Прощание Славянки – 9: Тупое оружие сатиры. Почему оно тупое?

[1],[2],[3],[4],[5],[6],[7],[8][9],[10],[11],[12]
В седьмом прощании славянки было сформулирован следующий простой ответ: Пафос и юмор – две стороны одной медали. Они понятны своим и только им. Любой пафос и юмор в каком-то смысле профессиональные: чужие здесь не ходят, их шутки оскорбляют, их пафос смешон.

Жизнь показала, что требуется уточнение. Смешное и пафосное посторонних не оставляет нас равнодушными, как я полагал две недели назад, а скорее вызывает у нас недоумение или раздражение [и чего они дурью маются?]. Недоумение развивается и в смешанных [бестактных] ситуациях. Я наблюдал такое однажды давно в Минске, где случайно присутствовал на праздновании юбилея местного физического факультета. На финальном банкете были и друзья физиков с других факультетов БГУ. В конце, когда все набрались изрядно, хозяева не удержались и спели «Дубинушку»: Строчки там душевные: «… только физика соль, остальное всё ноль, а филолог-биолог – дубииина-а-А! Эх, …».

Продолжим, однако, развивать простой ответ в простую модель. Если одни и те же извилины реагируют и на патетику и на юмор, значит должны быть и смешанные состояния, как у спирта с водой.
Первым в голову пришло следующее:
1) Смешное всегда содержит, как минимум, 5% пафоса. Качество анекдота падает, если рассказчик смеётся.
3) Есть, как минимум, две эвтектические точки вблизи фифти-фифти – сатира и ирония.
4) Реакция своих, чужих и посторонних на иронию и сатиру должна быть разной. Предположительно, такой же, как и на чистые пафос и юмор.

В первом приближении, с посторонними всё просто. У них будет недоумение. «А чего вы ржёте, у вас тоже голова в банку не пролезет!». Со своими ещё проще, они всё правильно [и тонко] поймут, на то они и свои. С чужими сложнее. Если наш юмор чужих оскорбляет, а наш пафос их смешит, как они отреагируют на смесь 1:1? Допустим, так же, как и мы реагируем на их сатиру и иронию. А как реагируем мы, нужно просто вспомнить. Но, что-то как-то сразу и не вспоминается подходящий пример. Косвенно это значит, что ответ, скорее всего, неоднозначный, сложный, есть варианты. Отступим временно.

Звери способны хихикать или приходить в ярость, но сатира и ирония им неведомы. Это чисто человеческое, осознанное. Сатира и ирония – это критика, но не простая, а уничижительная, бичующая, язвительная, разящая, камня на камне не оставляющая. Т.е. на первый взгляд более эффективная, чем обычная критика. Чисто людская, сознательная.

В балете «Анчар» (по Пушкину) есть полифонический контрапункт, когда солисты и оркестр исполняют одновременно «танец человека, который послал» [к анчару грозным взглядом] и «танец человека, которого послали» [в очевидном направлении]. Так и с простой критикой. У неё есть и объект критики, и критически настроенный субъект (=автор). Понятно, скажет просвещённый читатель, критика – это двухчастичное возбуждение, но какое отношение это имеет к иронии и сатире? И будет прав. Потому, что сатира и ирония обращены к третьему лицу, а оно может не совпадать (и почти всегда не совпадает) с объектом критики. Над чужими недостатками можно и посмеяться, но читать сатиру на себя - увольте.

Зафиксируем промежуточный результат. Ирония и сатира обращены к третьему лицу, к зрителю, читателю, это произведения искусства, причём продуманные, сознательные.
Какие будут варианты?

(1) Первый вариант простой и самый правильный, когда автор качественной сатиры свой, а бичует он нам чуждое. Это вдохновляет и объединяет нас.
Простых примеров полно. Газета «Правда» времён СССР бичевала безработицу в странах капитала. Бойкая фрау в компании молодых и широкоплечих имела успех, высмеивая «маленьких старых вонючих козлов». Джентльмен находился в гостях у особы женского сословия. За вкусным домашним обедом он метко высмеял ветреных актрис [у которых в квартире бардак и готовить они не умеют], после чего благосклонность особы повысилась. Короче говоря, сатира первого рода - это елей на нашу душу. Но! Такая ирония и сатира не поражает объект критики, она изначально на это и не была рассчитана. Царь-пушка не стреляла, царь-колокол не звонил.

(2) Второй вариант противоположен первому, когда автор сатиры чужой, и он очерняет нас и наши особенности. И здесь примеров реакции много. Простодушное «а-а-а, пускай клевещут», женское «сам дурак», мещанское «плевал я на Гамлета, раз не умеет жить» или кошерное «наших хають». Чуждая ирония воспринимается как атака, наглость, хамство или глупость, она отторгается или блокируется защитным покрытием.
Итого: и сатира второго рода не способна поразить объект критики, она не ранит, а отскакивает.

(3)Третий вариант простейший, рассмотрен для полноты. Это когда автор сатиры чужой, и он бичует нам чужое. Часто это треугольник. В зависимости от ситуации возможен весь спектр вариантов от включения автора в число «наших», до полного игнорирования – «без нас разберутся». Именно позиционирование автора является предметом умственных усилий. Примеры - Исраэль Шамир и Норманн Финкельштейн. Само это чужое орудие сатиры играет третьестепенную роль. Его если и используют, то в качестве защитного (психического) оружия от назойливой чужой атаки. Итого: и третий род сатиры и иронии никого ранить не способен.

(4) Четвёртый вариант, это когда автор сатиры наш и он бичует наше.
Естественная реакция – стадная. Первым делом смотрим, как реагируют наши вожди, кукловоды, наши СМИ, какие циркулируют у нас в слухи? Вторым делом смотрим, как реагируют остальные наши? Третьим делом смотрим, как реагируют враги и посторонние, «не засланный ли казачок»? ЖЖ тут незаменим. Осматриваемся, ожидаем, «какое будет мнение».
Какие есть возможности?
(а) Если смешно, смеяться! Это святое. При таком раскладе объект сатиры вытесняется из круга зрителей и карнавализируется. Пример – успех комедии «Ревизор», действительно смешной комедии. Столичная публика смеялась над примитивной провинциальной чиновничьей вознёй. Недоумение автора «над кем смеётесь, над собой смеётесь» игнорировалось, в столице сложность аппаратной интриги была очень высока. В большинстве губерний аппаратная жизнь тоже была сложной. Проще говоря, смеялись крутые профи присутственных мест над актёрами, которые изображают дилетантов.
Объект сатиры тут ускользает, вытесняется, театрализуется. Зритель хохочет над персонажами комедии, существами виртуальными. Итог: и это оружие бьёт мимо.

(б) Если не смешно, возможны следующие варианты. Ступор, после чего автор признаётся чужим и отторгается. Ступор, после чего произведение признаётся неудачным, несмешным и игнорируется. Произведение немедленно читается «чистым глазом» и на полном серьезе в «независимом источнике» фиксируется прямо противоположное тому, что написал автор. В дальнейшем ссылка идёт на «независимый источник». Итог: сатира не достигает цели.

(в) Бывает и так. Цензор, бумага, суд, кандалы, Сибирь. Донос, высочайшее повеление, кандалы, форт Мангышлак. «Чёрные фары у соседних ворот, люки, наручники, порванный рот». Вежливые дяди, медкомиссия, психушка, укол, забытьё. Когда повелитель всемогущий рассыпается во прах, Вольтер может начать новую жизнь. Итог: пока лев жив, ирония и сатира отскакивают и больно ранят автора. После кончины льва, копьё сатиры и иронии легко вонзается в хладный труп.

Простой ответ: Считать, что сатира и ирония являются уничижительной, бичующей, язвительной, разящей, камня на камне не оставляющей критикой, глупо. Это не так. Сатира и ирония не достигают цели, а отскакивают. Исправление недостатков и пороков с помощью сатиры или иронии не бывает, наоборот, ситуация лишь усугубляется. Убедить собеседника с помощью сатиры или иронии невозможно, а испортить отношения – элементарно.

Оговорка к простому ответу: Смешное такая редкость, что выбрасывать сатиру и иронию бесхозяйственно. Опять же, свобода слова. И преследовать глупо, умнее прикормить. Человечество нашло следующее правило техники безопасности при обращении с сатирой и иронией: Сатира и ирония имеют право и обязаны резвиться в специально приспособленных для этого местах, именуемых в дальнейшем заповедниками. Заповедники строго локализованных во времени и пространстве, а обычные люди предупреждены, что могут там находиться на свой собственный риск. К ним относятся.
1) Карнавал и ему подобные штуки.
2) Театры, кино и т.д.
3) Специализированные передачи и издания. В обычных изданиях – специальные разделы и страницы.
4) Продукция некоторых мастеров жанра, которые позиционируют себя, как сатирики.
Например, книги Салтыкова-Щедрина. Нервные могут не читать.

Появление сатиры и иронии вне заповедников связано с риском для жизни авторов, исключения не допускаются.