tapirr

Анонимный комментарий (здесь):
В юности, в 1963 году, встретился один раз с Дмитрием Дмитриевичем, хотя я и не музыкант. Было очень небольшое, довольно случайное общество. Мне было 18 лет, и был я глуп, и страшно не образован в музыке, но как-то чудом понял, что это человек необычайный. И страшно несчастный.
Видел я его всего-то минут тридцать, не сказал ни слова, но этих 30 минут оказалось достаточно, что бы вскорости слушать его музыку с той болью, которую он хотел передать. Во всяком случае мне так кажется...

Продолжаем Мемуры Дм.Дм. Шостаковича

фото Bettmann от drugoi

Предыдущие части:
1. О Сталине и как он выбирал гимн
2. О Юдиной: "Тогда Юдина написала Сталину письмо..."
3. Национальное искусство - в кавычках и без
4. О Чехове и о страхе смерти
5. О "левых" гуманистах
6. Джамбул как симулякр

"Нос".

Чепуха совершенная делается на свете, как выразился Н.В.Гоголь. Эту чепуху я и стараюсь по мере сил изобразить. Мировые вопросы хватают человека за шиворот. У него и так забот полон рот. А тут еще мировые вопросы. Прямо, хоть голову теряй. Или там нос.

Меня часто спрашивают, почему я написал оперу "Нос". Ну, во-первых, я Гоголя чрезвычайно люблю. Не хвалюсь, знаю страницами наизусть. А с "Носом" связано особое впечатление, детское еще.



Николай Гоголь в возрасте 31 года. Худ. Ф. Моллер. 1840.

Теперь, когда пишут о "Носе", в основном напирают на влияние Мейерхольда. Дескать, это "Ревизор" у Мейерхольда так меня поразил, что я принялся за "Нос". Рассуждение неверное. Когда я переехал в Москву, жить у Мейерхольда, я уже сочинял "Нос". Уже все было придумано. И вовсе не Мейерхольдом.

Придумывали же мы в замечательной компании - Саса Прейс, Ионин и я. Это было замечательное, чудное время. Собирались с утра. Ранним утром. По ночам не работали. Во-первых, потому, что питали некоторое отвращение к богемному стилю работы. Работать нужно утром или днем. Нечего напускать туману. А во-вторых, ночью Саса Прейс не мог. Он ночью занят был, работал. Работа его именовалась довольно-таки торжественно: "агент по консервации неликвидного имущества". А попросту говоря - сторож. Сторожил Саса конфетную фабрику, бывшую Ландрин. Хозяин, Георг Ландрин, сбежал за границу, сын тоже. А имущество осталось. Вот его и надо было сторожить, чтоб не разворовали.

Было очень весело. "Действительно, весело было. Действительно, было смешно". Сначала толкнулись было к Замятину. Чтобы он руководил, так сказать, нашей работой. На правах большого мастера. Но большой мастер веселья не подбавил. Ничем не выделился, так сказать, среди остальных авторов либретто. Нужно было сделать монолог Ковалеву. Все почему-то отказались. А Замятин говорит: "Ну что ж, можно сделать". Сел и написал. Плохой, между прочим, монолог. Этим вклад большого мастера русской прозы в либретто "Носа" и ограничился. Так что Замятин, если можно так выразиться, на афишу случайно попал. Нам он мало помог. Обошлись сами. Это - к вопросу о влиянии больших мастеров.

Очень способные люди были - Прейс и Ионин. Прейс сочинил за Гоголя его комедию "Владимир III степени". Гоголь эту комедию, как известно, не закончил. Собственно, у Гоголя одни отрывки. И Саса сочинил пьесу. Но не просто навалял, что в голову придет. А составил ее из подлинно гоголевских слов. Ни одного своего слова не добавил, а все из сочинений Гоголя. Просто потрясающе. С великой скрупулезностью работал человек.

Я читал рукопись. Там после каждой реплики - указание, откуда это взято. Из какого гоголевского сочинения. Например, если кто-нибудь говорит: "Кушать подано", то сейчас же сноска - "Гоголь, такое то сочинение, такая-то страница". Честное слово. Эту пьесу даже поставили в Ленинграде. И автор прочел о ней рецензию под заголовком: "Катай-валяй, было бы горячо".

Саса Прейс впоследствии сильно помог мне с либретто "Леди Макбет". Он же придумал специально для меня замечательный оперный сюжет: из жизни женщин, желающих эмансипироваться. Это должно быть серьезная опера. Но ничего не вышло, ничего. Погиб А.Г.Прейс, молодым еще погиб. Загубили его.


Мейерхольд в роли Пьеро. Позирует для художника Н.Ульянова

Георгий Ионин - тоже в своем роде выдающаяся личность. Он бывший беспризорник, уголовник. Воспитывался в колонии имени Достоевского для дефективных. Такое нарочно не придумаешь. Ионин был выдающийся специалист в русской литературе. Не знаю, где он так насобачился. В колонии у них учителя литературы не задерживались. Ионин их изгонял. Одна такая дама пришла и читает им вслух "Стрекозу и муравья" Крылова. Ионин ей говорит: "Да мы это знаем. Вы нам о новейших течениях в литературе расскажите". А учительница ему в ответ: "Не смей выражаться. Что это такое - течения?"

Ионин тоже рано умер. Он хотел стать режиссером. Заразился от кого-то тифом и умер. Двое его приятелей написали книгу, в которой Ионин - один из главных героев. Он там выведен под именем Японец, хотя Ионин был еврей. Но он был маленького роста и чуть раскосый. Книга стала очень популярной, можно сказать, знаменитой. И не так давно по ней снят фильм. Фильм этот используется, кажется, в воспитательных целях. Вот ведь как странно получилось.

Меня окружают удивительные сюжеты. Может быть, потому что вокруг множество удивительных людей. Даже если они не очень знамениты. И эти люди больше мне помогли, чем знаменитости. У знаменитостей ведь всегда мало времени. А говорят - Мейерхольд.

Что же касается "Ревизора", то, конечно, спектакль мне этот очень понравился. Но тут скорее обратная связь. Он мне понравился так потому, что я в то время как раз работал над "Носом". И увидел, что Мейерхольд многое решает похоже. А не наоборот. Музыка же к "Ревизору" мне и вовсе не нравилась. Я не имею в виду музыкальные номера, написанные Гнесиным. Они-то как раз превосходны. И очень к месту. Но Мейерхольд насовал в спектакль много всякой всячины. И получилось не всегда удачно.

Я, скажем, до сих пор не понимаю, зачем для характеристики Осипа понадобились подлинные народные напевы - кажется, Калужской губернии. У Мейерхольда была идея, что Осип - здоровый элемент в "Ревизоре". Мне кажется, это ошибка. Или зачем был взят романс Глинки "В крови горит огонь желанья", тоже не понимаю. Ничего похотливого в этом романсе нет. Но Мейерхольд решил, что романс будет выражать похотливость Анны Андреевны. Ее играла Райх.


"Зинаида Райх в спектакле "Дама с камелиями"
Юрий Пименов, 1934 год.


Я сидел за роялем на сцене, изображая одного из гостей. А Райх пела романс Глинки, поводя роскошными плечами. И кидала многозначительные взгляды на Хлестакова. В "Ревизоре" Райх самое себя играла: нахальную начальственную даму. Бог ей простит. Ужасной она умерла, мученической смертью.

Не знаю, может быть, "Ревизор" Мейерхольда и повлиял на спектакль, который Смолич поставил в МАЛЕГОТе. Это другое дело. Композитор здесь ни при чем. На меня лично - если говорить о "Носе"- большее впечатление произвел другой спектакль. Это "Нос" в знаменитом "Кривом зеркале". Дело было еще до революции. Шла война. Я был совсем мальчишка. Помню свой восторг от этого спектакля. Инсценировка была очень ловко сделана. Потом, когда я искал сюжет для оперы, сразу вспомнил об этой инсценировке "Носа". И мне показалось, что я смогу сделать либретто по "Носу" сам, и без особого труда. В общем, так оно и получилось. План я набросал сам, руководствуясь своими воспоминаниями. А дальше уж мы все вместе разрабатывали. Саса Прейс давал завод. Он сонный приходил - после ночного дежурства, но мог всем нам фору дать. По нему ориентировались. И мы - три человека работали как один. Весело, дружно.

Я не хотел писать сатирические оперы. Я даже не совсем понимаю - что это значит - сатирическая опера. Иногда говорят, что "Любовь к трем апельсинам" Прокофьева - сатирическая опера. А мне ее просто скучно слушать. Все время чувствуется желание автора посмешить. А получается совсем не смешно. В "Носе" находят сатиру и гротеск. А я писал вполне серьезную музыку. В ней нет ни пародии, ни комикования. В музыке острить довольно трудно. Легко может получиться, как у Прокофьева в "Любви к трем апельсинам". И я старался в "Носе" не острить. Кажется, это получилось. В самом деле, что же тут смешного - у человека пропал нос. Что же смеяться над бедным уродом: ни человеку жениться, ни в службу пойти. Хотел бы я посмотреть на любого из моих знакомых без носа. Заплакали бы, как миленькие. И это обстоятельство надо учитывать каждому, кто собирается ставить "Нос". Можно читать "Нос" как анекдот, но нельзя ставить его как анекдот. Это слишком жестоко. А главное, будет не по музыке.



"Нос"- ужасная история, а не смешная. Разве может быть смешным засилье полицейщины? Куда ни ткнись - всюду полицейский. Шагу не ступи. Бумажки не выкинь. И толпа в "Носе" тоже не смешная. По отдельности они вроде бы ничего, только со странностями. А вместе - свора. Кого хочешь затравят. Да и в фигуре Носа ничего смешного нет. Без носа ты не человек. А нос и без тебя может стать человеком. И даже быть начальником. И тут ведь нет никакого преувеличения. Если бы Гоголь дожил до наших дней, он еще и не такое бы увидел. Нынче такие носы разгуливают, что диву даешся. И то, что происходит у нас, например, в республиках в этом смысле, тоже совсем не смешно.

Продолжение следует
Также см. О "левых" гуманистах