1. «…я, Юкио Мисима, родился накануне нового, 1947 года, за две недели до своего двадцать третьего дня рождения. Для нас время остановилось и 1947 год стал равен 0+2. Что за странная арифметика, призванная объяснить какое-то бессмысленное рождение?»
Странная эта арифметика имеет для меня личное значение, объясняющая моё «бессмысленное рождение» вне контекста повествования Аппиньянези (для меня это был год личного Поражения-Капитуляции-Оккупации. И далее по тексту – «солнце закатилось, и в день бесконечного солнечного затмения ход времени не имел никакого значения». Можно просто переписывать описание из текста, ничего не добавляя про себя.) Я стал становиться тем, что вы читаете.

2. Безоговорочная Капитуляция – моё истинное начало. *намо*

3. «…на первой створке ширмы была нарисована Тоетама-химэ, плывущая к берегу на большой черепахе. ……. Тоетама-Химэ, собравшись рожать, попросила своего мужа Хори не смотреть на неё. Но его разбирало любопытство. Он заглянул в хижину и увидел, что жена превратилась в ВАНИ – морского дракона длиной в восемь морских саженей. Оскорблённая Тоетама-Химэ оставила новорожденного сына на попечение сестры и возвратилась в глубоководный дворец отца. Вот так и родился отец Дзимму – первого императора Японии.»
Я не стану пускать с длительные и бездоказательные спекуляции о происхождении человечества из моря и древнюю симбиотическую связь с дельфинами, в чём сам уверен. Это не предмет для обсуждений. Но, гэльвиноманы, обратите внимание – Отец Дзимму. Это серьёзно, не правда ли?

4. «… За 26 столетий до моего рождения, Богиня солнца Аматерасу даровала Зеркало Божественной Преемственности нашему первому императору Дзимму.»
Трудно не обратить внимание на то, что не прозвучало в тексте прямо: императорская линия связана не только с Аматерасу, но и морскими драконами Вани. Собственно император Японии наследует «ама-цу-хи-цуги» - «небесно-солнечную преемственность», но предки императора отчасти люди, а отчасти – морские драконы. Современные учёные находят в генетике японцев следы предков из Океании, которые попали на Острова в такой глубокой древности, когда даже названия «Япония» ещё не могло быть.
Да, конечно, тут многое спорно. Но я же предупредил вас, правда?

5. «Нацуко (бабушка Юкио Мисмы, прим. Кошк.) была одержима странной идеей «педиатрической нумерологии», которую почерпнула в одном немецком учебнике по евгенике. Отсюда проистекало её стремление хронометрировать время моего кормления грудью и представление о диете. Я был объектом целеустремлённого экспериментирования Нацуко. Такая участь постигла в семье лишь меня одного.»
… что там писали про выращивание вампиров по методу Спока?

6. «Бессердечная страсть Нацуко, проявления бездушной опеки, заменившей мне материнскую заботу и искоренившей способность получать удовольствие, причинили мне самые жестокие страдания. Мои чувства ограничены сферой страдания. Лишь боль, которую я испытываю, является доказательством моего существования.»

7. « я понял, что император правит в состоянии «ками гикари», то есть в состоянии одержимости божественными глаголами ками.»
Слово «одержимость» не несёт тут, как нетрудно заметить, негативного значения, характерного для современного русского языка.


8. «Стереть налёт тумана с зеркала» означало восстановить чьё-то врождённое интуитивное знание, которое человек мог получить, только полностью отождествив себя с Абсолютом. Идея свойственной каждому небесной правоты и добродетели неожиданным образом имела революционные последствия. Осио понял, что исправление себя в соответствии с требованиями Абсолюта невозможно без исправления несправедливости окружающего мира. Он утверждал, что сохранение верности Абсолюту важнее, чем сохранение верности своему господину или начальнику. Поэтому, хотя правительство осудило его действия, расценив их как бунт, Осио назвал свой поступок «гикьё» - «справедливое свершение».
…целью Осио была чистота намерений, а не успех.»
Последнее – вот просто красными буквами. Очень красными.

9. «говорят, что простуда – завуалированная или символическая форма плача. Если это действительно так, то можно сказать, что я провёл в слезах всё лето 1945 года.»

10. «Писатель, который потворствует собственной популярности, не заслуживает звания художника. К счастью или нет, но наша публика, однако, не считает успех смертным грехом.»
Вот и мне часто кажется, что успех, который пришёл к кому-либо желанным, более того – без сопротивления – равносилен позору. Что бы там ни говорили его почитатели. Подлинный успех, правильный, честный успех – возможен только вопреки, через сопротивление автора своему надвигающемуся успеху. Но слишком глуп для того, чтобы объяснить это своё чувство убедительно. И уверен, что вы можете считать иначе, это ваше дело.

11. «я воспринимаю этику не как бескровную абстракцию, а как сердечную тоску. Тика требует большего, для неё мало стоической твёрдости духа или долга самопожертвования.
… этика предполагает любовь без взаимности.
…. Любовь без взаимности стремится к недостижимому идеалу, в котором диалектическим образом снимаются все противоречия страсти. Любовь должна быть возвышена до синтеза глубокого чувства и действия. … этика по своей сути анархична. Это очевидно, если задуматься над тем, что такое любовь без взаимности.»

12. «наша культура – это культура стыда и позора в отличие от западной культуры греха. Люди, живущие на Западе, имеют перед нами огромное преимущество, поскольку грех можно искупить раскаянием. Для них зло – временное и поправимое состояние. Я японской же культурной традиции долг и обязательства – явления постоянные и неизменные. Есть только честь и бесчестье, и эта строгая дуальная оппозиция исключает всякие лазейки, такие, например, как покаяние или изменение взглядов. Японская и западная культуры, таким образом, кардинально отличаются друг от друга».
… в безумном стремлении овладеть тем, что любишь, человек должен быть готов любить сверх всякой меры. Идеалистическая анархическая любовь – это и есть японская альтернатива раскаянию.
Хм. И, возможно, наша, «эльфийская культура» сродни этому явлению, описанному Мисимой/Аппиньянези? Но только – откуда она взялась, лишённая культурны корней, как с Запада, так и с Востока?

13. «- Нитирэн, - с невозмутимым видом промолвил он, - называл себя ничтожнейшим созданием, которое преобразила сутра Лотоса. «Тело – это всего лишь оболочка, общая у людей и животных, в ней сочетаются две жидкости, розовая и белая, как мясо и рыба. Душа находит здесь своё обиталище, это можно сравнить с тем, как лунный свет отражается в грязной луже, или с золотом, завёрнутым в грязную мешковину.»
Какие два сравнения, казавшиеся мне бесконечно, неисчерпаемо прекрасными с детства!

14. «Нейтралитет означает для моего поколения утрату веры во что бы то ни было. Я разделяю мнение Исивары-сан о том, что нас ждет атомная катастрофа. Я также полагаю, что атомная бомба - явление вполне совместимое с японской эстетикой и такое же естественное для нас, как наша культура. Я часто размышлял о естественной простоте утвари, используемой во время совершения синтоистских ритуалов. Трехногий табурет, палка, вырезанная из персиковой ветки, на которую привязываются священные клочки бумаги. Эти предметы переносят нас в сакральный мир. Святилище представляет собой пустое тесное квадратное помещение, в котором темно, пищат комары, мерцает зеркало и стоит на коленях священнослужитель. Все, кто когда-либо присутствовал во время совершения синтоистских обрядов, обращали внимание на естественность средств, используемых в синтоизме. Священное место порой обозначают простой веревкой, привязанной к дереву. Та же естественность таится в пустоте святилища, палке, вырезанной из персикового дерева, или привязанных к ней клочках бумаги. Но если вы преодолеете очарование этой естественности, то что вы увидите? Клочки бумаги определенного типа, вырезанные определенным образом; привязанную пеньковую веревку; определенный жест священнослужителя. Было бы большой ошибкой считать, что все это - вполне естественные вещи. Напротив, все это искусственно созданные человеком предметы и явления.
Японская культура постоянно вводит нас в заблуждение, заводит в тупик нашего собственного невежества. Мнение о том, что японская культура по своему характеру близка природе, - недоразумение. Что мы действительно ощущаем, созерцая гладкую гальку в саду дзен, потертую посуду чайной церемонии, пьесы театра Но? Ничто так не отдаляет нас от природы, как опыт, он заставляет нас ощущать свое одиночество. Термины японской эстетики в этом плане очень примечательны, они сосредоточивают внимание на несчастье, хрупкости, недолговечности. На печали вещей. Это признание нереальности человеческого бытия - того, что не может не вызывать сострадания.
… Возможно, это звучит ужасно, но атомная бомба является всего лишь еще одним эстетическим средством, передающим идею хрупкости, недолговечности и обреченности мира на гибель.»
В этой цитате много слов, но нечего убавить. Тут для меня три важных мысли – для нашего поколения так же любой нейтралитет равносилен утрате веры. Да, это так.
И – второе, прискорбное – человеческая культура вовсе не кажется мне столь уж недостойной атомной смерти.
И третье, о том, что простота естественного и безыскусного – самая искусственная вещь на свете. Потому, что безыскусность – недостижима средствами искусства.

15. ««Здесь, на этом мысе, я совершенно беззащитен», - подумал я. Мне угрожало море, в которое я, завороженный им, мог сорваться. У меня кружилась голова, и я прекрасно понимал, что это означает. Страх высоты влечет за собой тягу к самоубийству.
Я заставил себя подойти к самому краю пропасти и заглянул в нее. Все мое существо содрогнулось от страха, и в то же время я испытывал желание покончить с собой. «Что удерживает тебя? - шептал внутренний голос. - Разве тебе не надоело загрязнять красоту своей разрушительной властью над ней? Почему бы не положить всему конец прямо сейчас?» Что я мог ответить на это? То, что самоубийство какого-то жалкого бумагомарателя бессмысленно? И даже хуже, чем бессмысленно, - оно неубедительно. Но есть ли у меня выбор? Да, есть, я могу отложить самоубийство и с нетерпением ожидать его, как ожидают восхитительного сна после приятной усталости жизни.»

16. «- Слова - моя профессия, они пьет мою кровь и разъедают мои кости, поэтому я глубоко уважаю их. Слова имеют ужасную способность воплощаться в жизнь. Ритуальные фразы, такие, как «безупречная, словно золотая чаша», похожи на черные дыры Вселенной, небольшое количество их весит многие тонны. Они - основа нашей культуры, с которой ты так легкомысленно обращаешься.»
Сколько и сколько раз тут возникала тихая виртуальная драка, стремящаяся к неотвратимой развиртуализации, всего лишь по поводу слов, оброненных кем-то невзначай! А ведь… «слова надо употреблять правильно!» (ц, Лемур)

17. «Чувствуя прилив энергии, я помог Юики подняться на кровать и повалил его на спину, а сам устроился на коленях между его ног. Затем задрал его согнутые в коленях ноги и сжал их под мышками, чувствуя, как напряглись икры Юики. Наклонившись над ним, я подсунул ладони ему под спину. Мой член уперся ему в анус, я хорошо видел перепачканное кровью лицо Юики, на котором блуждала загадочная улыбка, похожая на улыбку древнегреческого куроса. Он сунул пальцы мне в рот, раздвинув губы и зубы. Во рту у Юики пересохло, и он хотел увлажнить свои пальцы моей слюной, чтобы смазать ею мой член. Я стал медленно вводить член в анус Юики, чувствуя, как он все глубже погружается в мягкий кал. Наконец мой лобок коснулся напрягшихся ягодиц Юики.
Это была позиция наездника. Я всегда предпочитал такое - лицом к лицу с любовником - соитие. Однако Юики никогда прежде не разрешал мне таким образом соединяться с ним. Он настаивал на том, что я должен атаковать его проход со спины. Мне казалось, что он не хочет видеть выражение наслаждения на моем лице и не желает, чтобы я заметил, что совокупление доставляет ему удовольствие или причиняет боль.»
Кто тут сомневался в том, что такое возможно для гомосексуалистов? Человек, знаете ли, ко всему приспосабливается. (ц) Это ещё Достоевский заметил.

18. «На свете существует только одно преступление – неспособность явить красоту, особенно в смерти.»
Смерть – особенно строгий советник. То, то кажется красотой в обыденности, а перед лицом вечности стразу теряет своё очарование, обычно оказывается подделкой.

19. «То, что я представляю в своем воображении, уже произошло. Я больше не тревожу воображение. Я теперь - сама реальность, воплощенная в слова, реальность, которая должна произойти, хотя ее никто не предвидел и не предсказывал. Но она уже написана.
Я перешел мост своих снов, которые могут присниться только писателю. В них нет различия между воображаемым и реальным, которое должно вот-вот произойти.
Писатели мечтают создать прекрасное и преступное произведение искусства, но они боятся воплотить свою мечту в жизнь. Они знают, как знаю это и я, что перейти черту - означает совершить злодеяние.»
Как красиво сказано!
Сколь многие вокруг нас – и среди нас – пытались найти компромисс между добродетелью и искусством, канонической молитвой и свободным творчеством, живой одержимостью духом поэзии и точность сухого слова догмы закона, либо - закона религии, либо – общественных установлений государственной власти. Его нет, этого компромисса. И его не может быть.

20. «Только мёртвые знают, что произойдёт дальше»
Ещё никто не рождался обратно.

21. «самоубийство – наша небесная карта, Морита. Наше время настало.
… Наша нация снова станет божественной. Она должна приготовиться к великой тотальной войне, которая разразится после нас и принесёт гибель миру».
Такое мог бы сказать нолдор, отправляясь на Предел Востока. Выхода нет. Какое эльфийское отношение к людям… Наша нация станет божественной – и её больше не будет. Больше не будет ничего. Наша нация будет последним, что увидит этот мир.

22. «Мисима внушил Морите безумную мысль. Он убедил его в том, что представляет императора. Это же богохульство! (Император = зеркало Аматерасу. – прим. Кошк.) …
…Неужели все они были любовниками Мисимы?
…разве это имеет хоть какое-нибудь значение? Если двух человек в трансцендентальном плане ввязывает такая непристойность, какая связывала их, то бессмысленно вести речь о наличии ли отсутствии половых сношений».
В наше время по-прежнему непристойность божественности внутри нас – самая значительная непристойность, по сравнению с которой все прочие непристойности теряют своё значение.

«Кейко (останавливает ее):
Согласно буддийскому вероучению, для освобождения духа после смерти необходимы тридцать три года.
Мать:
Я слишком стара, я не проживу тридцати трех лет. Впустите же его, мне его жаль.
Кейко (останавливает Жену, которая снова порывается подойти к двери):
Мне пятьдесят лет, и я беременна.
Жена ( хватает Кейко за рукав):
От него?
Кейко:
Не от него, а им. Вы понимаете меня? По прошествии тридцати трех лет дух получит освобождение. И если это беспокойный дух, то он захочет возвратиться…
Мать:
Что вы такое говорите?
Кейко:
Меня называют Живой Богиней. Вы видели паломников, которые хотят поклоняться тому, что я ношу в себе? Я ничего не могу с этим поделать. То, чем он является, через тридцать три года, то есть в 2003 году, воплотится в жизнь. Некоторые уже ожидают этого, но к тому времени таких людей будет больше. Возможно, это будет вся нация.»
М… а ведь этот век настал. Теперь таких людей уже почти вся нация. Людей, то есть, прежних «людей» уже почти нет.



В этом году на деревьях - особенные листья.