Вадим Давыдов | ARDET VERBUM

Немного о принципиальных различиях правовых систем

Закон — основной инструмент конструирования общества и управления им. Европейское законодательство содержит как элементы греческой системы, так и Моисеева закона, в свою очередь, впитавшие фрагменты законодательных установлений ранних цивилизаций, в частности, возникших в Месопотамии. Однако формирование европейской юриспруденции происходило главным образом в Средние века в процессе взаимодействия романской и германской юридических традиций.

Рациональные принципы, лежащие в основе юридической системы, получившей распространение в Западной Европе, существенным образом отличаются от тех, что можно обнаружить в регионе, где доминирует ислам. Это особенно важно понимать, если принять во внимание, что в обоих случаях речь идёт о значительном влиянии романского наследия. Существуют свидетельства образованных мусульман, путешествовавших по христианским королевствам Европы XII в., в которых они, скрепя сердце, признают, что европейские «язычники» защищены законом куда лучше современных им мусульман, страдающих под властью «продажных кадиев» — шариатских судей.

Римское право ведёт своё начало из т. н. «Двенадцати Таблиц», наиболее ранняя из дошедших до нас попыток кодификации Римского права в письменном виде, и датируются примерно 450 г. до н. э. В этих записях речь идёт о правилах наследования, обязательствах и договорённостях, о собственности и о правах личности. Они составляют основу гражданского права большинства стран континентальной Европы — в отличие от общего права в англосаксонских странах.

В Великобритании (и бывших колониях, в т. ч. в США) действует общее право, именуемое также англосаксонским и прецедентным. Оно сложилось в значительной мере на основе т. н. «варварских правд» германских и саксонских племён. По традиции, племенное собрание выбирало военного вождя, функции которого впоследствии перешли к королевской власти, и объявляло войну. Между тем, этот правовой строй, ориентированный на общество без письменной культуры (пусть даже в нём письменность функционально и существовала), со временем показал свою несостоятельность, особенно в усложнившемся мире, где приходилось сталкиваться с вопросами собственности, торговли и т. п. Как и римские императоры, Карл Великий (в Европе его часто называют Шарлемань, от Charlemagne — искаж. Carolus Magnus), а также его наследники претендовали на то, чтобы являться источником права для всех своих подданных. Римско-католическая церковь использовала и развивала т. н. каноническое право, находившееся под определяющим влиянием римского, и осуществляемого посредством церковных судов.

Законодательные и судебные традиции различных европейских народов постепенно инкорпорировались римским правом. До принятия христианства германские племена уже создали ряд протогосударственных образований, где не существовало сильной центральной власти, способной добиваться строгого исполнения законов. Вопросы правового урегулирования сильно зависели от того, к какому роду или клану принадлежали преступники и жертвы.

Если обвиняемый в преступлении соглашался с необходимостью выплатить штраф (вергельд) семье жертвы, дело считалось решённым, и наступал «мир». (Вергельд, или вергильд, от were — староангл. «человек», и geld/gild — долг, деньги в германских и скандинавских языках.) Кстати, известная нам по «Русской правде» вира также происходит от were, что указывает на прямое родство этой системы с упоминавшимися выше «варварскими правдами».

Историк Дж. Смит в кн. «Europe after Rome: A New Cultural History 500-1000» (Европа после Рима: новая культурная история 500 — 1000 г.) пишет, что вергельд — это своеобразная «монетизация» ущерба, нанесённого гордости и достоинству семьи, и тем самым защищавшая её целостность. В свою очередь, для плетельщика и его клана это было своего рода унижением. Можно с определённой долей уверенности утверждать, что принцип римской юриспруденции, согласно которому личность целиком и полностью отвечает за свои поступки, остался в силе лишь в некоторых областях средиземноморской Европы, в то время как в «континентальной» Европе в раннем Средневековье господствовали принципы коллективной вины и кровной мести. Т. о., выплата виры была призвана служить гарантией от вендетты.

Следует обратить особое внимание на то, что вира за женщину была практически равна вире за мужчину того же социального статуса. Это не что иное, как отражение положения женщины в обществах, созданных германскими народами. В исламских сообществах дело обстоит совершенно иначе. Так, в 2005 г. Саудовский суд постановил, что жизнь женщины стоит столько же, сколько нога мужчины. Жизнь «неверного» — и того меньше.

Полноправными в исламском сообществе считаются только мужчины. Все остальные располагают меньшими правами из-за религиозного, гендерного, возрастного или общественного статуса (неверные, женщины и дети, рабы). Мусульманина, решившегося сменить религию (или ставшего атеистом), можно убить, не опасаясь наказания. Всё это не какие-то страшилки «времён Очакова и покоренья Крыма», а самая что ни на есть современность. Поскольку ислам — это не религия, а главным образом полевой и дисциплинарный устав армии, находящейся в состоянии перманентной войны со всем остальным миром, отказ мусульманина от выполнения «солдатского долга» почитается за дезертирство или предательство, переход на сторону противника, и, соответственно, карается по законам войны, — смертью.

Принцип возмещения за пролитую кровь, дийя, упоминается в коране (2:178). По шариату, родственники убитого могут потребовать выкуп за кровь или простить преступника вместо того, чтобы настаивать на дальнейшем преследовании. Как легко убедиться, в догосударственных (т. е. по сути доисторических) обществах денежная компенсация была приемлемой формой для того, чтобы избежать эскалации кровной мести. Обычаи кровной мести и рабство существовали и у викингов, но в процессе культурного развития эти жестокие нравы существенно смягчились. Это не удивительно: на Западе закон складывается на основе исторических практик, рационально и критически переосмысляемых с той или иной степенью регулярности. Эта работа управляется государственными институтами, специально ради неё созданными. Она централизована и контролируется обществом посредством системы обратной связи — выборными парламентами, референдумами, статистическими исследованиями, независимыми судами, прессой и т. д. Изменение закона возможно потому, что внашем представлении закон основывается на морали. Разумеется, процесс этот не идеален, но его достоинства в целом значительно превышают недостатки, с которыми можно, при наличии минимального желания — опять же в целом — успешно бороться. Очевидно, что такая система сложилась не в один день (тема частично затронута здесь, [1] и [2]), она имеет глубокие антропологические корни, исследование которых очевидным образом выходит далеко за рамки этих заметок. Впрочем, известного уже более чем достаточно для определённых выводов.

Совершенно иная картина предстаёт перед нами, когда мы обращаем взгляд на Восток. В шариате образчики дикости были «отлиты в граните», им придан авторитет вечности и неизменности, богоданного Абсолюта, по которому должно осуществляться человеческое правосудие. В отличие от нашей системы, в шариате мораль основана на законе. Например, шариат постановляет, когда, при каких условиях и как именно люди могут быть убиты. Моральные законы выводятся из предписанного стандарта и, таким образом, следуют после закона. И в этом заключается принципиальное различие между европейским законодательством и исламским «законом». Противоречие этих концепций права само по себе показывает, насколько сложно совместное сосуществование обеих точек зрения и почему оно практически невозможно в реальной жизни.

Источником права в исламе является не общество и не идущие в нём социальные, экономические и иные процессы, а коран, и, шире, весь комплекс исламских текстов. Интерпретации исламского права строятся на следующих четырёх источниках:

Коран — книга, содержащая высказывания т. н. аллаха, якобы продиктованные Магомету «ангелом» (Гавриилом).

Хадисы — собрание исламских преданий, включающих высказывания и поступки Магомета, переданные его современниками.

Кияс — суждение по аналогии, позволяющее решить вопрос по аналогии с ситуацией, описанной в коране и сунне.

Иджма — консенсус исламских авторитетов по вопросам, не урегулированным в прямой форме кораном и сунной.

Прямых законов, т. е. предписанных непосредственно кораном, очень мало, поэтому, прежде чем издавать свои постановления (фетвы), исламские правоведы вынуждены обращаться к хадисам и другим источникам. В условиях децентрализации, характерной для мира ислама, и объективных ограничений возможностей коммуникации, сложилась ситуация, когда «закон» представляет собой мнение того или иного «учёного» (толкователя исламских текстов) или «судьи»-кадия (аналогично прецедентному праву в англо-саксонских странах — к этой интересной корреляции мы в будущем вернёмся). Поскольку в настоящий момент территории, населённые мусульманами, заняты т. н. «государствами», плохо или очень плохо копирующими западные образцы парламентаризма, судебных систем и т. д., то и хтонический хаос, лежащий в основе исламского «правопорядка», остаётся в основном скрытым от поверхностного наблюдателя.

Принимая во внимание это своеобразие, не следует удивляться, если некая группа верующих предпримет попытку протащить через формально существующий, но реально выполняющий лишь декоративную роль «парламент» сколь угодно невероятный «закон». Даже если конкретный случай, послуживший причиной разгоревшихся недавно страстей, и является медийной уткой, эпизодом «политической борьбы», он, тем не менее, прекрасно иллюстрирует специфическое, далёкое от европейского, понимание законности и законодательной инициативы. Несомненно, в будущем мы станем свидетелями не менее, а то и более вопиющих инцидентов.

Следует затронуть ещё один важный момент развития правовых практик. В древней Месопотамии наказание за преступление было иным, нежели применяемое и признаваемое нами приемлемым сегодня. Оно, как правило, не включало лишение свободы или принудительный труд, имея вид физического воздействия на признанного виновным. В римском праве подобный принцип именовался «принципом талиона» — мера наказания должна воспроизводить вред, причинённый преступлением. Этот принцип распространялся и на другие культуры региона: каждому известно ветхозаветное выражение «око за око». Интересно, что некоторые формы наказания, применявшиеся ещё во времена Хаммурапи, практически без изменений перекочевали в исламское право.

А вот в Новом Завете подобное уже не приветствуется. В Евангелии от Матфея (Мф. 5:38 — 42) приводятся слова Иисуса, сказанные им в Нагорной проповеди: «Вы слышали, что сказано: «око за око и зуб за зуб». А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два». Иудаизм давно избавился от буквального толкования этого принципа. Кроме того, в иудаизме прочно зафиксирован принцип «дина де-мальхута — дина» (דינא דמלכותא דינא — «закон государства — закон [для евреев]», — Талмуд Бавли, тр. Нэдарим 28а, Гиттин 10б, Бава Кама 113а-б, Бава Батра 54б-55а). Это полезно знать тем, кто сравнивает галаху (нормативную составляющую иудаизма, регламентирующую религиозную, семейную и гражданскую жизнь иудеев) и шариат. Однако мусульмане используют именно буквальное толкование — по сей день. Так, иранский суд приговорил мужчину, ослепившего женщину кислотой, к ослеплению кислотой же.

Случаи вопиющего насилия против женщин в исламских странах повергают в ужас весь цивилизованный мир, и надо понимать, что большинство инцидентов никогда не становятся достоянием публики, а общество, где такое происходит, игнорирует их. Вот ещё один типичнейший пример (Пакистан): Мухатаран Маи была приговорена к изнасилованию всеми мужчинами селения за то, что отказалась выходить замуж за «предназначенного» жениха. Насильственные браки и т. н. «убийства ради чести» — обычная практика во многих странах, где мусульмане составляют подавляющее большинство населения. Их почему-то любят называть — с лёгкой руки малообразованных журналистов — «средневековыми». Нелишне, однако, будет узнать, что в средневековой Европе подобное считалось преступлением и строго каралось. Исследователи Средневековья, такие, как Оле Бенедиктов, полагают, что мы зачастую напрасно порочим Европу той эпохи.

Средневековье — пусть длительный и важный, но всего лишь эпизод в истории Европы. На Востоке ничего подобного Средневековью просто не случилось. Например, приговор суда «изнасиловать за то-то или то-то» вообще немыслим в практике европейской и/или христианской юриспруденции. Что касается дохристианской Европы, то и в этом случае ни о чём подобном мне не доводилось встречать упоминаний. Изнасилование считалось и считается весьма серьёзным преступлением. К тому же после роста и укрепления государственности у европейских народов система судопроизводства и законодательства получила неплохое для своего времени развитие и стала более справедливой по сравнению с трайбалистской.

Так, насильственные браки не были официально разрешены в Европе. Закон предписывал согласие обеих сторон для заключения брака. Разумеется, внутри семей вопрос выбора партии для жениха или невесты решался по-разному, иногда — способами, вызывающими у нас, жителей совершенно иной эпохи, даже отвращение. Но невозможно представить себе императорский, королевский, феодальный или церковный суд, приговаривающий несогласную с выбором семьи невесту к изнасилованию. Жениха или невесту могли лишить доли наследства, в т. ч. и по приговору суда — это неприятно, но увидеть в этом нечто запредельное затруднительно. Необходимо, кроме прочего, отметить важное мировоззренческое влияние любви как специфического фактора на европейскую культуру в целом. В Средневековье любовь была предметом религиозной мистики, с одной стороны (Викторинцы, Бернар Клервоский и особенно Бонавентура в его сочинениях «Stimulus amoris», «Incendium amoris», «Amatorium»), и особого рода поэзии — с другой; эта поэзия, из Южной Франции распространившаяся по всей Европе, была посвящена культу женщины и идеализированной половой любви как гармонического соединения всех трёх её элементов: благоговения, жалости и стыдливости.

Разумеется, брак в то время не основывался, да и не мог основываться, исключительно на эмоциональной составляющей. Это был союз семей, в рамках которого регулировались зачастую весьма сложные вопросы имущества и его наследования, судьбы детей и т. д. Однако практические аспекты никогда не заслоняли полностью идеальной картины взаимоотношений мужчины и женщины, в которых именно любовь играет крайне важную роль. И эту роль средневековая европейская культура акцентировала чаще и последовательнее любой другой культуры своего времени. Например, в дохристианской Скандинавии женщина могла получить развод в том случае, если мужчина отличался необузданным нравом. В христианскую эпоху эта практика была ограничена, поскольку дореформенное христианство вообще отрицало идею прекращения брачного союза по воле сторон.

Когда мы обращаемся к существующей на Востоке практике насильственных браков и т. н. «убийств чести», трудно избежать заключения о том, что мы имеем дело с фундаментальными различиями цивилизационного характера. Исторические факты свидетельствуют, что репрессивные «культурные инциденты», наблюдаемые нами на исламском Востоке или, например, в иммигрантской среде, не были свойственной народам Европы культурной обыденностью даже в минувшие тысячелетия.

В этой маленькой заметке невозможно охватить все принципы генезиса права и законотворчества, да я и не ставил перед собой такую цель. Важно понимать наиболее существенные аспекты различия правовых систем, рассмотренные на нескольких произвольных примерах.

© Вадим Давыдов*

Ссылка по теме: Оскар Фрайзингер. Ислам и закон

Использованы материалы Jihad Watch, Fjordman Files, Gates of Vienna, Wikipedia, WikiIslam, Encyclopedia Britannica, словарь Брокгауз и Ефрон и мн. др.

* При перепечатке ссылка обязательна

Запись опубликована Вадим Давыдов | Dixi. You can comment here or there.