Русский тупой шовинизм и примитивное отрицание соседней нации под копирку фашистскую:

Особенно болезненно русский вопрос стоял на Украине. Поскольку никаких «природных украинцев» не существует, украинская нация может строиться и развиваться только в логике «зомби-апокалипсиса»: за счёт украинизации русских и навязывания русским фанатической сектантской идентичности. Русский Ваня из Харькова обязан был строить из себя Тараса и, по крайней мере, имитировать говорение на мове.

Разумеется, строительство украинской нации из русских могло быть только насильственным, принудительным, с использованием всех бюрократических рычагов. «Нерусофобский» режим в Киеве, каковым не слишком удачно пытался выступать режим Виктора Януковича, был концом для «украинского проекта». По этой причине киевский Майдан был неизбежен как госпереворот с последующим началом принудительной украинизации.

Последовавшие за ним события стали для русского мира точкой перехода. Стало понятно, что о «мягкой силе» и «ста народах, читающих Пушкина на ста языках», придётся забыть. Русский мир оказался невозможен без русского суверенитета. Единственным реальным способом защитить русских от дерусификации, русский язык и культуру от запрета оказался прямой российский суверенитет и недвусмысленная русская военная сила.
Либерал назовёт «неудачей» этот провал концепта «русского мира» как «мягкой силы». На самом деле, это был конец иллюзий и самообмана. Русский мир с самого начала был пространством расколотой и разделённой русской нации, оказавшейся в роли жертвы чужих национализмов на руинах единой страны. И единственным способом восстановить этот мир как было, так и остаётся собрать государство назад, причём собрать его не как «СССР 2.0», а именно как единую и неделимую Россию.

По этой причине закономерно, что сегодня русский мир рождается из винтовки и автомата, танка и мины, ракеты и боевого дрона.

И вот именно в момент «неудачи» русского мира как «мягкой силы» и обнажился его громадный потенциал в качестве великой трансграничной идеи. Внезапно оказалось, что довольно большое количество людей по всему миру готово сражаться и умирать за то, чтобы Донбасс был Россией, а его дети были защищены от террора нацистов-украинизаторов.

Внезапно оказалось, что Россия, сражающаяся на старый добрый манер за свою национальную территорию, за своё национальное единство, за язык и интересы русского этноса, не менее, а более привлекательна для множества людей во всем мире, чем Россия, которая пытается всем понравиться и не знает уже, кому и как отдаться.

Современный мир — это мир трансграничных идентичностей и идей. В этом недавно убедились и те, кто прежде ничего не понимал, с обострением палестино-израильского конфликта. Мало кто сомневался в том, что персонажи, которые корчат из себя «граждан мира» и рассказывают, что «патриотизм — последнее прибежище мерзавца», на самом деле являются гражданами Израиля и его патриотами. А вот то, что граждане Дагестана, ещё недавно считавшегося нашими чиновниками едва ли не иконой межнациональных отношений, будут громить аэропорт и буквально искать евреев в турбине самолёта, для многих оказалось новостью.

Россию пересекают сразу несколько мощных трансграничных идентичностей современного мира. Часть граждан России более лояльны к этим идентичностям, чем к самой России — и в гражданском, и в политическом, и в культурном смысле. И вполне может сложиться такая ситуация, когда конфликт этих идентичностей где-то далеко за нашими рубежами, куда нам даже не дотянуться, разорвёт Россию на части. Тем более что «многонациональская» идеология, транслируемая в самой России, нашу идентичность искусственно ослабляет.

У самой России сильной и влиятельной трансграничной идеологии, казалось бы, нет. Именно к этому факту апеллируют наши левые, призывающие вернуться к проекту «СССР 2.0». Мол, пока у нас был коммунизм и СССР представлялся первым в мире социалистическим государством, огромное количество людей во всём мире было советскими патриотами, готовыми действовать на благо Советского Союза даже против интересов собственной родины. С Россией же такого не будет никогда. Какое дело венесуэльцу до того, что русским в России хорошо, а полинезийцу — в чьих руках находится Киев? Значит, айда опять под красный флаг.

На самом деле, тезис о бесперспективности русской идеи и русского мира как глобальной трансграничной идентичности глубоко ошибочен. В современном мире не так уж много больших идей, которым хочется сочувствовать и за которые готовы умирать. Среди этих идей — русская идея, идея русского мира, пожалуй, одна из самых привлекательных.