от yuozik@lj


утром в газете - вечером в куплете это называется?

прекрасно читает любимый актёр Ефремов стихи по мотивам Н.Некрасова про мужественную отважную женщину -

http://tapirr.livejournal.com/2818713.html

http://tapirr.livejournal.com/2813955.html

Tags: man_and_woman, mbh, poezia, socium2011, vasilyeva_pressattashe, поэт_гражданин

Можете мне сказать, что я кошу под Бренера (Вы же читали классику?),
но што ж делать, если я чувствую так же?

Вот яндекс какие-то строчки иногда поэтишеские на главное странице помещает.
Смотрю и вижу:

Быть женщиной великий шаг,Сводить с ума геройство.

Меня совершенно не интересует, что там ещё в этом стихотворении сказано.

Я смотрю и вижу: автор - ..дило.

(Из Александра Алана Милна)

Король,
Его величество,
Просил ее величество,
Чтобы ее величество
Спросила у молочницы:
Нельзя ль доставить масла
На завтрак королю.

Придворная молочница
Сказала: "Разумеется,
Схожу,
Скажу
Корове,
Покуда я не сплю!"

Придворная молочница
Пошла к своей корове
И говорит корове,
Лежащей на полу:

"Велели их величества
Известное количество
Отборнейшего масла
Доставить к их столу!"

Ленивая корова
Ответила спросонья:
"Скажите их величествам,
Что нынче очень многие
Двуногие-безрогие
Предпочитают мармелад,
А также пастилу!"

Придворная молочница
Сказала: "Вы подумайте!"
И тут же королеве
Представила доклад:

"Сто раз прошу прощения
За это предложение,
Но если вы намажете
На тонкий ломтик хлеба
Фруктовый мармелад,
Король, его величество,
Наверно, будет рад!"

Тотчас же королева
Пошла к его величеству
И, будто между прочим,
Сказала невпопад:

"Ах да, мой друг, по поводу
Обещанного масла...
Хотите ли попробовать
На завтрак мармелад?"

Король ответил:
"Глупости!"
Король сказал:
"О Боже мой!"
Король вздохнул: "О Господи!" -
И снова лег в кровать.

"Еще никто,- сказал он,-
Никто меня на свете
Не называл капризным...
Просил я только масла
На завтрак мне подать!"

На это королева
Сказала: "Ну конечно!" -
И тут же приказала
Молочницу позвать.
Придворная молочница
Сказала: "Ну конечно!" -
И тут же побежала
В коровий хлев опять.

Придворная корова
Сказала: "В чем же дело?
Я ничего дурного
Сказать вам не хотела.
Возьмите простокваши,
И молока для каши,
И сливочного масла
Могу вам тоже дать!"

Придворная молочница
Сказала: "Благодарствуйте!"
И масло на подносе
Послала королю.
Король воскликнул: "Масло!
Отличнейшее масло!
Прекраснейшее масло!
Я так его люблю!

Никто, никто,- сказал он
И вылез из кровати.-
Никто, никто,- сказал он,
Спускаясь вниз в халате.-
Никто, никто,- сказал он,
Намылив руки мылом.-
Никто, никто,- сказал он,
Съезжая по перилам.-
Никто не скажет, будто я
Тиран и сумасброд,
За то, что к чаю я люблю
Хороший бутерброд!"

С.Маршак. Лирика. Переводы.

Татьяна Толстая о Бродском:

"Поэт не был формально образован и делал чудовищные, подчеркиваю, чудовищные ошибки во всем гуманитарном поле".

Отсюда, из комментов: damian.livejournal.com/655810.html


(Как говорили у нас в деревне, - я с ним на одном гуманитарном поле срать не сяду. - замечает nаtаbelu).


Но ОЧЕНЬ смешные претензии у завидующей писательницы: он искажал устойчивые словосочетания!
Да, явно неграмотный :)

Отец Георгий читает Рождественское стихотворение Иосифа Бродского.


 а вот расшифровка - Эфир радио Надежда 22 декабря 1993 г.

( Read more... )

Что приходит в мир с Рождеством по плоти Господа нашего Иисуса Христа?

Когда мы празднуем Рождество, когда мы думаем о Рождестве Христовом, когда мы молимся Христу младенцу в эти предрождественские и рождественские дни, то как-то очень важно понять каждому из нас, что Христос приходит к нам, приходит в этот в наш мир, в этот сложный, трудный, тяжелый для нас мир с его проблемами, с его бедами, с его трагедиями, с его радостями, с его буднями и праздниками, с его болью, иногда абсолютно непереносимой. Христос не уводит нас в безоблачные дали, Христос не уводит нас в идеальный мир Платона или мир мечты, Христос сам приходит сюда для того чтобы разделить с нами нашу боль. Для того чтобы разделить с нами наши проблемы, для того чтобы разделить с нами радости наши. Он сам приходит сюда. И вот поэтому когда у кого-то из нас возникает вопрос: где и как искать Христа, где и как искать Бога, где можно найти Бога? Мне кажется, что очень важно вспомнить, как говорил об этом наш замечательный поэт и философ Владимир Сергеевич Соловьев. Он говорит, что Бог

«…не там, в шатре лазурном,
Не за пределами бесчисленных миров,
Не в злом огне, и не в дыханье бурном,
И не в уснувшей памяти веков.

Он здесь, теперь,- средь суеты случайной,
В потоке мутном жизненных тревог
Владеешь ты всерадостною тайной:
Бессильно зло; мы вечны; с нами Бог! »

И в самом деле, когда в рождественскую ночь великого повечерия раздается это замечательное песнопение по всему храму, где мы молимся, а на самом деле по всем храмам России, по всем храмам мира: «С нами Бог!», то сердце переполняется удивительной радостью. И в этом песнопении, дорогие мои, содержится ответ на очень важный вопрос - где искать Бога? Он с нами, значит искать его надо среди нас. Да, действительно не в шатре лазурном среди сияния иных миров, а среди нас, здесь. А среди нас, здесь, в больнице, в детском доме, в интернате для престарелых, среди друзей и знакомых, среди знакомых и незнакомых, среди близких и среди только что встреченных нами людей. Не в шатре лазурном, не в сиянии иных миров и вот еще «не в уснувшей памяти веков».

Уже тысяча лет как наши предки исповедают Христа пришедшего в этот мир во плоти, уже тысяча лет как звучат песнопения в храмах России и стоят эти самые замечательные храмы и пишутся для них удивительные образа, звонят колокола, но когда мы всю нашу религиозность обращаем только на изучение прошлого, то оказывается, что мы размышляя об архитектуре, размышляя об иконописи, размышляя о церковном пении и колокольном звоне обо всем что нам так дорого и нами так любимо забываем о главном, забываем о Христе, забываем о том, что наша религия это встреча с ним, со Христом, вошедшим в наш мир, вошедшим в него во плоти и встреча эта происходит не где-то в тиши библиотек,  а среди людей.

( Read more... )

Tags: chistyakov, christmas, poezia

чтобы отвлечься от искусства
шаинский мастерил гробы
на крышках строгий чорный глянец
рояльных петель тихий скрип

http://community.livejournal.com/pirozhki_ru/966384.html

Мы тупое безмозглое быдло. Сериалы и мультики жрём. Нам политика ваша обрыдла - Ничего от нее мы не ждём. Привезут нам футбол - мы и рады. Новых зрелищ и хлеба дадут. Все равно чемпионской награды Нам не светит и пусть нам не врут. Но за то есть возможность забыться, В телевизор уткнуть мутный взор. А потом можно с горя напиться, Водкой смыть свой футбольный позор. Безработица, бедность и пьянство. Безнадежный безрадостный труд. Произвол и чиновников чванство. Но за то - нам футбол привезут! Убивают нас - громко не плачем. Продают нас - смиренно молчим. Обирают - кряхтим, но заплатим. Вот отменят футбол - завопим!

писал neznaika_rpc@lj 

когда теряем мы невинность
то заполняя пустоту
шаинский громко исполняет
свой детский похоронный марш


тут

Неплохое. Автор ivand@lj



Страх победив, на площадь
Строем идут хорьки,
А новый, похожий на лошадь
Мэр ломает ларьки.

Не от большого ума –
Поговаривают в народе.
И вот уже шаурма
Мечется на свободе.

Прячьте детей, мамаши,
Запирайте дома.
Маршем по души ваши
Движется шаурма.

Пала на город тьма,
Слышен звериный рык,
И вот уже шаурма
В человека вонзает клык.

Дебелые телеса
С воем на части рвет.
Раньше москвич ел пса,
Нынче наоборот.

Пес – сатанин клеврет,
Время собачье – ночи.
Страх твой тебе не врет:
Нужно бежать, иначе

Псы разорвут нутро,
Чтобы вернуть назад,
Псину, что у метро
Продал тебе номад.

Помнишь, - тоски куски,
Завернутые в лаваш…
Просто беги – в пески,
За Можай, за Ла-Манш.

Пожирает столицу
Та шаурма, которую,
Жрал ты прежде, чем слиться
С никчемной своей конторою.

Кто ты там, сисадмин,
Маркетинг, пиар? … Лошок,
Станем мы все одним
Внутри собачьих кишок.

 

Но всего, говорят, страшней -
Ад покажется скукой -
Ночью столкнуться с ней –
С Кони, сановной сукой.

Ласк позабыв истому,
Счастье вниманья царского,
Вышвырнута из дому
Ради щенка болгарского.

Печень младенцев с золота
Кони привыкла есть,
Сердце слезами залито,
В глазах сумасшедших – месть.

С дольним сочтется и с горным,
С ним, с тобой и со мной
И солнцем однажды черным
Подымется над страной.

А Агния Барто-то была - пророк

Все уже читали про Вову:  "Чем он занимается? Тем, что он снимается"?


**

Продолжение:


Только это не  Агния Барто, а  http://michyud.livejournal.com/9991.html :



Мы сегодня в цирк поедем!
На арене нынче снова
С дрессированным Медведем
Укротитель дядя Вова.

От восторга цирк немеет.
Хохочу, держась за папу,
А Медведь рычать не смеет,
Лишь сосет потешно лапу,

Сам себя берет за шкирки,
Важно кланяется детям.
До чего забавно в цирке
С дядей Вовой и Медведем! 






Кстати, видео по ссылке надо смотреть до конца.

"я предлагаю людям правду
но правду люди не берут
тогда неправду предлагаю
и сразу очередь за ней"

нашёл здесь

видео:

Райнер М. Рильке.  Рождество Богородицы.
Читает о.Георгий Чистяков.

Источник: http://damian.ru/

Tags: chistyakov, poezia, video

Как же странно. Чуть не через год узнал, что умер журналист и поэт Михаил Поздняев.
Причём, случайно зайдя на сайт храма, где его отпевали...

А я когда-то был с ним знаком.
Верующий человек он был. Православный.



Это стихотворение его я читал почти тогда, когда оно было написано, году в 1987:

За оврагом


Бывший храм Покрова Богородицы на угоре,
за оврагом, поросшим тернием и быльем.

О каком тут еще, простите, немом укоре
лепетать, видя это, схожее с кораблем,
не скажу: с ковчегом, выброшенным на берег,
темно-красного кирпича, в голубиных перьях
и в помете, здание фабрики вторсырья.

Бывший храм Покрова на окраине пустыря,
прежде бывшего неким богатым селом Покровским,
вмиг исчезнувшим, вроде мыльного пузыря
или горсти пепла под легким порывом ветра.

Да с какою же силой шарахнуло здесь тогда,
так, что крови ни капли, а душу как есть отшибло,
если даже доныне в черемуховые холода
по всему району в радиусе километра
разливается запах портвеина или шипра
и горячая прекращает идти вода.

Лишь один соловей поет, не зная стыда.

Бывший храм Покрова, где двенадцать бушлатов на вате
круглосуточно в три захода в поте лица
тянут проволоку и плетут из нее кровати
госпитального и армейского образца,
а за окнами алтаря - не рыдай Мене Мати -
день и ночь идут электрички в оба конца.

Бывший храм Покрова на окраине, за оврагом.
А в столице, за автострадою кольцевой
сей динарий с волчицею и олимпийским знаком
обернется к нам стороной своей лицевой -
и зажмуримся от прожекторного сиянья,
и прищуримся, и уверимся, разглядев,
как на месте блаженной памяти о спасенье
промыслительном - благодарные россияне
в кипяченой воде лелеют румяных дев.

И не то чтобы кануть - ладонь окунуть или же
заглянуть чревато в дымящуюся дыру.

А еще подальше, то есть еще поближе
к середине, у Красной площади, на юру -
да куда же несется тройка твоя лихая! -
ломовой отель, синим пламенем полыхая,
окружен церквами со всем четырех сторон,
будто сваи в железобетон забитые, вроде
в пух и прах разодетых пугал на огороде,
для острастки залетных арапов или ворон.

И еще.
Ровно между "Шаболовской" и "Тульской",
меж обителями Даниловской и Донской -
моя родина, где стоит над землею тусклой
и свечами в окнах светится день-деньской,
безо всякого там вольфрама или неона,
ровно на семь чистых и на семь нечистых пар,
не скажу чье имя носивший во время оно,
но с недавних пор именующийся "Гриль-бар".

О какой тут еще, простите, праведной мести,
если есть у нас на потребу только одно:
если свято место пусто - на этом месте
ничему хорошему вырасти не дано,
и часовенка дряхлая с выплаканными очами
нам о жизни и смерти расскажет куда скорей,
чем все эти железобетонные дуры с мечами,
претендующие на звание матерей,
но потомок оценит мой век, и в парке культуры,
да поймет меня современник мой и простит,
к небесам вознесутся две нагие скульптуры,
два лихих физкультурника, два безмозглых фантома:
человек, поджигающий кровлю отчего дома,
человек, подрубающий сук, на коем сидит.

Боже Праведный, велико же Твое терпенье,
и воистину неисповедимы Твои пути,
и щедроты неисчислимы Твои воочию,
раз во гневе наши тела не разносишь в клочья,
наши мерзкие грады удерживаешь в горсти,
но Себя и Свой Дом отдаешь нам на истребленье
в девяти, как правило, случаях из десяти.

Он стоит, этот Дом, в дебрях терниев и чернобыла,
принимая под кров, сквозь который звезды видны,
будто блудного сына, маленького дебила,
двухколесного ветерана афганской войны
и прославленного инженера по землетрясеньям,
что взрывал, слава Богу, еще Страстной монастырь.

А за ними и я, бывает, по воскресеньям
подгребаю к поздней обедне через пустырь.

А за тем пустырем, за оврагом, дожди идут,
и снега идут, и метут в октябре метели,
и земля к Рождеству на ладонь покрывается льдом,
и на самом краю, над обрывом, похожий дом.

Что-то в нем куют, не знаю, или плетут -
я и знать не хочу, что делают в их артели:
труд - владыка мира, а кто не от мира сего,
не возьмет на себя труда для заботы о теле.

Но о чем-то я все же сказать хотел - за дверьми,
за оврагом, где ближе к Троице расцветут
мать-и-мачеха, одуванчик и повитуха,
день и ночь в эти двери стучась и стеная глухо:

- Не отвержи мене от лица Твоего
и Духа
от мене Твоего Святаго не отыми.

1985

Это сочинила Сабина veil-name:




Если торшер горит, значит ты ,верно, ждешь

Маленькую лилит. Шорох, одежды, брошь

На дорогой парче, то голубой топаз

Все-таки здесь она. В чёрном на этот раз.



Снова разлит коньяк, снова рояль раскрыт,

Значит безмолвно ждешь маленькую лилит.

Если же не придёт, чёрную сея ложь

Ты почернеешь сам , выпьешь, но не уснёшь.



А по утру войдет в белом простом чепце

Девушка, пусть без грез, но с добротой в лице.

Молча протянет чай, руку и никогда

Твой не покинет дом, чувства вплетя в года.


И подобреешь сам и подобреет мир

Вместо коньячных вин пить станешь рыбий жир

Будет твой полдень тих, будет твой стол накрыт

Но будешь ждать во сне маленькую лилит

Друзья!

Похороны И. Бродского  проходили по католическому обряду.

Известно ли когда и при каких обстоятельствах он принял таинство Крещения?

Как христианство повлияло на развитие мировой культуры? В чем состоит традиция христианского гуманизма, и как она проявилась в подвиге новомучеников? Какие процессы происходят в отечественной и западной культуре сегодня? Эти и другие темы обсуждают поэт, филолог Ольга Седакова и  заместитель руководителя Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи игумен Петр (Мещеринов).

http://tapirr.livejournal.com/2217012.html

Вот это мне понравилось,  из книжки привожу.

"Клеоника

но что же сделать можем мы разумного
и славного, мы, женщины, нарядницы,
в шафрановых платочках, привередницы,
в оборках кимберийских, в полутуфельках?

Лисистрата

вот в этом-то и сила и спасение
в шафрановых платочках, , в полутуфельках,
в духах, в румянах и в кисейных платьицах."


Аристофан
Комедия Лисистрата, стр. 19

Понравилось

Гила Лоран

ר. Вторая речка

Поэт умирал. Большие, вздутые голодом кисти рук с белыми, бескровными пальцами и грязными, отросшими трубочкой ногтями лежали на груди, не прячась от холода. Раньше он совал их за пазуху, на голое тело, но теперь там было слишком мало тепла. Рукавицы давно украли; для краж нужна была только наглость — воровали среди бела дня.

Впрочем, украли-то далеко не одни рукавицы. Что уж теперь по рукавицам плакать. Лишив меня морей, разбега и разлета… М-да, губ шевелящихся отнять вы не могли. И что же он нашевелил этими губами под конец? — про рисовых невольников да про славное имя Джугашвили. Он вдруг вспомнил, как плохи были последние стихи Блока и как Блок этого, кажется, не понимал. Но тут не то, не то. Тут воистину неразрешенный стих, последний плевок в лицо рябому черту — за то и погибель заслужил. И пусть эта густопсовая сволочь потом, очнувшись, увидит тут покаяние да подхалимство и попрекнет его расчетом, не очень-то, правда, блестящим. Но не беда. Вернее, все равно, давно уже все равно.

Он вспомнил ту жуткую революционную зиму, как заходил на Выборгскую к Аннушке — никогда не называл ее так в лицо, только про себя. Они ехали на извозчике по невероятным ухабам, среди знаменитых костров, которые горели чуть ли не до мая, слушая неизвестно откуда несущуюся ружейную трескотню.

Потом, сползая во времени, стал припоминать разных своих подруг. Они угощали его, рисовали его, целовали его, восхищались ресницами в полщеки. Гуляли с ним по купеческой Москве. Он был двадцатилетний мальчик с ландышем в петлице. Он шутил, он сочинял истории, он запрокидывал голову, и правда все время запрокидывал голову, ибо был юн и горд, пел свои строфы, тогда совсем воздушные строфы, легкие, беспутные. Поедем в Царское Село! Свободны, ветрены и пьяны…
Потом украли Царское Село. Там нет больше улан — хотя, может, и раньше не было, сроду, говорят, не было — только гусары.

Украли и Коктебель, Максов Коктебель — по утрам нежно-солнечный, ночами — влажный, пахучий. Всеми ими любимый Коктебель. Подменили его красной Ялтой, где можно вести только суровую трудовую жизнь, бессмысленную жизнь.

А теперь вот украли его вчерашний хлеб, который он положил под голову. У кого-то еще были силы воровать. Только нет же, то был не хлеб, не хлеб…

Еще раньше он был — маленький еврейский мальчик с сердцем, полным русских пятистопных ямбов. Хотя нет, ошибка для позднейших биографов; был не таким уж маленьким, а ямбами вовсе не грезил. И может, никогда бы строфы не написал, кабы не одно обстоятельство, отцовский подарок… Грезил подвигами, баррикадами, кровью на снегу. Жаждал вести за собой людей. Рвался в Париж. Отец хоть и отпустил, но попрекал. Потомок раввинов, он сокрушался, что сам торгует кожей, а не учит Талмуд. Хотя по молодости и зачитывался Шиллером, а потом находил определенное удовлетворение в том, что сумел перевезти семью в столицу, но втайне сокрушался. И сына — в припадке национального раскаяния — попрекал, что субботу не блюдет и ест где попало. Но под конец не проклял, а благословил, и престранно благословил. Вызвал его как-то на исходе субботы к себе в кабинет. На столе у него лежал раскрытый молитвенник. Отпер нижний ящик и из-за стопки старых конторских тетрадей вытащил маленький сверток. Протянул сыну. Мне, сказал, конечно очень жаль, что ты не занялся тем, чего я для тебя желал. Зато, с грустной улыбкой, теперь хоть понятно, зачем реббе дал мне вот это. Камешек. Он сделает тебя великим. В своем роде, конечно. Ты беспутный, будешь бегать за бабами и всякие бредни лелеять у себя в голове. Но хотя бы не полезешь на баррикады за красной тряпицей, как гишпанский бык, и не опозоришь имя предков, как многие в нашем народе опозорят. По крайней мере, так говорит реббе. Еще он сказал, что я даже переживу тебя на год. Впрочем, это будет уже не твоя вина, ибо — умножатся бурные воды…

С отцовским подарком он никогда не расставался. Ездил с ним и в Париж и в Гейдельберг. Вскоре ему наскучил революционный пыл, он стал писать. Читал товарищам, читал барышням, потом в кружках. Ему уже бывало неуютно и даже страшно, если — во время чтений — не нащупывал его в кармане брюк или пиджака, накануне оставив по забывчивости в другом костюме. Думал о нем и о разных его собратьях, много думал, назвал даже так книжку. Он сумел сохранить его и в ссылке, и во время второго ареста. Прятал в обуви, закапывал в снег и в землю, клал под голову. А теперь вот — украли. Только — кому же нужен тут этот камешек? Кому он вообще может быть нужен? Значит, не украли, значит…

И поэт понял. Он широко раскрыл глаза и в последний раз оглядел ряды сплошных двухэтажных нар, еле различимых в свете тусклого электрического солнца, загаженного мухами и закованного круглой решеткой.

К вечеру его там уже не было.

И вот сидят они вдвоём
В панельном гнёздышке своём
Володя и Людмила


Жизнь удалась на все на сто -
Людмила новое пальто
И сапоги купила.


Володе светит новый чин
В суровом обществе мужчин
С мечами и щитами.


Дождь перестал. А сколько лил!
И строгий тренер похвалил
Работу на татами.


( Читать дальше )

cпасибо may_antiwar@lj за этот ролик.
Концерт "За нашу и вашу свободу"

Вторым там выступает И.Иртеньев, но мне гораздо больше него понравился выступающий первым Вадим Жук. Я никогда его так раньше близко не видел. И вот интеллектом, интеллегентностью, манерой большем всего напомнил отца Георгий Чистякова.

Кстати (на тему 2 поста подряд): начинает Жук с Пушкина, а следующим постом в ленте у меня идёт violanatans@lj:

"Продолжаю читать А.В.Тыркову-Вильямс "Жизнь Пушкина":
...
Рассказывали, что у Пушкина с Дельвигом была привычка, встречаясь, целовать друг другу руку.
...
Оба поэта, и в стихах, и в письмах, умели найти значительные слова:"Великий Пушкин, маленькое дитя", - писал Дельвиг в письме к поэту. Другой раз писал:"Целую крылья твоего гения, радость моя".
...
...Дельвиг был очень близорук. В Лицее запрещалось носить очки, и все женщины казались ему красавицами. "Как я разочаровался после выпуска, когда надел очки", - с улыбкой рассказывал он позже."