| В. Я. Пропп: Морфология и Исторические Корни Волшебной Сказки |
[Aug. 26th, 2022|09:02 pm] |
| [ | Current Mood |
| |  tired | ] |
| [ | Current Music |
| | Повар, Вор, его Жена и ее Любовник | ] |
Прочитал книгу, содержащую две работы В. Я. Проппа под одной обложкой, в темном месяце Марта. Я тогда не писал про это, потому что, единственное о чем в то время можно было писать, это ужасы войны. Но эти материалы скоро будут нужны нам для продолжения нашего увлекательного погружения. Я по памяти все расскажу как запомнил.
Морфология волшебной сказки это вполне серьезный научный труд по фольклористике. Особенность, что анализируя корпус Русских сказок, тут доказывается гипотеза о стандартной структуре волшебной сказки вообще. Волшебные сказки тут необходимо отличать от сказок бытовых, или так называемых сказок про животных, например, где Лиса говорит "битый небитого везет", или басням, как в теремке. Их скорее стоит считать прототипом плутовского романа. Основная идея тут в том, что все сказки состоят из одинаковых структурных элементов, которые следуют строго в определенном порядке. Детали могут отличаться, но функциональное предназначение эпизодов, всегда одинаково. Последовательности эпизодов могут повторяться, обычно утраиваться, что-то пропускаться и переставляется, но в целом структура сохраняется как ДНК. Работы Проппа пользуются большим авторитетом. Например, она вдохновила Дж. Кэмпбелла на труд Герой с тысячей Лиц по мотивам которого Дж. Лукас снял Звездные Воины.
Обычно эти элементы такие: вначале происходит нарушение запрета или просто злодеяние, потом происходит ситуация недостачи, и либо сам герой отправляется на квест для устранения недостачи, или происходит как-бы недостача героя и героя и ему нужно вернуться домой. Потом обретение волшебного помощника. Иногда, через встречу с дарителем в неузнанном месте. Иногда как-то иначе. Потом происходит перемещение в другую страну. Там происходит схватка со злодеем. Потом, опционально, погоня. Потом, опционально, трудная задача от царя или царевны. А в конце свадьба и пир на весь мир. Есть еще вариант сказок с плохим концом. Ну это может быть операция типа инверсия хорошего конца.
Второй труд это Исторические Корни Волшебной Сказки. Тут Пропп проводит сравнительный анализ русских, африканских, индейских, полинезийских и сибирских сказок. Основный тезис тут в том, что сказки появляются после разрушения первобытного строя общества. Тогда еще сохраняется память о первоначальных авторитетах и табу, но отношение к ним инвертируется с хорошего и плохого. И таким образом сказки помогают закрепить переход к более прогрессивному форме хозяйствования без инфантицида. Вначале Пропп разбирает образ принцессы в башне. Тут он вспоминает про племена, где вождей изолирует от общества в специальных домиках (бункерах), потому что смотреть на вождя табу. Оказывается, что процесс функционирования таких домиков, хорошо отражен в русских народных сказках. Еще вспоминает, что в похожих домиках на шестах, изолируют менструирующих женщин, опять же потому что взаимодействовать с ними табу. Поэтому, то что принцесса находится в башне означает, что у нее началась менструация, а значит есть смысл ее сношать. То, что принц забирается в башню это особо показательное нарушение традиций.
Пропп проводит очень интересный анализ образа Бабы Яги. Он разделяет два образа Бабы Яги, Яга-воительница и Яга-хозяин зверей. Последний сегодня более известный. Он убедительно показывает что это трупп: костяная нога и все такое. Но почему это хозяин леса или хозяин зверей видно из сравнительного анализа североамериканских мифов, где роль яги играет волк или кот, или какое-то животное. Это так потому-что при тотемизме считалось, что человек после смерти становится тотемным животным племени. В русских сказках эта зооморфность проявляется в курьих ножках избушки. Эта Баба Яга выступает как даритель волшебного предмета и обеспечивает переход в тридевятое царство. Поэтому избушка это еще и локация перехода в царство мертвых.
Другая Баба Яга это воительница, именно она летает на ступе. Обычно прилетает, когда Иван уже забрался в избушку и подвергает его там пыткам, иногда вырезает из его кожи ремень. Пропп считает этот процесс памятью об инициации. А Бабу-Ягу жрецом-шаманом, который этот ритуал проводит, а ступа с помелом выступает его сакральными атрибутами. И непросто атрибуты, а пыточные инструменты. Приводятся сравнительный материал с полинезийскими или папуасскими инициациями. Там мальчиков бьют, пытают, делают обрезания, вырезают ремни из кожи, вставляют иглы в тело , морят голодом, заставляют есть мочу и говно и т. д. пока они не выучат особое придания племени и у них не появятся магические способности. Наверное их там и в жопу ебут. При этом часто встречается ритуальный трансвестизм, а в рот жрецы вставляют искусственные клыки, это символ молчания. Потому что содержание инициации секретно, а за разглашение тайн убивают. Но в итоге получается именно образ Бабы-Яги. Пропп считает, что назначение этих ритуалов искусственное сокращение популяции или инфантицид, так как многие мальчики их не переживали. По ним даже устраивали ложные похороны, поэтому произошло смешивания образа Яги-воительницы и Яги-труппа И при переходи к более продвинутым формам хозяйствования жрецы из уважаемых людей в сказках становятся страшными-противными. Промежуточной формой развития Пропп считает шаманизм, где страшные действия отражаются в видениях шамана, где его режут и заново собирают из кусочков духи при шаманской инициации. Удивительный пример генетической памяти! Но тут можно сделать вывод, что в самых древних обществах все мужчины были шаманам или магами, и владели волшебными помощниками, которые помогали им решать их бытовые проблемы. Похоже на союзников у Кастанеды. Но Кастенеда — пидарас.
Обычно эти страшные ритуалы проходили в маленьком доме, который находился глубоко в труднодоступном месте, где обычные члены племен не ходили. Это и есть та самая хижина в лесу, ставшая подсознательной основой для многих хорроров. Пропп пишет, что в самых примитивных племенах вместо избушки, часто используют большой макет животного, тотемного зверя. Когда, посвящаемый как бы входит в этот макет, его как-бы съедают. Тут видим древние и глубокие корни wore-фетиша. Теперь становится понятно, что большие животные, которые пытаются проглотить героя, например Волк в красной шапочке, Это тоже некий аналог Яги. Еще аналогом Яги в западных сказок можно считать фею-крестную, потому что это даритель в облике мертвого родственника, хотя трупность и не очевидна. Теперь понятно, что бабушка красной шапочки умерла и превратилась в волка. А мама отправляет ее туда с дарами, чтобы она прошла обряд инициации и тоже научилась какой-то магии. Может превращаться в волка, а может в говно волка. Хотя девочкам не положена инициация, и может быть там шапочку просто убивают. И это сказка это предостережение, что девочке не лазили в секретную хижину в лесу. А может красная шапочка изначально была трансвестированным мальчика. Встреча с волком определенно сексуальная, и возможно гомофобное народное сознание поменяло пол героев. В Азии, кстати, есть похожая сказка, называется бабушка-тигр.
Кроме маленького дома есть еще большой дом. Отличительная его особенность в том, что там нет дверей и туда надо залезать по канату или лестнице. Там живут разбойники или богатыри. Такие дома часто встречаются в русских сказках, пишет Пропп, хотя на мой взгляд эти сказки не особо популярны сегодня, я их не знал. В параллель тут Пропп приводит антропологическую литературы про маннербунды или мужские братства у разных племен. И действительно, у многих племен после инициации, но до вступления в брак мальчики живут отдельно в большом доме без дверей. Там они обучаются охотничьим традициям племени. Также в этих домах обычно хранились разные тотемы и фетиши. Добывают они еду охотой самостоятельно, но иногда он и просто обворовывают свое племя, поэтому правда напоминают разбойничьи ватаги. Настоящие дикие мальчики! Кстати, Пропп очень тактично обходит тему гомосексуализма в маннербундах, но лишь один раз упоминает, что во многих обществах благородные охотничьи союзы вырождались во что-то неприличное.
Пропп считает, что во многие такие большие дома могут подселить одну девочку, которая готовила, убирала да и сексуально обслуживала братьев. Эти практики отражались в таких сказках как Белоснежка и семь гномов, или Царевна и Семь Богатырей. Пропп считает, что после такого пребывания девушка должна была пройти особый ритуал, после которого она могла выйти замуж нормально. Такой ритуал в сказках отражается как сцена с хрустальны гробом. Но главный результат тут должен быть не столько девственность и частота, а то, что девушка должна молчать, хотя в самых популярных сказках это не отражается. И вообще любой покидает большой дом должен молчать. Потому что все, что там происходит секретно и с ним связаны особые табу.
Интересно, по-английски такие дома называют словом lodge, то есть ложе. То есть это и есть тот самый hunting lodge в изначальном смысле слова, это не только охотничий домик, но и ложа охотников или маннербунд, хотя нигде про это не написано. То-есть получается, что в этих больших домах нужно искать корни современных масонских ложь, а в их ритуалах корни масонских ритуалов. Но это уже тема для отдельного исследования.
Еще Пропп пишет про змееборство и про брак. Тут тоже был один забавный момент. Например есть сказка, где вместо героя на брачное ложе идет его волшебный помощник. Но на самом деле потом прилетает змей, а герой и царевна все заранее поняли, и волшебный помощник потом с ним борется. А Пропп пишет, что это отражение того, что во многих племенах считалось, что в первую брачную ночь нужно трахаться не с женихом, а с тотемом. И первенец считался не сыном мужа, а сыном тотема. Отсюда, видимо, и идет традиция приносить первенца в жертву Молоху. И история про Авраама и Исаака тоже отсюда, очевидно. То есть это все какая-то форма инфантицида.
Из более поверхностных, я сделал вывод о том, что мы не знаем своих сказок. Уровень жестокости в настоящих русских сказках меня шокировал. Это мир постоянной резни и убийств. Причем, секса там особо нет. Но для секса был другой жанр сказок, не волшебные, например у Афанасьева была сказа про хуй и пизду, но по жанру это не волшебная сказка, а скорее сказка про животных. Тут можно предложить версию, что многие сказки про животных это именно метафорическое описание ебли. Типа сейчас пизду называют киской, а хуй петушком, и из сказки про хуй и пизду получается сказка про кошку и петуха. Еще мы совсем не знаем свою страну. Если почитать Вятские сказки, записанные на слух, то там нет ничего общего с московской речью и пушкинским языком. Поэтому из Вятки вполне могла бы выйти еще одна Украина со своей гарной мовой. И таких регионов предостаточно. Но радио и телевидение уничтожает многообразие восточно-славянских народов.
Но более глубоком уровне можно заметить, что нас продолжают окружать элементы волшебной сказки. Например, военкомат это маленький дом, а казарма а армии это большой домой. Поэтому основная задача армии в россии это не война, а инициация примитивного населения. Попытка эмиграции, это поход к Бабе-Яге на допрос. Опять же те же масонские ложи. Люди, которые сочиняли сказки, делали это для того, чтобы вырваться из заколдованного мира. Но они провалились, поэтому сказки можно не читать. |
|
|
![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif){kind=small}