tiphareth: в культурном, цивилизованном государстве

(Читать комментарии) - (Добавить комментарий)

tiphareth
2016-06-03 12:19 (ссылка)

среди всех, кроме "филологов в штатском", гебистов и проплаченных гебней
"исследователей"

Александр Филюшкин

Психопатическое уничтожение “Слова о полку…”

(рецензия на еще не изданную книгу Эдварда Кинана)

В гитлеровской Германии был сформулирован основной закон пропаганды: “Чем чудовищнее ложь, тем скорее в нее поверят”. Обыватель, “маленький человек”, способен легко солгать в малом, но в больших вещах врать он постесняется. Поэтому когда звучит “большая ложь”, он не может вообразить, как человеческие уста могут ее выговорить. И “маленький человек” начинает думать, будто в этом “что-то есть”, не могут же подобные ему люди столь нагло врать.

Очень сходный принцип существует и в гуманитарной науке. Он звучит следующим образом: “Чем неожиданней гипотеза, тем труднее ей возразить”. Представьте себе математика, который с научной точки зрения пытается опровергнуть утверждение, что “дважды два — сорок девять”. У историков и филологов подобное происходит сплошь и рядом.

Из примеров недавнего времени сошлемся на полемику с трудами академика А. Фоменко, утверждающего, что истории не было, и все, что мы знаем о ней, — сплошная выдумка и ложь. Вместо того, чтобы высмеять тот театр интеллектуального абсурда, который предстает перед нами на страницах данных произведений, ученые всерьез спорят с ним. Заявит математик Фоменко, что древний Новгород — это современный Ярославль на Волге, а археолог В.Л. Янин всерьез пишет: не может быть, Новгород существует, я проводил там раскопки! И читатель делает вывод: в построениях Фоменко все же что-то есть, если с ним на равных дискутируют ведущие ученые страны.

Гуманитарии-абсурдисты атакуют эти “места памяти” частично из-за стремления к скандальной известности. Опровержение традиционных взглядов на мелкие сюжеты останется малозамеченным и неинтересным. Удар по произведениям, отношение социума к которым носит черты культа, куда более результативен. Лучшие интеллектуальные силы общества будут брошены на критику нашего автора, что гарантирует ему имя в науке.

Одним из таких сакральных объектов является “Слово о полку Игореве”, древнерусская поэма ХII в. о походе новгород-северского князя Игоря Святославича на половцев в 1185 г. Уже более 200 лет оно волнует ученых и поэтов, художников и композиторов. Помимо художественных достоинств, по праву принесших данному произведению репутацию “жемчужины русской поэзии”, “Слово…” будоражит умы своими тайнами. Кто такая Дева-Обида, вступившая в неведомую Землю Трояню ? О чем кричит мифический Див “вверху древа”? Кто такие Карна и Жля, в дикой скачке сеющие по всей Руси из огненного рога губительную смагу (и что это, собственно, такое?).

Эти образы не похожи ни на какие другие. “Слово…” уникально. Именно поэтому велик соблазн объявить “жемчужину поэзии” безыскусной подделкой. Впервые его назвали фальшивкой в 1812 г. В статье “Взгляд на успехи российского витийства в первой половине истекшего столетия” лидер русской скептической исторической школы М.Т. Каченовский утверждал, что “Слово…” написано не ранее ХVI в. В 1834 г. его мысль была развита И. Беликовым. Логика первых скептиков была проста: поэма не имеет сходства ни с каким другим памятником древнерусской литературы. А, следовательно, является поздней фальсификацией. Идея успеха не имела, поскольку подобная аргументация была явно слабовата. Ее быстро забыли.

В 1890 г. французский славист Луи Леже вскользь высказал предположение, что “Слово…” — подделка, списанная с памятника конца ХIV в., рассказывающего о Куликовской битве, “Задонщины”. Эту мысль развил в 1940 г. в своей монографии “Le Slovo d’Igor” другой француз — Андре Мазон.

С Мазона уже можно вести счет парадоксам, в которые верят, потому что абсурдно. Исследователь заявил, что в первоначальном варианте “Задонщина” рассматривала Куликовскую битву как трагедию, военную катастрофу русских войск. И лишь позже ее история была сфальсифицирована и изображена как победа над Мамаем. С этой, ранней версии “Задонщины” и было списано “Слово…” — рассказ о поражении войск князя Игоря от половцев в 1185 г.

Подделка была создана, по Мазону, в конце ХVIII в. Ее автором был директор Московского архива Коллегии иностранных дел Н.Н. Бантыш-Каменский. В качестве исходного материала для фальсификации он привлек “Историю” В.Н. Татищева, Библию, а также романы о пиратах и индейцах, из которых брались имена героев (например, прозвище князя Всеволода — “Буй Тур” — явный плагиат с “Чингачгук — Большой Змей”). Целью создания “Слова…” было прославить империализм Екатерины II, польстить ей — мол, она также рвется на юг и завоевывает Северное Причерноморье, как некогда русские князья стремились к “луке моря”.

На борьбу с Мазоном были мобилизованы советские историки и филологи: Д.С. Лихачев, Н.К. Гудзий, В.П. Адрианова-Перетц, Ю.М. Лотман. После выхода специального сборника: “Слово о полку Игореве” — памятник литературы ХII века” (М.; Л., 1962) по идеям французского слависта был нанесен серьезный удар, на время притихли даже его зарубежные сторонники.

Но передышка оказалась недолгой: прах концепции Мазона еще не успел остыть, как в феврале 1963 г. в Пушкинском доме в Ленинграде выступил с докладом Александр Александрович Зимин. Когда в обморочной тишине отзвучало его последнее слово, председательствующий И.П. Еремин потрясенно произнес, что находится в состоянии шока. И было отчего: “Слово…” объявил фальшивкой не представитель буржуазной филологии, который по определению не может сказать ничего путного, а восходящая звезда советской исторической науки, признанный и блестящий ученый. Годом раньше, в возрасте 42-х лет, Зимин даже баллотировался в члены-корреспонденты АН СССР (уникальный для гуманитария того времени случай!).

Историк, в принципе, заимствовал схему Мазона о первичности “Задонщины”, но провел гораздо более тщательное исследование текстов. Но оно ничего не объясняло: Зимин пришел к выводу, что зависимость “Слова…” от “Задонщины” не прямая, между ними существовал какой-то неизвестный памятник, с которого и было списано “Слово…”. Однако, в таком случае, почему невозможно существование обратной схемы: “Слово…” — неизвестный памятник ХIII-ХIV вв. — “Задонщина”? Ответа на него в почти 1000-страничном труде ученого найти невозможно.

Зимин, вслед за Мазоном, считал, что памятник был создан в конце ХVIII в. Иоилем Быковским, архимандритом Спасо-Ярославского монастыря (где был найдет список поэмы) при непосредственном участии графа А.И. Мусина-Пушкина, который потом сделал вид, что случайно “нашел” текст в библиотеке обители. При этом процесс фальсификации истории у графа был поставлен на широкую ногу: он изготовил поддельный Тмутараканский камень (камень с надписью на древнерусском языке), а затем, чтобы доказать его “подлинность”, специально сделал в “Слово…” особую вставку, в которой упоминается таинственный “Тмутараканский болван”. Целью подделки было уже известное “восхваление южного империализма Екатерины II”.

17 мая 2001 г. в Варшаве на Международной Школе гуманитарных наук Центральной и Восточной Европы о поддельности “Слова…” было заявлено в очередной раз. На этот раз с разоблачениями выступил профессор Гарвардского университета Эдвард Кинан, ученый, обладающий репутацией “ниспровергателя авторитетов”, “человека с абсолютной научной смелостью”, “грозы ложных стереотипов”.

Поскольку фигура Кинана в современной русистике во многом является знаковой, стоит напомнить его творческий путь. Свою научную карьеру он создал в качестве ниспровергателя “мифов русской средневековой истории”. Первый шаг на этом поприще был вполне приличный: в 1969 г. ученый убедительно доказал сомнительную подлинность ярлыка хана Ахмата Ивану III. Работа получила признание. Но в дальнейшем качество трудов гарвардского профессора резко снизилось, зато прямо пропорционально увеличилась их спекулятивность и скандальность.

Мировую известность Кинану принесла изданная в 1971 г. книга, посвященная переписке царя Ивана Грозного с беглым князем Андреем Курбским[3]. Это известный комплекс из пяти писем (двух Грозного и трех Курбского), созданных в 1564-1579 гг. Кинан же объявил их подделкой, созданной в ХVII в. По его версии, между 1623 и 1625 гг. князь Семен Иванович Шаховской написал письмо царю Михаилу Федоровичу, в котором жаловался на несправедливые гонения и произвол властей. Однако послание не было отправлено, поскольку опала внезапно кончилась, и Шаховской вновь оказался в фаворе. Но ему было жалко уничтожать текст, написанный с такой душой, и он его подредактировал, изобразив произведением ХVI в. — письмом своего дальнего родственника Андрея Курбского к царю Ивану IV.

Перед смертью патриарха Филарета в 1633 г. Шаховской решил написать аллегорический комментарий к современным ему событиям. Ему понравилось прятаться за спины давно умерших предков, и теперь он сочиняет этот комментарий в виде ответного письма царя Ивана на имеющееся “Первое послание Курбского”. В 1670-е гг. несколько аристократов, сторонников абсолютистских взглядов царя Алексея Михайловича, составили из понравившегося им “Первого послания Грозного” конспект — получилось “Второе послание Грозного”. А их идейные оппоненты, критики романовского деспотизма, сочинили тексты, известные как Второе и Третье послания Курбского и “История о великом князе московском”. Эти произведения были не более чем аллегорией, скрывающей за своими образами отношения России с Польшей и трудную судьбу старой аристократии при “молодой бюрократической монархии” первых Романовых. Никакой переписки царя и бежавшего от государева гнева боярина в ХVI в. не было!

Книга Кинана имела очень большой резонанс — на нее вышло более 30 рецензий. В России и Дании были изданы целые монография, направленные против концепции гарвардского ученого[4]. Сам факт выступления Кинана сыграл положительную роль: на волне опровержения его взглядов произведения Грозного и Курбского были тщательно изучены и в 1979 г. переизданы. Правда, не обошлось и без примет эпохи: партийные идеологи пытались порекомендовать ученым не печатать все обнаруженные в списках писем разночтения, “дабы не лить мельницу на воду Кинана”. Однако, несмотря на это, критика идеи о подложности переписки была убедительной, взгляды американского ученого признали ошибочными. Причем и советские, и западные историки выступили здесь с редким единодушием.

(Ответить) (Уровень выше)

(Читать комментарии) -