Ебал ли ты гусей так, как ебал их я? Нет, не ебал, и не думай даже мне соврать, что ебал. Представь, раннее утро, только что посветлела половина неба, по земле стелется туман, и в этом тумане идут, глухо перекликаясь, большие белые пятна – гуси. За ними идёт серое пятно – мальчик-пастушок. И тут ты выскакиваешь за его спиной из-за стога, набрасываешь на него мешок, сбиваешь с ног, и пока он там возится – хватаешь гуся и мчишься, бежишь из всех сил к машине. Заскакиваешь в неё, суёшь гуся в клетку, сам валишься на сиденье. И дышишь. И задыхаешься. И снова дышишь. Утираешь пот с лысины. Слушаешь как бьётся сердце. Ненавидишь свой живот. И опять дышишь, но уже медленнее, спокойнее. Наконец ты в порядке, заводишь джип и тихо едешь по лесной дороге, временами с предвкушением поглядывая на клетку, где кряхтит твой гусь.

Вот ты на берегу лесного озера. На берегу давно вкопано бревно, к нему ты и идёшь, забрав из машины клетку и инструменты. Сейчас самый ответственный момент: надо зафиксировать гуся. Кладёшь его сверху на торец, всем весом своим прижимаешь и прибиваешь ему крылья по разные стороны бревна. Потом лапы – их надо прибить повыше, чтобы задралась гузка. Возвращаешь все инструменты обратно в машину, там же раздеваешься. Раздеться – это обязательно. Пока на тебе все эти искусственные тряпки, кольца, шмольца, часы, браслеты, ты чужой. Нагим же, ступая по мокрой от росы траве, чувствуя всеми мурашками кожи утреннюю зябкость, ты возвращаешься к природе, чувствуешь, как становишься единороден с ней. Теперь всё, что тебе хочется, это стать не просто частью природы, а слиться с ней. Ты видишь эту белую, вихляющую, задранную гузку гуся, и озаряешься пониманием, что вот они – врата природы!

У тебя внизу становится горячо, ты наливаешься, и, не в силах терпеть, хватаешься за бревно и входишь в гуся. И, словно оно ждало только этого момента, над кромкой леса поднимается солнце, лаская твою кожу нежными лучами. И с каждым тёплым прикосновением света, с каждым зайчиком, прыгнувшим с озёрной глади прямо в твои глаза, ты становишься всё твёрже, движения всё резче. Громкие гусиные крики подстёгивают, подгоняют к финалу. Ты громко кричишь, испуская себя в гусиное нутро, и в этот момент, захлёстнутый волной удовольствия, ты ощущаешь себя единым целым со всей природой вокруг. Ты – маленькая волна от плеснувшей рыбы. Ты – старая сосна, поскрипывающая под ветром. Ты – серая мышь, грызущая зёрнышко. Ты – каждая травинка, каждое дерево, каждая букашка. Ты такой большой, и в то же время такой маленький. Ты един с этим небом. Ты един с этим озером. Ты едино с этой землёй, которую пахали, на которую проливали кровь и в которую ложились костьми твои предки.

Но благодать с тебя быстро спадает, мир вокруг становится прежним, весьма прозаическим. Ты снимаешь гуся, кладёшь его в багажник, и спокойно едешь домой. Вечером этот гусь будет стоять испечённым на столе, и ты, разрезая его и раскладывая на тарелки детей и супруги, будешь тихо, про себя, улыбаться, вспоминая, что принёс тебе этот гусь. А вечером, вознося молитву, ты искренне и от всего сердца благодаришь Бога за то, что он дал тебе такой правильный мир, правильных детей, правильную жену и правильную жизнь.