В городе Пскове состоялась выставка, посвященная памяти протоиерея Константина Шаховского, исповедника веры XX века. В экспозицию вошли письма и рисунки, которые отец Константин присылал в 1945–1956 годах из лагеря и ссылки своей семье. В день открытия выставки, 25 октября, состоялся вечер памяти отца Константина, в котором приняли участие его духовные чада, родственники, а также исследователи его наследия.

На выставке, разместившейся в Псковской областной библиотеке, представлены письма и фотографии из семейного архива Шаховских, копии документов из следственного дела и постановления о реабилитации. В экспозиции также можно увидеть предметы, сделанные руками отца Константина в лагере — ложку и нательный крест. Письма и рисунки отец Константин присылал из лагеря, а потом из ссылки, которую он отбывал в Томской области.

Практически каждое письмо сопровождалось рисунком — маленьким подарком любимой дочери Елене. Рисунки были выполнены природными красками (кора деревьев, уголь, высушенные и истертые цветы и трава), тушью и химическим карандашом. Среди них есть северные пейзажи, изображения животных, цветы, иконка Пресвятой Богородицы, графические зарисовки стен Свято-Успенского Псково-Печерского монастыря. Сила духа позволила о. Константину переплавить страдания в настоящие произведения искусства, наполненные любовью к природе и обращенные к детям.

Семья отца Константина, принадлежащая к старинному княжескому роду Шаховских, происходила из Холмского уезда Псковской губернии (имение Боброво). Отец семейства, князь Яков Михайлович Шаховской, агроном по профессии, был предводителем Холмского уездного дворянства, служил директором сельскохозяйственного училища в Пскове. В 1919 году он был арестован псковским ЧК и чудом избежал расстрела. В период пребывания Белой армии в Пскове Яков Михайлович заведовал Красным Крестом. С отступающими частями Белой армии он вместе с семьей выехал в Эстонию, в городок Печоры. Там Шаховской служил санитаром в тифозном бараке.

В семье Шаховских было пятеро детей — две девочки и три мальчика. Константин был младшим. Он родился 29 октября 1905 года. Учился в Тартуском университете, был членом эстонского отделения Русского студенческого христианского движения (РСХД). В 1936 году окончил Печерскую духовную семинарию и поступил на богословский факультет Варшавского университета, который окончил со степенью магистра богословия.
Перед рукоположением, которое состоялось 27 сентября 1937 года, Константин Яковлевич женился на дочери печорского учителя Елизавете Петровне Нестеровой. Первым местом его священнического служения стал погост Сенно.

В Псковской миссии

Осенью 1941 года отец Константин вошел в число сотрудников Псковской православной миссии.

Главным делом Псковской миссии было возрождение церковной жизни на оккупированных территориях. При этом деятельность миссионеров не ограничивалась только стенами храмов, не менее важным было их миссионерское служение. Священники и миряне несли проповедь Евангелия, проводили внебогослужебные беседы, создавали кружки для детей и молодежи. Миссия издавала журнал «Православный христианин», ее сотрудники выступали по радио со специальными миссионерскими программами. Именно в этой работе кроется секрет успеха Псковской миссии.

С другой стороны, заслуга миссионеров состоит в том, что они помогали физически и духовно выжить местному населению. Советские люди за годы деятельности Псковской миссии стали возвращаться к осознанию себя народом Божиим. Именно этого не могла простить псковским миссионерам советская власть. Лучшие из них были осуждены на долгие сроки лагерей, обречены на медленную смерть. «Кровь мучеников — семя Церкви», эти слова Тертуллиана в полной мере применимы к исповедникам и мученикам из рядов Псковской православной миссии.

( Read more... )

Арест и лагеря

Протоиерей Владимир Попов, настоятель храма Святителя Николая в Любятово (г. Псков), зять протоиерея Константина Шаховского, сохранил в памяти некоторые яркие свидетельства следующего периода его жизни. «В 1945 году отец Константин был арестован сотрудниками СМЕРШа и отправлен в Ленинград, в печально знаменитые “Кресты”. Полгода он подвергался жестоким пыткам и моральному давлению. Следователь пытался добиться от обвиняемого признания в шпионской деятельности в пользу германской разведки и раскрытия его агентурной сети. В какой-то момент наступил предел человеческим силам и… отец Константин написал список завербованных им агентов. В тот момент, как рассказывал сам священник, он молился Господу, чтобы не ошибиться. Батюшка составил список тех из своих прихожан, кого он отпевал в период немецкой оккупации. Следователь после проверки списка вернулся разъяренный, но оставил попытки вскрыть агентурную сеть».

Протоиерей Константин Шаховской был осужден Ленинградским военным трибуналом по 58-й статье на 10 лет лагерей плюс 5 лет ссылки в Сибири. Так случилось, что там же в Мордовии, куда его отправили, в поселке Тогур находилась в ссылке родная сестра отца Константина — Ксения Яковлевна. В 1955 году, после того, как у священника закончился срок заключения, он приехал к сестре. В трудных условиях пригодились прежние навыки отца Константина. В молодые годы он был хорошим охотником. Именно это умение поддержало их с сестрой в голодных условиях ссылки.

Попытки вербовки

В 1956 году отец Константин, фактически еще не освободившись, получает возможность совершать богослужения. Позже ему удалось перевестись в Томск. Там состоялась неудачная попытка его вербовки органами госбезопасности. Как рассказал протоиерей Владимир Попов, «епископ Иоанн (Разумов) возглавлявший тогда Псковскую кафедру, также пытался уговорить отца Константина подписать обязательства, но не выполнять их, при этом получить место настоятеля кафедрального Свято-Троицкого собора. Священник отказался от компромисса и лишился возможности служить в псковских храмах».

Об эпизоде вербовки вспоминает и младшая дочь протоиерея Константина Шаховского — Татьяна. Как раз тогда она впервые смогла познакомиться со своим отцом, хотя ей в то время было уже 12 лет. Однажды ночью раздался стук в окно, и на пороге появился отец. Татьяна сразу, как была в ночной рубашке, бросилась к нему на шею. И тут же отпрянула: «А вы, правда, мой папа? Я вас не узнала». Очевидно, и он не узнал дочь, которую последний раз видел в двухлетнем возрасте.

Как же о. Константин оказался в родном доме? Его привезли из Сибири в Псков, предложили полное восстановление в правах, пообещали должность настоятеля, а взамен потребовали подписать бумагу о сотрудничестве с органами госбезопасности. «Он, как опытный зек, решил воспользоваться случаем и сказал, что должен посоветоваться с семьей, — рассказала Татьяна Константиновна. — Ему дали три дня на размышление и свидание с семьей. Об этом и рассказал отец в ту ночь. Через три дня он вернулся в Псков, на вокзале его уже ждали два человека в штатском. Отец отказался от предложения сотрудничества, несмотря на настойчивые уговоры, и вернулся обратно в сибирскую ссылку».

( Read more... )

О повседневности удаленной от нас исторической эпохи, как правило, исторические источники лишь «проговариваются».  Так, только с началом десталинизации, в 1953 году, в справках и докладных партийных организаций начали фиксироваться многочисленные свидетельства о грубом стиле работы педагогов.

«В Чермозском районе ученик 3-го класса Стариков Володя, идя в школу, по дороге запачкал руки. В школе был вскоре вызван учительницей Поповой к доске. Увидев загрязненные руки у Старикова — Попова приказала 3 (трем) учащимся класса немедленно вывести его из школы на двор и бросить в помойную яму, что ученики и исполнили. Затем Стариков этими учениками был вытащен из ямы и сидел в классе мокрый и грязный на виду у всех учеников класса. Придя домой, от испуга заболел и длительное время не посещал школу»*.

На первый взгляд этот шокирующий пример школьной педагогики выглядит действиями человека с расстроенной, неадекватной психикой. Если бы не детали. Среди учеников нашлись ретивые добровольцы, воспринявшие поручение как привычное. Дело происходило в сельской местности, где скрыть подобное весьма и весьма непросто. Вероятно, можно было бы трактовать этот пример как исключительный, если бы не многочисленные упоминания схожего поведения.

( Живопись )

Фото, её прототип:

( Фото )

«В городе Губаха учительница IV класса школы Митрофанова систематически применяла антипедагогические методы воспитания учащихся, избивала их, всего из 40 чел. учащихся класса нанесла побои 37 чел., в итоге группа учащихся в числе 17 чел. в марте с. г. ушли с уроков к прокурору города с коллективной жалобой на Митрофанову»*. В том же деле упоминается о некоем пятикласснике, доведенном до самоубийства директором школы и преподавателем русского языка.

В рассматриваемое время, как и в любой переходный период, происходило перерас-пределение полномочий различных ведомств. Определялись новые сферы ответственности. Осмелюсь высказать предположение: нарушение бюрократической рутины, необходимость освоения советским чиновником новых практик должны были актуализировать повседневность, переводить ее хотя бы на время из разряда невидимой рутины в проблемное поле. В предшествовавший период репрессивные действия учителей не могли быть явно отражены в документах. В противном случае официальные отчеты пестрели бы информацией об ужасах ГУЛАГа задолго до смерти Сталина.

В последнем сюжете обращает внимание не только жестокость учительницы по отношению к своим подопечным, но и поведение учащихся, желавших прекратить над собой издевательства. Заметим, что в этой истории не фигурируют родители. Школьники младших классов самостоятельно ищут спасения у… прокурора.

Этот случай можно было бы принять за исключение из правил, если бы по той же поведенческой схеме не действовали в то же самое время заключенные лагерей. Методы зэков, пытающихся найти управу на бесконтрольную администрацию лагерей и распоясавшихся уголовников-рецидивистов, причудливым образом оказались освоены детьми. Вряд ли это можно назвать случайностью. Для того чтобы освоить практики лагерного протеста, школьники должны были прежде идентифицировать себя с населением мест не столь отдаленных.

В системе послевоенных координат это сделать было несложно. Граница между лагерным миром и населением городов, рабочих поселков в это время была очень прозрачна. После войны через лагеря ГУЛАГа прошло рекордное количество заключенных. Речь идет прежде всего о жертвах репрессивных указов 1947 года, которые во время амнистии 1953 года представляли самую массовую категорию освобожденных лиц, например в Прикамье**. Освоенный опыт лагерной жизни переносился в городское пространство, усугубляя криминальную ситуацию.