tapirr

Маяковский.

Лиля Брик и Владимир Маяковский, 1918 г.

Я начал увлекаться поэзией Маяковского с раннего возраста. Есть такая книжка: "Всё сочинённое Владимиром Маяковским". Она была издана на плохой бумаге в 1919 году. С нее и началось мое знакомство с поэтом. Я был тогда очень молод. Мне едва минуло 13 лет. Но у меня были приятели: молодые литераторы, поклонники Маяковского. И они охотно разъясняли наиболее сложные места из понравившейся мне книги. В последующие годы я старался не пропускать ни одного выступления Маяковского в Ленинграде. Я ходил на его вечера с моими товарищами-писателями, и мы слушали Маяковского с большим интересом и увлечением. Моим любимым стихотворением было "Хорошее отношение к лошадям". Я и сейчас его люблю, считая одним из лучших произведений Маяковского. В юности на меня произвела очень сильное впечатление поэма "Облако в штанах".

Я пытался писать музыку на стихи Маяковского, но это оказалось очень трудным. Как-то не получалось. Должен сказать, что переложить стихи Маяковского на музыку очень трудно. Мне особенно трудно это сделать, так как в моих ушах и сейчас звучит чтение Маяковского. И мне бы хотелось, чтобы в музыке нашли себе место интонации Маяковского, читающего свои стихи.

В начале 1929 года Всеволод Эмильевич Мейерхольд, ставивший "Клопа", предложил мне написать музыку к спектаклю. Я с удовольствием принялся за работу. Я наивно думал, что Маяковский в жизни, повседневном быту такой же, как в своих стихах. Конечно, я не ожидал увидеть его в желтой кофте. И я не думал, что у Маяковского будет нарисован на щеке цветочек. Этот балаган в новых условиях мог бы ему только повредить. Но видеть человека, который на каждую репетицию "Клопа" приходил в новом галстуке, тоже было удивительно. В то время галстук еще считался одним из главных признаков буржуазности.

Маяковский, как я понимаю, любил хорошо, сладко пожить. Он одевался во все самое лучшее, иностранное. Он носил немецкий костюм, американские галстуки, французские рубашки, французские ботинки. Любил всем этим хвастаться. Советские изделия Маяковский, как известно, чрезвычайно активно рекламировал в стихах. Эта реклама уже тогда всем навязла в зубах. И люди говорили:

нигде кроме
как в Моссельпроме
не найти подобной гадости.

Но сам Маяковский те предметы, которые рекламировал, ни в грош не ставил. Я в этом мог убедился сам на репетициях "Клопа". Когда для Ильинского, который играл Присыпкина, надо было отыскать уродливый костюм, Маяковский сказал: "Пойдите в "Москвошвею" и купите первый попавшийся, будет то, что надо". Но эти же костюмы Маяковский воспевал в своих вдохновенных стихах.

Что ж, еще один пример трагического разлада романтической мечты и действительности. Поэтический идеал, в данном случае костюм,- одно, действительность, в данном случае продукция "Москвошвея",- другое. После вычитания одного из другого остается гонорар поэта. Как говорится, не в галстуке счастье. Человеческое благородство тоже неявным образом через галстук проявляется.



Когда на репетициях "Клопа" нас с Маяковским стали знакомить, то он протянул мне два пальца (знак презрения высшего к низшему - tapirr), а я ему в ответ, не будь дурак, один палец протянул. Тут наши пальцы и столкнулись. Маяковский несколько даже опешил. Потому что ему хамство всегда с рук сходило. А тут вдруг "воробей", от земли не видно, гонор выказывает.

Этот эпизод мне запомнился очень хорошо. Поэтому я не реагирую, когда сейчас мне пытаются доказать, что такого не было. По известному принципу: "этого не может быть, потому что этого не может быть никогда". Так однажды градоначальник сказал, увидев жирафа. Как же, "лучший, талантливейший"- и такой грубиян.

Как-то меня пригласили на телевидение: они там готовили передачу о "лучшем, талантливейшем". Видно, решили, что и я поделюсь воспоминаниями о том, какой Маяковский был чуткий, добрый и воспитанный. Я рассказал сотрудникам телевидения о нашем с Маяковским знакомстве. Они несколько замялись и говорят: не типично. А я им отвечаю: почему не типично, как раз типично. В общем, не состоялось мое выступление.

Если бы не Мейерхольд, я бы не стал писать музыку к "Клопу". Потому что и по поводу музыки у меня с Маяковским произошла стычка. Он у меня спрашивает, что я написал. Я ему отвечаю: симфонию, оперу, балет. Он тогда у меня спрашивает, люблю ли я пожарные оркестры. Я сказал, что иногда люблю, иногда нет. Тогда Маяковский мне говорит: а я больше всего люблю пожарные оркестры и хочу, чтобы музыка к "Клопу" была такая, какую играют оркестры пожарных, а симфонии мне не нужны. Я ему, естественно, предложил пригласить оркестр пожарных, а меня от этой работы уволить. Скандал прекратил Мейерхольд.

Другой раз я чуть не отказался участвовать в постановке "Клопа", когда услышал, что Маяковский требует от одной актрисы. Дело в том, что "Клоп" довольно-таки скверная пьеса. И Маяковский, естественно, боялся за успех. Он боялся, что зрители не будут смеяться. И решил обеспечить смех с помощью довольно-таки низкого приема. Маяковский требовал, чтобы актриса, которая играла роль спекулянтки, произносила свой текст с сильным еврейским акцентом. Он рассчитывал, что это вызовет смех у аудитории. Это был недостойный прием. Мейерхольд пытался объяснить это Маяковскому, но тот и слушать не хотел. Тогда Мейерхольд пошел на хитрость. Он сказал актрисе, чтоб на репетициях она делала так, как требует Маяковский, а на спектакле пусть говорит без еврейского акцента. Дескать, Маяковский от волнения все равно не заметит. И действительно, Маяковский смолчал.



Театр Мейерхольда был бедный. Вечно страдал от финансовых затруднений. А Маяковский вдруг ставит на обложке своего "Клопа": комедия в 6-ти действиях. Хотя спокойно можно было бы написать и так, в 4-х действиях. А это чтобы авторских больше получить. По-моему некрасиво. Ведь они с Мейерхольдом друзья были. Мейерхольд мне жаловался: ну как разъяснить автору, чтобы он поуменьшил этих действий...

В общем, могу сказать, что в Маяковском сконцентрировались все ненавистные мне черты: позерство, любовь к саморекламе, страсть к роскошной жизни. И, главное, презрение к слабым и подобострастие перед сильными. Для Маяковского сила была главным нравственным законом. Он твердо усвоил одну строчку из Крылова: "У сильного всегда бессильный виноват". Только у Крылова это сказано в осуждение, с издевкой, а Маяковский данную истину принял всерьез. И поступал соответственно. Это ведь Маяковский первый сказал, что он хочет, чтобы на съездах о поэзии делал доклады товарищ Сталин.


Товарищи Сталин и Дзержинский

Маяковский первый - певец культа личности. И Сталин этого не забыл. Наградил Маяковского званием "лучшего, талантливейшего". Маяковский себя сравнивал с Пушкиным, как известно. И сейчас многие всерьез его ставят вровень с Пушкиным. Мне кажется, товарищи заблуждаются.

Я сейчас не говорю о таланте. Талант вещь спорная. Я говорю о поэзии. Пушкин о себе написал, что он в жестокий век восславил свободу и милость к падшим призывал. А Маяковский призывал совсем к другому. Он призывал юношество к тому, чтобы оно делало жизнь свою с товарища Дзержинского. Это все равно, как если бы Пушкин призывал своих современников подражать Бенкендорфу или Дубельту. Поэтом, в конце концов, можешь ты и не быть, но гражданином быть обязан. Так вот, Маяковский не гражданин. Он, понимаете ли, скорее лакей. И сослужил Сталину верную службу. Внес свою лепту в возвеличивание бессмертного образа вождя и учителя.



Впрочем, Маяковский в этом малопристойном почине не был одинок. Он был один из славной когорты. Действительно, ряд отечественных творцов взволновались личностью вождя и учителя и порывались создавать прославляющие его произведения. Кроме Маяковского можно назвать Эйзенштейна, с его "Иваном Грозным" на музыку Прокофьева. Почему-то в этом ряду - Маяковский-Эйзенштейн, в качестве представителя композиторской братии называют и мою фамилию. Но я в этот ряд не вписываюсь, и потому отклоняю эту честь со всей решительностью. Пусть ищут другую кандидатуру.

Мне все равно, кто это будет: Прокофьев, красный Бетховен Давиденко или Хреников. Сами как-нибудь разберутся, кто из них лучше сложил радостную песню о великом друге и вожде. Многих, многих тянуло поближе к великому садовнику и корифею наук. Ходят лакейские легенды о том, что, якобы, Сталин обладал какой-то особой магической силой, и будто бы эта сила проявлялась в личном общении. Я сам слышал несколько таких историй. Это постыдные истории. И самое постыдное, что человек рассказывал сам о себе. Один случай кинорежиссер рассказал. Не буду здесь называть его фамилию, он человек неплохой. Много раз давал мне работу.