reder

1. В Израиле, к сожалению, кончилось хорошее лето и началось
плохое лето. Здесь всего три сезона. Через два с половиной
месяца, когда на улицу нельзя будет выходить и ночью,
начнется ад. Он будет продолжаться два или два с половиной
месяца. (Кроме хорошего лета, плохого лета и встроенного
в него ада, местные выделяют еще "зиму". Зима -- это когда
они включают кондиционеры на обогрев. Я тоже раза два или
три так поступала в этом году.)

2. Ввиду подступившей к горлу смены сезона мои друзья
дважды брали меня с собой на прогулку. Позавчера Лена К.
повезла нас с Гошей сперва на маковое поле, где один
из нас ел лошадиное говно, а маки росли, но к ним нужно
было уже пробираться по колючкам, чтобы попасть в поле.
Лена не велела мне идти дальше, туда, где было маковое
поле побольше: она сказала, что в Израиле начался сезон
змей. Думаю, так она называет плохое лето.

Потом мы поехали в лес. Мы искали лес, глядя по сторонам,
но находили только иллюзию и обман. Издалека кажется, что
вот он, лес, а по приближении становится ясно, что это
просто деревья растут, не отбрасывая тени и не зная ничего
друг о друге. Обыкновенной для этих прогулок голливудской
мистики тоже не было, то есть, ее не было сначала, и я
думала, что раз мы едем днем, то и вовсе не будет.
Но тут погас экран телефона, который Ленке служил
навигатором. Чтобы зарядить телефон, Ленка достала
зарядку с новым проводом, чтобы она точно работала,
но контакта не было, и солнце поворачивалось к закату.
Мы заблудились где-то под Иерусалимом. Гоша был привязан
сзади, чтобы у меня не началась аллергия, когда он ходит
по мне лапами и смотрит в мое окно, просовывая голову над
стеклом. Он на это очень сердился и линял, а потоки
воздуха несли его шерсть, почему-то совершенно белую,
ко мне прямо в нос. Ленка его уговаривала, что мы уже
очень скоро приедем, хотя это была ложь, никуда приезжать
мы не собирались. Иногда телефон включался, что-то
произносил страшным головом и выключался на полуслове.
Мы ехали, ехали и вдруг приехали.

Мы приехали в убийственно красивое место. То есть,
сначала оно было -- ну просто, колючки, камни, деревья
какие-то. Я ходила по колючкам в сандаликах на босу
ногу, как Рахметов. Гоша тоже ходил, как Рахметов,
а Ленка нет. Тут оказалось, что мне пишет Люся, и я
стала искать тень, а то без тени солнце мне в телефоне
засвечивает все буквы. Тень нашлась под колючим
кустом. Там в телефоне слова были очень хорошие,
и я сильно обрадовалась, да могла бы и поплясать
на этих колючках. Колючки нам нипочем.

А потом мы сквозь колючки куда-то вышли. И была
дорога вдоль огромного обрыва, поросшего лесом, как
бывает в Рио де Жанейро. А по ту сторону оврага
виднелся великолепный лес. Конечно, если бы мы
к нему приблизились, он бы тоже оказался иллюзией,
но ведь мы смотрели издалека. Иногда по этой дороге
проезжал человек на огромной черной мохнатой лошади.
Я никогда еще не видала таких больших лошадей. Гоша
на нее очень сердился и лаял, а мог бы взять в толк,
что она производит для него питательное говно. Но
он еще пока молод и не знает, что говно просто так
на дороге не валяется.

Мы шли долго, и я надеялась, что мы опять заблудились,
но теперь уже без машины, и никогда к ней больше не
выйдем. Ленка мне что-то втолковывала, как все
топографически подкованные люди, в общем-то, какую-то
муть, я и не слушала -- у них аргументация на уровне,
что Земля круглая, так что мы обязательно вернемся
к машине, от которой ушли. Это абсурд. Так было
бы, если б поверхность Земли была одномерна. Впрочем,
она говорила про какой-то холм, который мы, по
ее мнению, обходили по кругу. Ленка, вообще, когда
находится снаружи от помещения, всегда пребывает
в убеждении, что она по кругу обходит холмы, судя по
тому, как она отвечает на мои вопросы о топографии.

Мы обошли холм по кругу и вышли к машине, а солнце
все еще не зашло, но закатывалось и закатывалось.
Ленка волновалась, потому что к ней должны были
приехать гости, и я ей нашла у нее в машине другую
дырку, от которой телефон все-таки зарядился.
От меня друзьям бывает очень много пользы, поэтому
они иногда сажают меня к себе в машину.

Ну а потом Ленка с Гошей отвезли меня домой, где
я стала учиться спать. Тогда еще это получалось
совсем плохо.

На другое утро позвонила М. и велела мне собираться
в дорогу. Днем обещали +25, и это может показаться
немного, но под израильским солнцем это абсолютно
убийственно. М. сказала: "Мы все не любим солнца."
Поэтому она думала, что мы будем идти в лесу, в
приятной тени. Нас должен был вести Сема, Митькин
сын, и он сказал, что градусов не 25, а 23. По
Цельсию.

Но Сема приехал сюда младенцем, он вырос под местным
солнцем, ему все равно. Он не различает толком, где
тень, а где ее нет. А градусов было +26 в тени. Но
самой тени не было. Я знала, что очень скоро перестану
что-либо соображать, но не отследила этого момента,
даже некоторые характерные признаки не смогла распознать.
Потому что я уже перестала соображать. Однако, и там
тоже было очень красиво. Все дети поранили ноги.
Но не мои. Мои спали дома. Они просыпаются ближе
к ночи. У меня есть на правой ладони огромный синяк, он
немного мешает мне печатать, но я понятия не имею,
откуда он взялся. Наверное, мы там куда-то падали
или с кем-то подрались, во всяком случае я. А на
левой ладони синяк поменьше. Он не мешает.

М. рассказывала, как она возила девочек в Грузию на
международную олимпиаду для девочек. Она в принципе
такого не одобряет, но раз девочки довольны, то что
уж тут. Что-то я из этого помню, и это очень смешно,
но я не знаю, что мне можно записывать, а что нет.
Митька говорил по телефону, по делам другой олимпиады.
У него покраснело и распухло ухо. Ему пришлось
сменить ухо. Анька дала мне кусок яблока. У девочек
всегда что-нибудь есть.

В лесу была библиотека. Точнее, библиотечный ящик,
раскрашенный в цвета украинского флага. Ронька,
хрупкое создание, нашла в нем книгу "Одиночество
простых чисел", переведенную с итальянского на иврит.
Меня уговаривали взять ее почитать, но потом я не
смогла перевести эту фразу на французский, и мне
не дали никаких книг. В. перевел сразу, но и ему
ничего не дали.

М. пристрастилась к мусору. Она собирала его пакетом
в пакет. Я хотела ей помочь и положила к ней в пакет
одну пустую бутылку, которую подобрала на дороге.
Она на меня за это ругалась на том основании, что на
эту бутылку могла пописать бешеная лиса, так что
голой рукой ее брать нельзя. Мне это показалось
несправедливым, я тоже могу пописать на что угодно,
но я побоялась ей возражать, потому что она уже
совершенно вышла из берегов. Она полезла на какой-то
откос, чтобы собрать там битое стекло, ее потом снимали
оттуда, чтобы она перестала его собирать, у нее уже
было много.

Потом мы вернулись. М. взяла весь свой мусор с собой
в машину. Но ей все казалось мало. Когда мы проезжали
мимо помойки, она высовывалась в окно и кричала:
"Помойка!" Но в помойке было слишком много мусора,
даже если нас всех высадить из машины, он бы туда не
влез, так что В. ехал дальше. Они меня отвезли к моему
дому и там высадили, так что дальнейшая судьба мусора,
собранного в лесу, мне неизвестна.

Солнцем меня пришибло настолько, что я научилась спать,
проспала все, что на сегодня было назначено, чем,
скорее, довольна, хотя и жалко.

3. Тем временем Алешкин проект заморозили, и с начала
мая он без работы. Он считает, что в Израиле не делают
компьютерных игр, только мобильные, а Инка с Левкой
говорили нам, что нет, делают.

4. Зато я прочитала все семь томов Гарри Поттера на иврите.
Или сколько там у него томов. Не прошло и двух лет.
Но почти прошло.

5. Сделать себе отпуск на две недели у меня не получилось,
но вот уже три дня я совсем не работала, и два из них
не подходила к компьютеру. Наверное, завтра кончится отпуск.

Теофилы правы: человек от животного отличается
чувством божественного. Но не очень сильно.
Pecking order глубоко вписан в сакральную матрицу:
ведь и любой народный бунт либо религиозный, либо
идейный, в поддержку атеистического эгрегора.
У социальных животных оно так и устроено: лейтенант,
желающий скинуть начальника, собирает себе группу
поддержки из низов (соперников из верхней части
алфавита лучше не вербовать, потом все равно придется
делать им тепель-тапель). А человек просто догадался
апеллировать к убитому прежде начальнику: он никогда
не разочарует, потому что никогда не проявит слабости.

Это хорошо, потому что появился архетип Революции
(Свободы). Во-первых, она топлесс, во-вторых, она
преобразует смыслы и добавляет сложности. Но, конечно,
ее то пытаются обожествить up beyond recognition,
то гоняются за ней с целью нахлобучить на нее все-таки
паранджу.

У животных тоже бывает сакральное, это мы знаем как
минимум от Конрада Лоренца. У них бывают ритуалы, и это
модус вивенди, они, как люди, изобретают их себе на
ходу. Но мертвым они не поклоняются.

Вместо "лошадей" на иврите я всегда пишу "извращенцы".
E. g. "Она осталась на дороге ждать, когда прибудут
извращенцы, чтобы сделать несколько кадров".

У неба берега крутого,
Костями предков шевеля,
Лежит нетронутая словом,
Асфальтом скована, земля.

Что нам с ней делать? как немая,
К сугробу привалясь плечом,
Молчит, живых не понимая,
Уже не просит ни о чем --

О, только облака не трогай!
В небесный и коварный мед
Не уходи кривой дорогой,
Жукообразный самолет!

Мы заблудились между картой
И картой в опустевшей детской,
Мы отбракованы стандартом
Картографических проекций,

Но здесь, в уютном подпространстве
Чужих вещей благоразумных,
Теней, растущих по приказу,
Вторым слагаемым у суммы,

Мы больше облака не тронем,
Не вскинем крыл крестообразно,
И голосов потусторонних
Полны светящиеся вазы.

Навестило меня зеленое насекомое, то самое, которое
навещает в морду с размаху. Пришла к сыновьям, потирая
морду, говорю:

-- Прилетела зеленая фигня.

-- Что, надо помочь? -- Алеша встает мрачно.
Счастливый Витька тоже выскакивает из комнаты.
Он как-то полюбил местных насекомых.

-- Нет, это не та, это совершенно другая! -- кричит.

Я ушла. Слышу хохот. Входная дверь хлопает. Вернулась.

-- Я ее поймал в руку и выкинул в окно, -- объяснил
Алеша. -- Прошла секунда, и она влетела обратно. Теперь
поймал ее и за дверь выкинул.

-- Ничего, -- говорю, -- скоро она опять прилетит.

-- Но это другая! -- говорит Витя. -- Та была с большим
зеленым брюхом и без головы!

-- Просто она еще не беременная, -- говорю. -- Так что
еще не сбросила голову. Они, когда беременеют, просто
сбрасывают голову.

Алеша на меня смотрит внимательно и переспрашивает:

-- Как люди?

Ленка К. вчера -- впрочем, уже сегодня -- спросила меня:

-- Правда, можно подумать, что это море? --

и показала вбок на ночную бездну, как бы раскинувшуюся вширь
и немного светящуюся присущим ей рассеянным космическим светом.
На ее фоне довольно отчетливо выделялся подъемный кран.
Но, конечно, это мог быть затонувший подъемный кран -- теперь-то
он всплыл, чтобы подать нам таинственный знак.

Потом происходили события -- Гоша с упоением гонялся за
большими машинами, но внезапно испугался велосипедиста
с фонариком и скрылся в высокой траве. Ленка боялась,
что там его съедят шакалы. Мы искали Гошу, и она сильно
волновалась. Но в конце концов они подавились.

Потом, как всегда с Ленкой, началась такая гламурная,
голливудская мистика. На поля выплыл туман, и этот туман
светился мутным светом. Он обнимал некую площадь с резкой
границей, если ее перейти, воздух теплел на несколько
градусов. У меня не получилось, естественно, сфотографировать
туман, а у Ленки да.

На обратном пути светофоры и встречные машины размыло в
светящиеся разноцветные пятна, и Ленка за рулем стала
хныкать:

-- Я ничего не вижу! Я хочу, чтобы у меня распотело
стекло! --

И давай нажимать в электронике своей сложноукомплектованной
машины какие-то кнопки. Едем мы, едем в море разноцветного
и чорного пламени, и она вдруг задает вопрос:

-- Я же правильно делаю, что дую на стекло холодным воздухом?

-- А вот, -- говорю, -- ты ебанулась?

Тогда Ленка разумно объяснила мне, что вода конденсируется
у нее на стекле, потому что стекло холодное, так что она и
дует на него холодным воздухом... тут ей как будто пришла
в голову новая мысль, она нажала на кнопки, и очертания
стали резкими, к сожалению.

Выплыла прошлогодняя запись с такой историей:

"Вот история -- жил старый человек, страдал от плохого
обмена веществ, толстый был и с одышкой. Когда-то он
сколотил театральную труппу и писал для нее сценарии,
но вот он стал непроворным, и молодой выскочка, тупой,
как дрова, зато наглый, увел примадонну, а с ней сбежала
вся труппа. Со своими старыми спектаклями на новом месте
она прославилась, а старик сел в лужу и не получил
ни гроша."

Надо еще добавить, что А. Н. Толстой, советский граф,
та еще гнида (это чистая правда!), а как человек --
весьма грешный. Так что какая ему может быть вера?
Если б Карабас Барабас и сам не был белым и, вероятно,
гетеросексуальным мужчиной, мы бы знали, что делать.

1. Сегодня день рожденья у М., рубина моего сердца,
малахита моих жил, и Л., агата моего зрака. Вероятно,
должна существовать и -- ну -- что-нибудь моего мозга,
но я ей не завидую. А им да. (Впрочем, есть и другие
органы.)

2. Происходило много событий, в результате которых
меня уже практически сняли с финансирования (урезали,
а потом снимут), вкратце проинформировали о международном
положении, а также научили, как будет на иврите слово
"аддикт". События в целом очень хорошие или во всяком
случае забавные. Конспективно: Инка красивая в свитере,
Левке известно многое о перспективах ползучей Третьей
Мировой Войны, Симка спасла от красного вина два
мобильных телефона, Ирка на реках Вавилонских сидела
и плакала, П. и С. довольно красивые дамы, и так
дружны между собой, что завели себе общего мужа,
который, впрочем, ходит тихо и никому не мешает.
Да такого можно и в дом впускать. У меня же есть
недопустимые свойства характера, как-то: idealism,
perfectionism и over-criticism. (Все-таки perfectionism
здесь лишний, Ленин предупреждал только о первом
и о последнем.)

Читатель с книгой, толстой, как полено,
Тюменскими задворками бредет,
Хоть сказано, чтоб не искал колена
Там, где колено больше не растет.

Идет и чистит нос благоговейно,
Как чистить заповедовал Господь,
И три кривые топора портвейна
Врезаются в его тугую плоть,

И три кривые тополя, как в парке,
Где дерево всегда наперечет,
Тот подошел, другой как в ухо гаркнет,
А третий пятернею за плечо,

Четвертый -- и откуда взялся только? --
Казенный нож втыкает под ребро,
В булатный дом мозолистой ладони
Из кошеля ссыпает серебро,

И память быстро движется к началу,
Но небо, завернув рукав глазниц,
В ней смертью, как резинкой из пенала,
Стирает выраженья наших лиц,

Читаю кусок огромного стихотворного собрания сочинений
Богомякова, Тюменского Боги, от начала и до наших дней.
Потрясающе. Не закончись Россия, мы бы все бы были бы
его современники. Вот так-то, гандоны. И прекрасные
дамы. Наоборот: сначала дамы, а потом остальное.

He slips off the roof, that old boy Kozlodoev,
Whose way could have never been blocked,
He longs to break through, that old boy Kozlodoev,
Through a window that is now locked.

Once upon a time roamed free Kozlodoev,
Each one of his eyes an abyss,
To women he whistled, that old boy Kozlodoev,
And each one was fond of that whistle.

They would come by dozens, get deep in the bushes,
Where he would make love to each gаl,
The whole neighbourhood would then reach a conclusion
That he be admired by all.

And now, oh woe, the bitches a-hiding,
Their windows unwelcome and blind,
Slips off Kozlodoev, his pants wet and sliding,
In need of the bathroom he climbs.

(Внезапно мне открылось, что "Старик Козлодоев" -- это
типичная английская баллада, а я тормоз, наоборот.
Извините. Пришлось срочно перевести. Посвящаю перевод
Кате Ноткиной, разумеется. Да и оригинал.)

Было время, когда (помимо Прибыловского) сторонниками идеи,
что за московскими терактами в основном стоит фсб, были
(русские) патриоты. Они вбросили мем "дешевые люди": взрывают-де
там, где живут "дешевые люди" (в метро на межиндустриальных
перегонах, дома типа как у нас на Каширском шоссе).
По их мысли, террористам от революций такие люди ни к чему,
поскольку жертвы среди них никак не влияют на тех, кто
принимает решения, а вот как внутренние политтехнологии,
перед выборами или там перед мобилизацией, вполне годятся.
Но с годами эта публика каким-то образом сделалась отчаянно,
с глубоким проглотом лояльна Путину -- ну, экстремистов
среди них более или менее повывели, а в остальном, наверное,
как раз помогли политтехнологии.

А есть какие-либо признаки, что теракт на концерте
группы Пикник (в Красногорске!) может оказаться
не фсбшным? Кроме того, что никто почему-то не взял
на себя ответственность?

Только что мы с Л. побывали в Долине Исчезающих Маков.
Сначала я писала-писала формулы и охуела в пизду, а потом
мы уже поехали в Долину Облетающих Маков. Я беспокоилась,
что наговорю ерунды и буду вести себя бестактно или
неподобающе, потому что, вот, охуела, так что подпрыгивала
на сиденье машины и отвечала невпопад, хотя Л. ни о чем
меня и не спрашивала. Но потом я увидела, что ей это
все равно, и сразу же успокоилась. Мы приехали в поля
и стали бродить в полях. Л. на самом деле вела меня
на маковые поля. И мы видели много злаковых полей,
и желтоцветочных полей, и ромашковых полей, и маки у
них на обочине -- целые заросли -- но ни одно маковое
поле нам не попадалось, хотя Л. еще утром, гуляя с Гошей,
видела их здесь несколько. То, что с нами произошло,
можно описать только стихами Олега Григорьева:

Мы хотели попасть в долину цветущих маков,
А попадались нам только долины растущих злаков,
Где руки чертополоха нам подавали знаки,
Чтобы мы опасались кусачей женской собаки.

А когда мы поняли, что на самом деле произошло,
Пора было возвращаться, потому что солнце зашло, --

даже жаль, что он их так и не сочинил, или сочинил, но
немного другие, впрочем, пожалуй, гораздо лучше. Кусачая
женская собака немного покусала Гошу и попугала его,
а так держалась в основном при хозяевах на поводке.
Она была мраморного цвета. Когда-то была такая модная
собачья порода -- мраморный дог. Так вот, эта женская
собака была совершенно другой породы. Ее хозяин ей
сказал: "Нара, ты придурок." Есть такая порода и у людей.

Но мы в самом деле поняли, что произошло. Произошло
это так. Мы обошли оливковую рощу и стали снова идти
в злаковые поля, и вдруг Ленка дернула меня за рукав
и сказала: "Смотри! Они облетели за один день."
Солнце было уже изрядно закатное, и хотя немного слепило,
но все-таки показало нам между злаками целый ковер
маковых лепестков. Приглядевшись, однако, можно было
рассмотреть и кое-что еще. Так что завтра эта Долина --
Ленка сказала, что мы должны ее как-то назвать --
будет Долиной Внезапно Возникающих Маков. Погода
сейчас замечательная и гулять очень хорошо, долго это
не продержится, конечно. Я сильно завидую Ленке. Тоже
хотела бы так ходить два раза в день, да нельзя.

Кроме того, мне не хватает мозгов даже на то, чтобы
научиться пользоваться ублюдочным фейсбуком. Уже в третий
или четвертый раз я попыталась подписаться на автора,
а вместо этого добавила его (ее) в друзья. Хоть
завершай этот, как теперь мне кажется, ублюдочный
тоже эксперимент. Хорошо, впрочем, что автор все равно
появился в ленте, можно читать.

"Потому что единственное, что они из твоих разговоров
вынесли -- надо заебать всех до такой степени,
чтоб тебя прибили к кресту. Это верный путь в рай,
а других целей и другого содержания быть не может.
И пускай прибивают в духовном смысле, духовными гвоздями.
То же и с Марксом."

Только что видели мы животного призрака. Произошло это
так. Л. повезла меня в поля, потому что был дождь,
а нам как раз нужно было гулять под дождем в темноте.
С нами ехал Гоша. Он был собака. А то я знаю другого
Гошу, тоже хорошего, так это не тот. И мы приехали
и стали гулять. Красота нечеловеческая там окрест,
и я думала, это из-за того, что темно, а Л. дразнилась,
что при свете дня открываются красные маки, и они там
повсюду со всех сторон. Мы шли по песчаной дорожке.
Вдруг Л. сказала: "Там кто-то есть". И Гоша сделал
стойку. Я сразу им поверила, потому что в темноте
всегда кто-то есть. Но в тот раз мы его не увидели,
он был слишком прозрачный, так что и пошли себе
дальше. Л. во всем подозревает шакалов. Они так
похожи на Гошу, что она ожидает от них подвоха.
Мы шли-шли и пошли вперед, а Гоша вдруг побежал назад.
И мы оглянулись. И тогда мы его увидели. Он сидел
на дороге и был животное. Черно-белый небольшой кот.
Вдруг он встал и поехал вперед, немного виляя, на
такой, видимо, доске с колесами.

-- Едет, -- говорю.

-- Скажи? -- говорит Ленка. -- Я тоже вижу совершенно
ясно, что он едет на чем-то колесном.

Я немного рассердилась, что она тоже не помнит, как
называется эта колесная доска, но не отпустила едкого
замечания. Тем временем, животное перестало ехать
и здоровенным черным псом скользнуло в кусты.
Л. и говорит:

-- Неужели мы нашли собаку? Но я не могу, мне это много,
у меня уже есть Гоша.

-- Ему, -- говорю, -- и здесь хорошо.

-- Но он же маленькая собачка! Что, если это домашняя
собачка, и она потеряла хозяина?

Ленка немного похожа на Хагрида из "Гарри Поттера", которого
я скоро дочитаю уже на иврите. Маленькая собачка my ass.
Немного пониже Гоши, когда маневрирует, пригнувшись к земле.
Но когда она была кот, кот был не очень большой, потому
что редко ведь бывают большие коты. Как-то он почувствовал
Ленкино настроение и больше не появлялся.

Идет и бубнит, и видит, как лес роняет лист за листом,
Где будет прошлое здесь, сейчас, когда настало "потом",
Мы не привыкли, что время всерьез, не то его качество,
Но бремя привычек растет, как флюс, и время резать его,

Но мы отвечаем за то, что лес заблудился среди петель,
Осень ему или весна, не знают ни вяз, ни ель,
И насекомым тяжело дрожать в янтаре уже;
Мы позовем рабочих фей, уставших от грабежей:

Связка из гаечных ключей легко пробивает череп,
Что за сокровища там под ним, в складках большой коры?
И в коматозных снах они сами в себя не верят,
Вязнут в несложных ритмах, в них не знают своей игры.

Идет и бубнит, и видит, как лес роняет слово за словом,
Слово за словом неровным и с бороздкой под острие,
Лес вырастает молодым и ко всему готовым,
Черным и траченым огнем, пустым, как сердце твое.

К разговору: (1) инстинкт самосохранения отключить
МОЖНО, без героина извне и без подготавливающего
перехода в измененное состояние сознания и проч.
Проверяется простым фокусом -- можно научиться
падать назад, поворачиваясь вокруг оси, проходящей
через пятки, и не отставляя ногу рефлекторно назад
(лучше, конечно, чтоб кто-то подхватывал). Делается
потом незаметным практически ментальным усилием
вполщелчка. Если нет необходимости (например,
бомбы поблизости не падают и вы не живете
в криминальном районе или живете, но вооружены и
умеете применять), то, по-моему, не нужно, поскольку
есть побочные эффекты, например, отложенная реакция.
То есть, на улице ваши ноги вдруг дальше не идут,
и вы не знаете, почему. Очень трудно догадаться,
что это вы с опозданием испугались, и по прошествии
времени практически невозможно вычислить, чего именно,
а с телом придется договариваться, особенно если
вы все-таки торопитесь идти дальше. (2) По-моему,
невредно различать, что конкретно можете вы, и что
могли бы во влажных мечтах "мы все, если бы".
У вас нет возможности сделать миллион клонов себя
(что, в общем-то, по-своему и неплохо).

Пройти по дороге, по скользкой
От мокрых ячеистых тел --
По скольким проходим, и сколько
Умрут, кто плодиться хотел,

Им Эрос поправит передник
И ленту повяжет на рог:
"Танатоса я здесь посредник,
А сам он явиться не смог!"

От мертвых не скроешь диагноз.
Тактично вползают на круг:
Все делает Эрос; Танатос --
Лишь воображаемый друг.

Дай руки, плавник или что там
Ты можешь ко мне протянуть,
У бога такая работа,
А мы отправляемся в путь,

И славно, что мы теперь вместе,
Едины на множество лиц,
Как были и прежде, до смерти,
В подвалах предвечных грибниц,

Откуда до света, до звука,
Из неназываемых дыр
Любви круговая порука
Нас тащит в проявленный мир.

Ни первых здесь нет, ни последних,
И чем я похвастать могу? --
Сверкающий белый передник
Да лента на каждом рогу.

Утром, еще не проснувшись, вижу оповещение -- пришло
сообщение от сына -- на экране телефона:
almost survived a year
but one ear doesn't work anymore :(

Дрожащими руками открываю ебаный телеграм.
Этим двум строкам предшествует фото наушников.