| |||
![]()
|
![]() ![]() |
![]()
Про «Эпоху Застоя» - 27 Но в какой-то степени побочным эффектом (возможно, специально усиленным кем-то) оказалась локализация «русской темы» где-то в районе надоев, укосов, бревенчатых срубов, резных наличников, «развития Нечерноземья» и т.д. Такого «уточнения значения» понятия «русское» наша культура не знала даже во времена, когда 80-90% населения пахало и сеяло, а образованный слой в некоторой части своей плохо владел родным языком. И всё это в стремительно урбанизирующейся стране. Получилось примерно так: если ты живёшь вдалеке от сёл и центральных усадеб, работаешь, например, в НИИ, одет, допустим, в джинсы и ездишь на метро, то ты уже и не русский вроде, а «просто советский» и «нечего тут». Здесь нужно отметить одну деталь: гипертрофированный культ «исконного деревенского уклада» и жёсткая увязка «своего» с «сельским» часто оказывались ахиллесовой пятой консервативной, традиционалистской мысли многих наций (что, в конечном счёте, играло против неё). Консерватор – это «как бы» тот, кто плачет по старому доброму миру невинных нравов пейзан, и проклинает всеунифицирующий молох городов, фабрик и ярмарок. Так было всегда и везде, но в России XIX – начала XX века эту «волчью яму» более или менее успешно удавалось обходить. Русские консерваторы и почвенники прошлого могли видеть источники самобытности России в цивилизационных, религиозных, этнопсихологических, геополитических, исторических, климатических и каких угодно других факторах, но не концентрировались на том, что «мы» – это только деревня, а «чужое», «враждебное» – это город (возможно потому, что сами они были «слишком» городскими людьми, а русский город, каким они его застали, был ещё «слишком» традиционным, «человеческим»). Ключевые понятия русского консервативного миропонимания наподобие общинности или соборности не были жёстко привязаны к «скотоводству и земледелию» (справедливости ради нужно отметить, что с известной точки зрения эта особенность может представляться недостатком, «недодуманностью»). С этой стороны деревенщики, трактовавшие «Русское» как нечто живущее среди нив и лесов, а Город воспринимавшие (грубо говоря) как пыточную камеру и кладбище «русскости», добавили уязвимости национальному консерватизму. Кажется, в начале 90-х журнал «Огонёк»(?) опубликовал подборку французских, скандинавских, немецких и т.д. «деревенщиков» 20-х (кажется) годов, с нескрываемым удовольствием подчёркивая сходство посылов и даже стилистики отечественных и зарубежных авторов, и, естественно, делая вывод о неизбежной скорой смерти любого «самобытничества» в нашей стране. *** Занятная вещь: в наши дни восприятие советской промышленности как «русского дела» стало общим местом. Все более-менее согласны с тем, что заводы и фабрики по всему СССР опирались преимущественно на русские кадры, а в самом громадье советской индустрии, её направленности на оборону, космос и прочие метафизические сверхзадачи, есть «что-то очень русское». Сведения в том, что «на заводах в республиках в основном русские работают» и тогда было достаточно распространены, но некоторый следующий шаг, «приватизация» русскими символического капитала советской индустрии (или списание на баланс русских этих активов), случилась только в Перестройку (вместе с обесцениванием этого капитала). В этом есть какая-то симметрия: в индустриальном СССР за русскими «числилось» «неперспективное нечерноземное село», в выморочно-постиндустриальной РФ «русскими» на символическом уровне стали умирающие Завод, Оборонка, Космос… [далее - часть 4] |
||||||||||||||||
![]() |
![]() |