слишком весёлые, но достаточно оптимистические. Основные стены несколько нарастили, над отдельными зонами с графикой в центре и небольшими холстами навесили конструктивистские прозрачные крыши, превратив их в дирижабли.
Разные творческие периоды ("война", "заграница", "исторические фантазии", "декоративно-прикладное искусство") отмечены разным цветом, картины сгруппированы по темам. Большинство работ - из Третьяковки и Курской галереи, куда художник передал большой корпус своих второстепенных работ.
Есть так же немногочисленная депутация из Русского музея и что-то из частных коллекций. Стильная, стерильная безвоздушность.
Лабораторная работа по созданию нового стиля новой жизни (оттого и мотало из стороны в сторону, от стихийного сезанизма в начале до сурового стиля в конце?)
Очень важно, что в Москве одновременно проходят две большие ретроспективы, покрывающие и символизирующие собой ХХ век - Пикассо в Пушкинском и Дейнека в Третьяковке. Они во многом сопоставимы. И по формообразующему вкладу в цивилизацию, в ту или в иную.
И по членению на периоды пластических поисков.
И в том, насколько они не схожи, различны.
Разница эта именно что цивилизационная.
Прошлым летом мне уже приходилось проводить параллель между передвижниками и импрессионистами, в синхронии существовавшими параллельно.
Там, где у французов - оптимизм и свет, у русских - социальный пафос и депрессия.
Там, где Пикассо занят деконструкцией и углублением внутрь, атомизацией "вещества жизни", разъятием плоскостей, Дейнека скользит по поверхности, витает духом над водой времени, бесплотный, несмотря на всю свою антиэротическую телесность.
Эти телеса, несмотря на румяную раздетость, лишены манкости - это же провалы в изображении, дыры и трещины в картине, противостоящие фону.
Собственно, это главная (и, как мне кажется, наиболее продуктивная) "драма" поисков художника - противостояние "фона" и "авансцены".
Самыми удачными у Дейнеки оказываются картины с ровным фоном - выбеленным, порозовевшим или голубоватым. Серым. У него серый хороший.
Когда же Дейнека, уступая соцреалистическим требованиям, пытается давать жизнеподобие, подробность описаний оборачивается суетой.
Избыточность связана ещё и с форматом - чем меньше живопись, тем она рукодельнее, затейливее и аляповатее. Проскакивает одним глотком, если не застревает в горле колом.
Здесь глаз не отдыхает, бежит к другим, более сочиненным, более отвлечённым. Разглаженным.
Совсем другое дело - монументальные холсты, панели и картоны - схема оборачивается символическим обобщением, а ровный фон, белые поля, очерчивающие и обволакивающие фигуры ткачих или спортсменов, выполненные с нарушением пропорций, сближают отечественный монументализм с ренессансными фресками.
Дейнека и есть имаго большого стиля, сталинского ренессанса, расцвета советской цивилизации (на фанере из курского музея проступают вполне вековые трещины и крокелюры).
Точно так же, как художники треченто и кватроченто, Дейнека освобождает мужские и женские фигуры от мясной тяжести, подменяя плоть духом, рассказом о светлом, идеализированном существовании по ту сторону платоновской пещеры.
Сочится гуманизмом, светится историческим оптимизмом, транслирует сугубый позитив.
Не так, как есть, но так, как должно было бы быть "в другой жизни". Дейнека пишет несуществующий золотой век, советский эдем, прикидывающийся повседневностью. Шершавой гуашью. Шершавым языком плаката. Между фреской и плакатом.
Ровный фон и розовые сгущения тел. Или же наоборот - родченковские ракурсы людей-идей, испаряющихся на фоне отсутствующего или насыщенного фона. Что, в конечном счёте, не могло не развиться в чистый декор.
Лучший раздел ретроспективы посвящён инсталляции, показывающей 35 мозаик метростанции "Маяковская". На фоне большой фотографии станции размещены 35 овалов с мозаиками, сверху, на навес, транслируют все эти мозаики по очереди.
Рядом, кстати, висит эскиз росписи плафона Театра Советской Армии и это - чистый Тьеполо с рассветными, сочными цветами и композицией барочного Рая с пустым центром и фигурами по краям.
Если подняться по пандусу наверх, в лабораторный раздел выставки, можно увидеть как "маяковские" мозаики делались - сначала Дейнека рисовал полноцветный эскиз, который затем накрывался, по принципу контурной карты, пергаментной бумагой, на (по) которой прорисовывались основные композиционные штрихи, поверх которых и выкладывались кусочки разноцветной смальты.
Пикассо родился чуть раньше Дейнеки и чуть позже его умер. Пикассо, разумеется, крупнее. Глубже. Во всех смыслах.
Разница между всепланетным влиянием Пикассо и домашними радостями Дейнеки говорит об уровнях [пластики, пластического] мышления французской эпистолы и эпистолы русской, российской. Небо и земля, конечно же.
И тут уже совершенно без разницы кому принадлежит небо.
Дейнеку сложно вычленить в нечто отдельное, обозримое, для того, чтобы понять и сформулировать специфику его искусства, поскольку он - один из формообразующих художников советской эпохи, к которой мы все принадлежим.
Дейнека усвоен нашей культурой, нашим миром, состоящим из его оформительских приёмов как из воды, освоен и усвоен настолько плотно, что поди, отдери, с кровью рвать приходится.
Тем важнее это хотя бы попытаться сделать, нащупывая пути если не осмысления, то описания, дабы выделить из своего советского днк каплю этой самой советчины, схематичной, схематизированной, идеальной и идеализированной.
Большой зал Третьяковки на Крымском Валу разыгран выгородками, выкрашенным в светлые, пастельные тона. Не слишком весёлые, но достаточно оптимистические. Основные стены несколько нарастили, над отдельными зонами с графикой в центре и небольшими холстами навесили конструктивистские прозрачные крыши, превратив их в дирижабли.
Разные творческие периоды ("война", "заграница", "исторические фантазии", "декоративно-прикладное искусство") отмечены разным цветом, картины сгруппированы по темам. Большинство работ - из Третьяковки и Курской галереи, куда художник передал большой корпус своих второстепенных работ.
Есть так же немногочисленная депутация из Русского музея и что-то из частных коллекций. Стильная, стерильная безвоздушность.
Лабораторная работа по созданию нового стиля новой жизни (оттого и мотало из стороны в сторону, от стихийного сезанизма в начале до сурового стиля в конце?)
Очень важно, что в Москве одновременно проходят две большие ретроспективы, покрывающие и символизирующие собой ХХ век - Пикассо в Пушкинском и Дейнека в Третьяковке. Они во многом сопоставимы. И по формообразующему вкладу в цивилизацию, в ту или в иную.
И по членению на периоды пластических поисков.
И в том, насколько они не схожи, различны.
Разница эта именно что цивилизационная.
Прошлым летом мне уже приходилось проводить параллель между передвижниками и импрессионистами, в синхронии существовавшими параллельно.
Там, где у французов - оптимизм и свет, у русских - социальный пафос и депрессия.
Там, где Пикассо занят деконструкцией и углублением внутрь, атомизацией "вещества жизни", разъятием плоскостей, Дейнека скользит по поверхности, витает духом над водой времени, бесплотный, несмотря на всю свою антиэротическую телесность.
Эти телеса, несмотря на румяную раздетость, лишены манкости - это же провалы в изображении, дыры и трещины в картине, противостоящие фону.
Собственно, это главная (и, как мне кажется, наиболее продуктивная) "драма" поисков художника - противостояние "фона" и "авансцены".
Самыми удачными у Дейнеки оказываются картины с ровным фоном - выбеленным, порозовевшим или голубоватым. Серым. У него серый хороший.
Когда же Дейнека, уступая соцреалистическим требованиям, пытается давать жизнеподобие, подробность описаний оборачивается суетой.
Избыточность связана ещё и с форматом - чем меньше живопись, тем она рукодельнее, затейливее и аляповатее. Проскакивает одним глотком, если не застревает в горле колом.
Здесь глаз не отдыхает, бежит к другим, более сочиненным, более отвлечённым. Разглаженным.
Совсем другое дело - монументальные холсты, панели и картоны - схема оборачивается символическим обобщением, а ровный фон, белые поля, очерчивающие и обволакивающие фигуры ткачих или спортсменов, выполненные с нарушением пропорций, сближают отечественный монументализм с ренессансными фресками.
Дейнека и есть имаго большого стиля, сталинского ренессанса, расцвета советской цивилизации (на фанере из курского музея проступают вполне вековые трещины и крокелюры).
Точно так же, как художники треченто и кватроченто, Дейнека освобождает мужские и женские фигуры от мясной тяжести, подменяя плоть духом, рассказом о светлом, идеализированном существовании по ту сторону платоновской пещеры.
Сочится гуманизмом, светится историческим оптимизмом, транслирует сугубый позитив.
Не так, как есть, но так, как должно было бы быть "в другой жизни". Дейнека пишет несуществующий золотой век, советский эдем, прикидывающийся повседневностью. Шершавой гуашью. Шершавым языком плаката. Между фреской и плакатом.
Ровный фон и розовые сгущения тел. Или же наоборот - родченковские ракурсы людей-идей, испаряющихся на фоне отсутствующего или насыщенного фона. Что, в конечном счёте, не могло не развиться в чистый декор.
Лучший раздел ретроспективы посвящён инсталляции, показывающей 35 мозаик метростанции "Маяковская". На фоне большой фотографии станции размещены 35 овалов с мозаиками, сверху, на навес, транслируют все эти мозаики по очереди.
Рядом, кстати, висит эскиз росписи плафона Театра Советской Армии и это - чистый Тьеполо с рассветными, сочными цветами и композицией барочного Рая с пустым центром и фигурами по краям.
Если подняться по пандусу наверх, в лабораторный раздел выставки, можно увидеть как "маяковские" мозаики делались - сначала Дейнека рисовал полноцветный эскиз, который затем накрывался, по принципу контурной карты, пергаментной бумагой, на (по) которой прорисовывались основные композиционные штрихи, поверх которых и выкладывались кусочки разноцветной смальты.
Пикассо родился чуть раньше Дейнеки и чуть позже его умер. Пикассо, разумеется, крупнее. Глубже. Во всех смыслах.
Разница между всепланетным влиянием Пикассо и домашними радостями Дейнеки говорит об уровнях [пластики, пластического] мышления французской эпистолы и эпистолы русской, российской. Небо и земля, конечно же.
И тут уже совершенно без разницы кому принадлежит небо.
