Одна из обычных реакций на теорию реципрокного альтруизма* - это дискомфорт. Некоторым людям неприятна сама мысль, что их самые благородные порывы - лишь хитрая игра генов. Вряд ли это обязательная реакция, но те, кто выбирает ее, видимо, гарантированно влипли. Если, в самом деле, существование эгоистичных генетических корней у симпатии и благодарности так вас огорчает, тогда вам предстоит крайняя степень отчаяния. Потому как, чем больше вы размышляете над разными положениями реципрокного альтруизма, тем более корыстными представляются гены [заведующие альтруистическим поведением и чувством справедливости].
   Вернемся к вопросу о сочувствии, в частности, к его тенденции расти пропорционально тяжести обстоятельств, в которые попал человек. Почему мы ощущаем больше жалости к голодающему человеку, чем к слегка голодному? Потому ли, что человеческий дух - великая вещь, посвященная уменьшению страданий? Подумайте-ка еще раз.
   Триверс задаётся вопросом: почему степень благодарности зависит от тяжести ситуации, от которой благодарящего избавляют? Почему вы так непомерно благодарны бутерброду, спасшему вам жизнь после 3-х дней, проведенных в пустыне, и весьма сдержанно благодарите за бесплатный ужин сегодняшним вечером? Его ответ прост, вполне правдоподобен и не слишком неожидан: благодарность, отражая ценность полученной выгоды, одновременно определяет и цену грядущего ответного платежа. Благодарность, по сути, - это форма расписки, ведь так естественно она фиксирует размер долга!
   Для благотворителя мораль сей басни ясна: чем более безнадежно положение должника, тем большая величина указана в расписке. Исключительно чуткое сочувствие - это просто очень деликатный совет по инвестиции. Наше глубочайшее сострадание - это самая выгодная погоня за скидками. Большинство из нас отнеслось бы с презрением к врачу скорой помощи, увеличивающему в пять раз почасовую оплату для пациентов, находящихся на грани смерти. Такого мы назвали бы бессердечным эксплуататором. Мы бы спросили его: "Разве у вас нет никакого сочувствия?", и если бы он читал Триверса, он бы сказал: "Напротив, у меня его полно. Я просто честен в понимании того, что есть мое сочувствие". Это могло бы охладить наше нравственное негодование.
   К слову о нравственном негодовании: оно, как и сочувствие, оборачивается другой стороной в свете реципрокного альтруизма. Сопротивление эксплуатации, как отмечает Триверс, - важная вещь. Даже в простом мире аксельродовского компьютера** с его дискретными бинарными взаимодействиями стратегии "с чем придёшь, то и получишь" приходилось наказывать тех, кто злоупотребил доверием. В реальном мире, где люди могут под личиной дружбы влезть в значительные долги, а затем отказаться от их уплаты или пойти на откровенное воровство, эксплуатация должна встречать сопротивление еще более активное. Отсюда, наверное, происходит мощь нашего нравственного негодования, внутренняя уверенность, что с нами обошлись нечестно, что виновный заслуживает наказания. Очевидная на интуитивном уровне мысль, что нас просто кинули, сама суть человеческого чувства справедливости является с этих позиций побочным продуктом эволюции, результатом обыкновенного хитросплетения генов.
   Что озадачивает изначально, так это интенсивность, которой достигает праведное негодование. С него могут начаться длительные междоусобицы, в которых и мнимые оскорбления-то уже забываются, но которые могут порой привести к гибели самого негодующего. Почему гены подталкивают нас пойти пусть на небольшой риск смерти ради чего-то столь неосязаемого, как "честь"? Триверс в ответ на это заметил, что "маленькие несправедливости, повторенные много раз в течение жизни, могут привести к тяжелым потерям", оправдывая тем самым такое "мощное проявление агрессии в случае, когда обнаруживается склонность к бесчестию".

(Взято из «Моральное животное» Райта - ахтунг, перевод у них там весьма небрежный)

"черты вседозволенности".)

3.
Абсолютный альтруизм и абсолютное доверие в "хаотическом мире" оборачиваются своей противоположностью - т.е. провоцируют паразитизм и предательство. Иными словами, такая абсолютизированная мораль есть обычная безответственность - формальное, "для галочки", соблюдение правил "добра", при полном осознании того, что реальный результат будет злом по твоим же меркам. Т.е., систематическое отступление от принципов справедливости - это систематическое развращение окружающих, если хотите - наненесение их душе тяжёлого вреда в попытке "по-иезуитски" выставить себя в благородном свете. Хорошо ещё, если такой образ действий есть просто ошибка, но и тут нужно помнить, что это та самая ошибка, которая по своим последствиям хуже предательства.

4.
Разумеется, всё это не означает, что поступать по правилам "справедливого воздаяния" следует всегда. В конце концов, даже самый тупой аксельродовский алгоритм начинает с необоснованного доверия, и именно на этом выстраивает будущее благосостояние, сигнализируя - "я готов к сотрудничеству". Более сложные алгоритмы, участвовавшие в эксперименте Аксельрода, даже были способны прерывать серию взаимоотказов намеренным доверием - жертвуя своим сиюминутным выигрышем и "принципом справедливости" ради шанса выстроить сотрудничество, несмотря на предательство партнёра. Этот метод вполне имеет смысл - оказанное доверие способно снова включить предателя в сообщество - вернуть ему честь! Но это должен быть единичный акт доброй воли, следующий лишь после достаточного наказания. Иначе вокруг вас начнёт расти гадюшник, тем более отвратительный, если паразитирующие на вас гадюки лично вас не будут трогать.