![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif)
lqp читает Капiталъ, пользователь r_l читает Тютчева, а пользователь svonz- "Эмприкастические тенции прокритиатических сюрезманитетов в дихоторектомии постапроксимического неокартиопаратизма" Энджи Анвара Марии Зюйгеса фон Ага-оглы) возникает приблизительно такая картинка:Пятак примерно 5х5 км умеренно сложного рельефа, покрытый большей частью сумрачным придайнским лесом, увалами, известняковыми утесами и озерами. На свободных от этих биотопов площадях расположены чрезвычайной изумрудности луга, украшенные замками, склепами и дамами.
По этому ландшафту со средней скоростью в 2-3 км/ч хаотически перемещаются полторы сотни мужчин, упрятанных в чугун, бронзу и другие сплавы. Движение сопровождается погромыхиванием, пыхтением, молитвою и еканьем конских селезенок.
То и дело там и сям происходят столкновения этих мужчин - примерно половина их которых имеют имена и прозвища, и все состоят в довольно сложном взаимном родстве - с замками, склепами, озерами, дамами и друг с другом. В этих случаях скорость перемещения внезапно возрастает, погромыхивание превращается уже в неприкрытый грохот, который сменяется затем звуками изысканно вежливой речи, затем богохульствами и опять грохотом, совсем уж ужасным, когда рыцари начинают гвоздить друг другу разнообразными металлическими причиндалами.
В некоторых случаях эту последовательность разнообразят вариации в виде рыданий, обетов, поцелуев и падений без чувств, но и они сопровождаются, по понятным причинам, существенным шумом.
Отклонения, впрочем, редки, поскольку дам мало, а рыцари обыкновенно, едва представившись, выдвигают друг другу чрезвычайно абсурдные требования: принести обет тридцать лет не есть куропаток, поклясться в верности некоей даме, о которой слышат впервые, покориться тому или иному королю (которых, кстати, довольно много и которые, за вычетом одного, принимают самое деятельное участие в броуновском движении). Разумеется, после подобных требований - как правило, встречных и взаимоисключающих - дело миром кончить невозможно и рыцари скатываются в овраг, где наносят друг другу по семь или более ужаснейших ран, малейшая из которых, одна, причинила бы смерть огромнейшему из великанов на свете. После чего, если оба собеседника живы - а такое бывает сплошь и рядом, поскольку после взаимонанесения множества травм, несовместимых с жизнью, один из тяжущихся "повергает" другого, и на том дело заканчивается - беседа возобновляется в гораздо более конструктивном тоне, обеты принимаются, ленты дам повязываются на различные причиндалы, приносятся вассальные присяги.
А главное, в эти моменты оба рыцаря рассказывают друг другу по чрезвычайно запутанной истории, в каждой из которых по многу раз происходит все вышеописанное. Иной раз в середине истории прискакивает третий рыцарь, прерывает беседующих, повергает кого-нибудь из них или повергается сам, чтобы затем дополнить и расширить рассказываемые истории. Иногда это один из королей, которому следовало принести присягу.
Впрочем, этих историй можно снискать и менее травмирующим способом - просто спрятаться в кусты и немного подождать. Так наиболее благоразумные и поступают - рыцарь говорит даме (случайно встреченной на предыдущем увале): "Ничего не говорите и не двигайтесь, и тогда мы услышим вести о чудесных приключениях", дама говорит "грамерси", затыкается и вуаля - являются еще рыцари, устраивают меж собой свалку, а затем повествуют о чудесных приключениях.
То и дело по своему маршруту проносится сэр Паламид, крешеный сарацин, преследующий Зверя Рыкающего - такой он принял в свое время обет. Его, как правило, никто не трогает, ссылаясь на то, что это де сэр Паламид, крешеный сарацин, преследующий Зверя Рыкающего - такой он принял в свое время обет.
При этом рыцари, дамы, короли и все прочие напрочь лишены чувства юмора. Взять, скажем, совершенно вопиющий эпизод, в котором сэр Ланселот обнаруживает пустой шатер и залезает в него спать. Пока он спит, приезжает другой рыцарь, из разряда безымянных, у которого в этом шатре назначено свидание с некоей дамой. Он тоже лезет в шатер и по ошибке принимается лобызать Ланселота. Ланселот, пробудившись и почувствовав, что его целует кто-то с колючими усами, выхватывает меч, после чего оба скатываются в овраг, наносят друг другу... и тд. Второй рыцарь, в силу своей безымянности, начинает умирать, но прежде Ланселот строго спрашивает его, какого рожна тот полез к нему в шатер. Сударь, - отвечает рыцарь. - Но это же мой шатер! - после чего отдает богу душу. Так вот, этот вопиющий эпизод не вызвал у Ланселота даже тени улыбки.
В середине пейзажа сидит король Артур, который каким-то трудноуловимым манером, практически против собственного желания - во всяком случае, рыдает и сокрушается он постоянно - мотивирует как своих, так и чужих рыцарей на всевозможные сумасбродства. Сам же покидает насиженное место крайне редко и только по важным поводам - чтобы завоевать Рим, например, или чтобы пасть на поле брани и быть унесенным в пещеру до лучших времен.
Это я не свой личный анамнез рассказываю, между прочим, а результат социологического опроса среди людей, прочитавших "Смерть Артура" вдумчиво, основательно и многократно. На репрезентативность мне претендовать трудно, поскольку в мире сыщется может человек 150 (мне известно трое), прочитавших таким образом эту книгу, но осмелюсь заявить, что проделать это стоит хотя бы для того, чтобы этот идиотский пятак заместил в уме какую-нибудь ненужную помойку, какую можно найти в уме любого просвещенного человека, и которая, если ее вовремя не заместить, в один прекрасный момент принудит этого человека перебить своих родных тостером, залезть без штанов на шпиль райисполкома и распевать там псалмы, покуда его не снимут метким выстрелом милиционеры.
А вот эстамп к случаю:
