У Аполлона Аполлоновича была своя странная тайна
Математики, как известно, ведут родословную
через научное руководство диссертацией.
Родословная сия довольно о многом говорит, потому
что набор вещей, которые люди знают по дефолту,
а также вкус и интересы определяется в немалой части
положением математика в полученном графе. При этом
предмет работы может быть совершенно другой
(ну например: я студент Каждана, но никогда
ничем типа геометрической теории представлений
не занимался, и вообще в своей жизни цитировал
Каждана всего один раз, 2 года назад; но влияние
Каждана при этом вполне определяющее, не в предмете,
а в эстетике и подходе к задачам).
Сам сайт тут
https://www.mathgenealogy.org/
а тут есть устарелая выжимка из самого большого компонента
дерева: https://web.cs.ucla.edu/~dt/genealogy3.pdf
(я там на самом верху, но надо увеличить в 1500 раз,
чтобы хоть что-то прочесть).
Ну так вот, почти все московские математики из или около 57-й
школы происходят тем или иным путем от Н. В. Бугаева,
который был основателем Московского Математического
общества; также Бугаев был отцом Андрея Белого и походу
главным антагонистом в большинстве его романов.
Вспомнил об этом, почитав биографию математика Некрасова,
который отозвался об убийстве министра Боголепова:
"[Боголепов] был самым
последовательным, горячим и истинным прогрессистом
не только по своим стремлениям, но и действиям.
Тем не менее, либералы наши считают его не
своим человеком, так как он расходится с ними коренным
образом. Он не верил в их способы работы, требующие ломки
русской жизни по чужому образцу, считал такие способы
противоестественными, сочувствуя лишь тем приёмам
усовершенствования, которые являются нормальным
продолжением и развитием коренных основ русской жизни..."
Так и видится мне Аполлон Аполлонович Аблеухов,
заявляющий нечто подобное, без всякой задней мысли причем.
Если кому-то не похуй, вот цитата из "Жизни Клима Самгина
про убийство министра просвещения Боголепова
и министра внутренних дел Сипягина:
...В три дня Самгин убедился, что смерть Сипягина оживила и
обрадовала людей значительно более, чем смерть
Боголепова. Общее настроение показалось ему сродным с
настроением зрителей в театре после первого акта драмы,
сильно заинтересовавшей их.
- Кажется - серьезно взялись, - сказал рыжий
адвокат Магнит, потирая руки.
- Посмотрим, посмотрим, что будет, - говорили одни,
неумело скрывая свои надежды на хороший конец;
другие, притворяясь скептиками, утверждали:
- Ничего не будет. Это - испытано.
* * *
Среди прочего, в "Петербурге" передано весьма точно
описание математического творчества, в том аспекте,
который ближе всего к психонавтике.
...Аполлон Аполлонович видел всегда два пространства: одно -- материальное
(стенки комнат и стенки кареты), другое же -- не то, чтоб духовное
(материальное также)... Ну, как бы сказать: над головою сенатора Аблеухова
глаза сенатора Аблеухова видели странные токи: блики, блески, туманные,
радужно заплясавшие пятна, исходящие из крутящихся центров, заволакивали в
сумраке пределы материальных пространств; так в пространстве роилось
пространство, и это последнее, заслоняя все прочее, в свою очередь убегало в
безмерности зыблемых, колыхаемых перспектив, состоящих... ну, будто из
елочной канители, из звездочек, искорок, огонечков.
Бывало Аполлон Аполлонович перед сном закроет глаза и вновь их откроет;
и что же: огонечки, туманные пятна, нити и звезды, будто светлая накипь
заклокотавших безмерно огромных чернот, неожиданно (всего на четверть
секунды) сложится вдруг в отчетливую картинку:
креста, многогранника, лебедя, светом наполненной пирамиды. И все
разлетится.
У Аполлона Аполлоновича была своя странная тайна: мир фигур, контуров,
трепетов, странных физических ощущений -- словом: вселенная странностей. Эта
вселенная возникала всегда перед сном; и так возникала, что Аполлон
Аполлонович, отходящий ко сну, в то мгновение вспоминал все былые
невнятности, шорохи, кристаллографические фигурки, золотые, по мраку бегущие
хризантемовидные звезды на лучах-многоножках (иногда такая звезда обливала
сенатору голову золотым кипятком: мурашки бежали по черепу): словом, он
вспоминал все, что видел он накануне пред отходом ко сну, чтоб снова не
вспомнить поутру.
Привет