tapirr

Юность прошла с Ленинградским Диксилендом. С художниками (страшными пьяницами), с весёлыми наркоманами (иностранцы были редки, но финны - да), с развратными евреями.

Юность была весёлой, яркой, сама девочка была хороша: тёмненькая, лёгкая, когда-то чемпионка города по бегу на коньках. Разноцветная юность в городе-празднике была наградой за скудное детство в послевоенном городе-призраке без отца (гражданский, но стратегически важный инженер погиб под бомбёжкой).

Надо было чем-то жить, но чем - было непонятно. Спортивный рекорд остался в прошлом, образования не случилось. Идти куафёром? Или зарабатывать любовью? Художники были разные, не только абстракционисты, пробовала рисовать и получалось, но упорства не было.

Тот, кого любила больше всего - умер меньше, чем через год, как стали жить вместе. Жизнь закончилась, не начавшись. Пережить было трудно, сходила с ума, чуть сама не погибла.

Но однажды понравился приезжий. "Абстракционист из Москвы". Пригласила домой, на Петроградскую (мать, конечно, самодура со странностями, но можно закрыться в комнате).

Ездила к нему. Он жил рядом с Николаевским вокзалом, в домике в саду в тихом закутке за переулком, с такой же странной матерью - но его мать была какой-то несоветской, а досоветской закваски - Классическая Гимназия Самгиной, стихи Брюсова мелким почерком. Однажды она видела, как хоронили самого Брюсова. По улицам Москвы шла процессия, за гробом шли люди, провожали. А перед гробом - впереди всех - шёл, приплясывая и строя рожи, маленький чёрный человечек. Человечек ли это был?

Абстракционист пил, гулял, но ведь богеме так положено? В гости ходили иностранцы, и даже дипломаты. Иногда получалось продавать картины. Его мать разбил паралич, но она прожила ещё несколько лет, декламируя Бальмонта и разговаривая с иностранцами на английском.

В Новогоднюю ночь пронзительно и без передышки зазвонил дверной звонок - как будто кто-то нажал и не отпускает. За дверью стояла стена огня. Звонок закоротило, и звонил в дверь, значит, сам пожар. Спасло тогда только одно - то, что на былые уговоры родственников поставить решётки в окно (от воров) - не согласился. Родившийся недавно младенец был выкинут в одеялке на снег. Схватив под мышку икону со стены, спаслись через окно (это нетрудно, когда этаж первый).

Дом был сожжён, и жить стало негде. Её с ребёночком взяла к себе сердобольная знакомая на время, а он пошёл по инстанциям - "получать жильё".

Так она оказалась на тупой бездарной и серой окраине, в пустых стенах, и телефонная будка ближайшая была в 2 километрах пути. Есть нечего было совсем, потом наладилось, но зато сам он теперь исповедовал не свободу нравов, а домострой. В поисках несоветского набрёл на иной путь - путь староверов. Он предписывал женщине молчать, смиряться, не разговаривать в присутствии мужчин.

Прошли, как пишут в подобных случаях, годы.

Она "пошла на работу". Ведь в четырёх стенах сидеть и прибирать горницу (по Домострою) могла бы не знавшая другой жизни древнерусская раба, но не она. "Работа" была скушна, черна и неблагодарна, но она давала иллюзию собственной жизни. Когда пришли новые веяния - начальство стало грабить и уменьшило жалованье до неприличия.

Что ж, свобода обществу - свобода и человеку! Смогла сказать нет разрушившемуся браку, нащупывая самостоянье.

Да, душа была сломана, холодом в ней было выжжено многое, но вокруг открывался огромный мир. Вновь книги по дзен-буддизму (привет подполью), Четвёртый Путь открывал свои тайны, и учителя всех религий нашёптывали что-то важное. Она плавала по рекам, жила на озёрах, бродила в полях, и слышала там духов, а может богов, а может Бога.

Потом заболело сердце, но это было так невовремя! Жизнь только начиналась!  Но вот, закончилась, не начавшись.

Лежала, было тяжело.

И вдруг закрылась рукой от яркого, слепившего глаза.

Врачи констатировали смерть.

Итак, идёшь и улыбаешься.

Путь твой - Садовое могучее кольцо.

Последний раз гулял (можно ли гулять в пустыне?) я по Садовому кольцу - нечеловеческому тракту - с прекрасной А., в неё были тогда все влюблены; писатель Сева, например; ныне модный поэт и пр.; а сама она влюблялась всё в каких-нибудь мерзавцев, типа бисексуального тусовщика, впоследствии сэринбургившегося публициста, публике известен как маячивший в лидерах рейтинга - шёл, и уже тогда удивлялся, какое оно несоразмерное нам.

Но духу оно соразмерно. Пройти четверть круга (один час по земному времени) быстрым шагом, под ветром, думая о прекрасной монголке, и видеть тени. Тени тех, кто был здесь раньше.

Странноприимный дом Шереметева. Толпой идут готовые приняться странные.

Застенчивый дом, смотрящий исподлобья, показывает приказчика, мещанина, торгового человека.

Это - справа. А слева - архитектура (потому что строившееся при первом марксианском консуле - выражение архитектуры в чистом виде, сама её идея).

Она показала мне идущие колонной - в подвалы - в шинелях, кителях, бушлатах.

Дальше знамёна, графити, кресты.

И передавать ничего не надо. Я сам всё скажу. Потом, Не сразу

__

Всё-таки люди
- это ангелы.
Особенно прыщавые мужчины
И падшие женщины.

И пиcались подобные экспромты:



D. -  ты птицы
тёмной ночью клик.


   Ты - всхлип.
   Ты - корни.


       Ты огонь
           в весеневых лесах.


           Ты вскрик.



__

Вот диван побольше
Вот кровать поменьше
Я уехал в Польшу
Ты любила Пельше

И.Т. Из поэмы "Тёткин муж и жена племянника"

Думаю, большинство людей в России, услышав, что кто-то ходит в сауну,
представляет себе только одно: девочки, мальчики, развлечься, закусить...

А мы вот с друзьями ходим туда просто так - попариться.
Вот и сегодня - при отеле "Гранд-Виктория" - неплохая сауна: и диваны там из кожи,
и дизайн в японском стиле,
и в бассейне голубом \ бьёт прохладная струя.

Когда все разъехались, я зашёл к своему другу S поболтать, да пообсуждать отношения с женщинами:
С красавицами тяжело - у них много дури в голове, потому что привыкли быть в центре внимания, - считает он.

Я соглашался. Пуп, мол, земли - мнят - свидетельствовал.

Осмотрев нежно любимую Остоженку, держал путь домой.

Спохватился: всегда ношу с собой ручку-самописку, и пришедшее внезапно: стихотворение ли, мысль ли - нетрудно бывает записать в компактный коришневый блокнот. Однако сегодня впопыхах сборов, ручку не упаковал, и только обращение к совсем незнакомой мрачной девушке, мрачно откликнувшейся на мою просьбу о временной выдаче ручки, помогла написанию стихотворения:


Я, всю жизнь проживший в столице,
Часто думаю о том,
Как любят друг друга мужчины и женщины
В маленьких провинциальных городах.

Как они идут по тихим провинциальным улицам,
Заходят в тихие пыльные комнаты
И занимаются тихим провинциальным сексом.

Как они задумчиво смотрят,
Целуют руки и ступни...

Но прада ли это происходит так?
Или совсем иначе?

__

*

獏 - начало мягкое, а конец твёрдый окончание твёрдое.
獏 - начало слова сладкое, а конец его горький.
獏.  Когда всё время произносишь это - думаешь,
              на что это похоже?

Это звук. Это ни на что не похоже.
Это похоже на 獏.


獏. Подумать это легко, а произнести - трудно.
獏. Я не отпускаю это, держу на языке.

...они все разные,
Но никто не похож на 獏.


__

Боже  как жалко немолодых женщин
С растрёпанными волосами
С горькой улыбкой изучающих
Афиши небольших театров


__

А если коротко, то

Россия, звезды, ночь, аптека,
и весь в черемухе фонарь...

bukin@lj написал прекрасный гибрид двух шедевров (ниже под  катом).

Я решил усовершенствовать, привив третий шедевр (разгадки найдёте по ссылкам)



Мой вариант:



Ночь. Улица. Гомер. Тугие паруса.
Бессмысленно прочёл до середины.
Живи ещё, сей поезд журавлиный!
Всё будет так. Когда-то поднялся -

Умрёшь. Начнёшь опять, в чужие рубежи,-
И повторится всё: божественная пена,
Ночь, ледяная рябь (когда бы не Елена!),
Аптека, улица, ахейские мужи...


Как журавлиный клин, сознанья
Коснётся тиканье часов,
Куда плывёте вы?  Изгнанья
Я снова чувствую покров.


И море, и Гомер сначала -
Чтоб это вправду было так...
И море чёрное канала,
И весь в черёмухе овраг.




( исходный варьянт от bukin`а )



__

Было это очень давно.

В 19.. году я отправлялся на автобусе в богоспасаемый город Мюнхен. И вот перед отправлением этого автобуса я увидел воле него небесное белокурое создание (позже ставшее мне известным как Катя Пушистая- это не фамилия, а прозвище). Влюбился сразу, "с перьвого взгляда" в неё. Она маленькая, умная, задорная и весёлая. Она любила Dead Kennedys! (Я о них раньше и слыхом не слыхивал - а теперь - купил все альбомы и ещё "значок" на Новом Арбате в киоске, что б носить на груди.)

По пути в автобусе, и уже в Мюнхене я "ухаживал" за ней. Она - со своей весёлостью- не отвергала моего общества, но всё время держалась вместе со случайной попутчицей - подругой- товаркой, товарка эта совсем не давала мне остаться с ней наедине.

В Мюнхeне нас поселили в школе на окраине города. Была зима. На платформе (ехать из пригорода надо на "электричке") Катя учила меня танцевать вальс. - Не сутулься! - говорила она.

Мы едем в город вместе. Я пытался всю дорогу приблизиться всё ближе и ближе. Но только нигде не решался "перейти в решительную атаку". И, наконец, уже вернувшись в наши пригород её привлекаю к себе, и целую.

- Не надо больше этого делать. У меня есть молодой человек.

В общем мы продолжали ходить вместе, т.е. я продолжал "волочиться" за ней, но состояние было уже довольно адское.

Утром 1 Января пошёл снег. Притом, что до того была зелёная трава и никаких признаков зимы. Снег шёл густой, хлопьями и, всё собою облепляя, садился на голову, плечи, предметы, мостовую... Мы с ней и товаркой (куда от неё деться?!) пошли в Пинакотеку. В обе - Старую и Новую. (Вот с тех пор я и заболел искусством).

Да, так как я сделался киноманом? Моя Пушистая сказала как-то, что бывает в Музее Кино. И вот, вернувшись в Москву, я стал ходить туда чуть не каждый день. Я всё надеялся встретить К., но видимо она бывавала там гораздо реже. А я узнал , что такое Ж.Л. Годар, Р.В. Фассбиндер и все-все-все. Целыми ретроспективами познавал я творчество этих классиков жанра, а благодаря тому , что К.П. занималась искусством, я стал ходить во все московские галереи (так не разу и не встретив её там), а вскоре и сам стал выставлять свои произведения...


__

Родился Тео Ираклий Тапир Тапириани в 198.. году в селе Дивногорское Семипалатинской области в обрусевшей семье грузинских греков. По-видимому, не только крайняя бедность, неустроенность семьи, но и романтическая натура заставили его ещё мальчиком покинуть отчий дом и отправиться в странствия по Сибири, Зауралью, Заиртышью.

«С 14-ти лет,— вспоминал он впоследствии,— начал шляться. Был пять лет типографским наборщиком, церковным дьячком, матросом, курьером международной почты DHL, клоуном, факиром — (глотал шпаги, прокалывался булавками, фокусы показывал); ходил по Томску с шарманкой; актерствовал в ярмарочных балаганах, был куплетистом в цирках, даже борцом. С 2011 года участвовал в революции. После взятия персами Омска (был я тогда в гвардии Свободного Юго-Востока), когда одношапочников моих перестреляли и перевешали, бежал в Голодную степь и, после смерти отца, дальше за Усть-Извекск, к Монголии. Ловили меня изрядно, потому что приходилось мне участвовать и в заговорах».

Так трудно и вместе необыкновенно, под стать своему историческому времени, складывалась жизненная биография будущего художника, литератора, короля Шотландии, настоящего русского патриота. Одновременно в этих скитаниях по земле, растревоженной надвигающейся революцией, во встречах со множеством самых разных людей, в героике и муках междуусобицы определилось его общественное самосознание, накапливался душевный опыт, формировался талант.

В 2013 году Тапир собственноручно набрал и напечатал в походной типографии первую песенку из своих рассказов «Гримасы и позы», где отразились впечатления всех этих скитаний по городам и весям. Однако молодому автору еще не хватало профессионального мастерства, и собственный голос его звучал пока не очень отчетливо.

Истинным началом творческого пути Тапира Тапириани стали только «Забытые повести», написанные уже в 2019—2021 годах в Капакабане. Но это - уже совсем другая история...

_

Я человек старой закваски
Я моюсь мылом
А не гелем для бритья

Тяжела и неказиста
Жизнь дедули - сталиниста

photo by annie leibovitz

Сколь мы ещё несовершенны и сколь далеки от горячо желаемого нами,
столь же и несовершенны сами эти наши желания в своей непрояснённости,
мутной неповоротливости
и крикливо искажённой
пустоте их молчаливости.

- подумалось мне.

Подвешенный над тьмою ваш Ираклий
Во образе лихого скакуна
Приснится вам ещё
Ещё не раз