[Recent Entries][Archive][Friends][User Info]
July 10th, 2018
| July 10th, 2018 | |
|---|---|
| 07:16 am [Link] |
патент на деградацию Невзоров разъясняет про Достоевского и русское мессианство. ...Дьячковская доктрина получила название ``Москва - Третий Рим''. Согласно ей, у России особая роль. Ее предназначение - спасти мир от ``зла развития''. Патриоты чуть перестарались. Старая еврейская байка превратилась в выданный богом патент на деградацию. Личная подпись божества в патенте проставлена не была, но, как клятвенно заверил Мисюря, только по той причине, что в нужный момент закончились чернила. Почему идея ``народа-богоносца'' оказалась на тогдашней Руси столь успешной? Потому что именно в эпоху Василия-3 и Ивана-4 уродство российской жизни потребовало радикального оправдания. Дело в том, что вместе с германскими пушкарями и итальянскими зодчими - в наглухо законопаченную Русь просочились первые подробности об окружающем её мире. Стало известно о телескопах, университетах и трусах. Это были крайне неприятные новости. ``Русский мiр'' смутился и пожелал объяснений. Тут-то очень кстати пришлись откровения Мисюри и Филофея. Всяким Коперникам досталось лаптем по их наглым научным мордам. Цивилизация, право и свобода были объявлены ``злом бесовским'', а святая Русь - победителем этого зла. Отсталость оказалась не бедой, но ``высшим замыслом'', а свинство - главным оружием против Антихриста. Сама же Московия была означена тем ``Третьим Римом'', который научит весь мир запаривать репу, правильно сажать на кол и бить поклоны. Как всем известно, выполнение этих действ неизбежно повлечет наступление ``царствия небесного'' на всей Земле, а заплаканный Антихрист запрется в дальней каморке ада. Держава поняла, что обзавелась национальной идеей и возликовала. Всенародно исполнить ``Вставай, страна огромная!'' в тот момент не получилось. Песня еще не была написана. Впрочем, даже это не смогло омрачить праздник. Однако склепать доктрину ``на века'' не получилось. Филофея загрызли клопы, а Мисюря спился так, что ``забыл грамоте''. Из-за этих несчастий великая идеология осталась немного недописанной и недоношенной. Жырно набросил, уважаю. Спасение мира от "зла развития" как было национальной идеей при Николае 1-м, так и осталось при путлере, ничего не меняется. Сраная мечтает видеть себя всемирным жандармом и держимордой, и видит в том свое мессианское предназначение. Привет Current Mood: |
| Time | Event |
| 04:05 pm [Link] |
sexual counter-revolution Чудесный документ http://www.mit.edu/activities/safe/d "concent code": список правил, которые обязаны заучить наизусть студенты, и их неукоснительно придерживаться, чтобы не стать насильниками (мальчики) или пособниками насильников (девочки). В нем прекрасно все, и длина, и предельно бюрократический язык, и детали употребления. В 1957-м году канцлер University of California, Berkeley афористически припечатал "The three purposes of the University?--To provide sex for the students, sports for the alumni, and parking for the faculty." - "Три задачи университета? Предоставить секс студентам, победу в спортивных соревнованиях выпускникам и парковки для профессоров". Не знаю как уж там со спортом и паркингом, но со студенческим сексом современные американские университеты борются примерно как с наркоманией и пьяным вождением автомобиля. И вот еще http://www.spiked-online.com/spiked-rev ...Ironically, the enormous impact of #MeToo proves the power some women now have; its influence demonstrates the very status #MeToo's proponents claim they lack. But just as women have gained power, the currency has changed. A decade ago, young female journalists made column inches out of stories revealed over flirtatious Westminster lunches. Today, those same journalists make columns out of those same lunches - but this time casting themselves in the starring role. Once, men held power and women gained influence through flirting. Now, more women are on top and they gain power - access to platforms and resources as well as the moral high ground - through making their private suffering public. The #MeToo movement has, on both sides of the Atlantic, publicly brought down once-powerful men. Striking a blow against the patriarchy (albeit a jaded patriarchy well aware of its own obsolescence) lends it a veneer of radicalism. But #MeToo has endured not because it is radical but because it is fundamentally conservative. The movement's focus on vulnerable women in need of protecting and predatory men in need of taming rehabilitates age-old tropes. Yet again, women are cast as innocents whose life's work is to ward off unwanted sexual advances. Women have always policed sexuality. But the matriarch who threatened dire consequences to girls who let boys 'go too far' was once ridiculed. Today she's back - only now she wears dungarees and an 'I heart consent' badge. She doesn't warn against unwanted pregnancy or even sexually transmitted infections. Instead she tells young women of the irreparable psychological trauma that will certainly be induced if sex is not preceded by the incantation of previously rehearsed scripts. In this way, the #MeToo movement feeds into a reappraisal of the sexual revolution as fun for men but bad for women. #MeToo has exposed an apparent generational divide within feminism. Many young feminists blame the older generation for either ignoring or, worse, colluding in sexism. Older feminists decry these identity-obsessed 'snowflakes', unable to determine what women are, still less what they want. Younger feminists are more likely to consider whistling, knee-touching and winking to be sexual harassment, while older women bemoan the end of flirtation. This generation war is ugly: it can seem as if no insult is too offensive it can't be hurled at a second-wave feminist. The main criticisms of the sexual revolution - that it went too far, that it robbed women of legitimate reasons to say no to sex, that it encouraged commitment-free sex rather than lasting relationships - have become widely accepted. Those now arguing for a sexual counter-revolution insist that men and women are fundamentally different and that while men enjoy casual sexual encounters, women do not. Many have reached the conclusion that the sexual revolution sold women the lie that casual sex was empowering, while all along it was really only men who gained. But these criticisms hold a previous era to account for promises it never actually made. The #MeToo movement throws up daily illustrations of the consequences of trust abused. In response, the call goes out for more regulation of relationships between men and women in the workplace, on campus and on the street. This public regulation of private interaction takes away the freedoms gained during the sexual revolution. There is no longer an assumption that men and women, as equals, can freely and spontaneously negotiate relationships on their own terms. Instead, people need to defer to rules, frameworks and codes of conduct, for their own safety. Those who refuse need professional re-education in consent workshops. The key claim of this sexual counter-revolution is that sexual harassment and rape cannot be defined objectively. What is important in determining abuse is not the behaviour itself, but whether or not it is wanted. The understanding and the intention of the accused is irrelevant. The feelings of the accuser - even if not made clear - are all important. Winking and whistling are sexual harassment not because of anything intrinsically harmful about them, but because they are unwanted. Rape becomes redefined as unwanted sex. Sex, by the same logic, is no longer something created spontaneously between people in the give and take, rough and smooth, of a messy real-life interaction. Rather, it becomes a consciously desired, formally summoned and sanctioned, wanted good. This focus on 'wanted' and 'unwanted' sexual interactions throws up new problems. Sometimes we don't know what we want until we have it, or no longer have it, or begin to have it. Seduction, the stuff of countless novels, poems, films and cheap romances, is the art of persuading someone to want to have sex with you. It forms the basis of stories dating back over centuries because it taps into deep-rooted fantasies. To be seduced, to be persuaded to want someone, is thrilling. Seduction is not just powerful men and passive women. The tension and excitement of chasing, persuading, making yourself attractive and desirable, making someone want you, is enjoyed by men and women alike. Passion and love are made in seduction far more than in the physical act of sex. The redefinition of rape and sexual harassment as unwanted behaviour further contributes to the presumed riskiness of sex. It is difficult ever to know what another person truly wants - and even the act of ascertaining whether something is wanted can itself be unwanted. Young adults have been taught that the only way to inoculate themselves against the danger of doing something unwanted is through the formal process of ascertaining consent. One legacy of the sexual revolution is that when it comes to sex there are few remaining taboos. Consenting adults can do with and to each other anything they please. The imagination, not morality, sets limits on sexual activity. But the emphasis here is on the consenting. It might be the case that anything goes, but for consent to be requested and given things can't be worked out in the heat of the moment. There's no room for spontaneity when everything must be predetermined and micromanaged. Once underway, you can't veer off-script. Of course, in the reality of the sexual encounter, what we want is not known in advance, but made up as we go along. But what we can never consent to is sex without consent. * * * Самое же главное, что произошло от #metoo, по факту это движение нахуй отменило секс в традиционном виде. Учитывая количество порно, интерактивного порно, секс-роботов, 3д порно на любой вкус, потребность в женщинах для секса перестала быть насущной. Стараниями антисекс-феминисток, добивавшихся и добившихся насаждения стандарта, ухаживание превратилось из романтической и увлекательной игры в последовательность договоренностей, по формату ничем не отличной от секаса с проститутками. В результате же, совращение нарисованной Гермионы Грейнджер стало и интереснее, и романтичнее, и увлекательнее, чем общение с живыми женщинами, что проститутками, что непроститутками, благо разницу старательно стирали и стерли. В теории, в сексе (по согласию или в проституции Вайнштейн-стайл) нет ничего страшного, и от стакана воды он отличаться не должен. Но на практике, секс сделали травматическим или потенциально травматическим как раз те самые борцы с харассментом, которые боролись за благополучие травматизированных. И теперь это занятие скучное, непродуктивное, тухлое как носки и потенциально опасное - травмами для теток и metoo-разбирательствами для дядек. В общем, пухлая рука Андреи Дворкин дотянулась из могилы, и секс отправился на свалку истории, вслед за курением, виниловыми пластинками, VCR и компакт-дисками. Ну и хуй с ними тащемта, будем торренты качать. И дешевле и проблем меньше. Автор текста из spiked-online зовется Joanna Williams, бывшая феминистка, уволившаяся из движа по понятным причинам, и она изрядно много всего пишет, и что мне попадалось - было чрезвычайно умно. Сделаю выписки, если доберусь руками. https://www.indexoncensorship.org/2 Привет Current Mood: |
| Time | Event |
| 06:41 pm [Link] |
рука об руку с джихадистами Джоанна Уилльямс про фем-цензуру, тоже очень хорошо https://www.indexoncensorship.org/2 To be a feminist today is, it seems, to support censorship rather than free expression. In the name of feminism university students have banned speakers, advertisements, posters, newspapers and greetings cards as well as, most famously, Robin Thicke's hit song Blurred Lines from campuses across the UK. The Victorian idea that men will become rapacious at the sight of bare female flesh has been updated with an assumption that girls will develop anorexia if the flesh on display is too skinny. This insults men and patronises women. There has always been an uncomfortable relationship between feminism and free expression. Early campaigners fought for women's rights to education, to work and to vote but many had their roots in the temperance movement and, at times, appeared more concerned with civilising men than liberating women. The sexual liberation of the 1960s and 1970s sat alongside attempts by radical feminists and conservatives alike to ban pornography. Every step of the way, the demand from some women for greater freedom has been met by calls from within feminism for free speech and free expression to be restricted. Today, a censorious strand of feminism is on the ascendancy as feminism increasingly becomes blurred with identity politics. * * * В 1960-е и 1970-е феминизм был лево-либеральным течением. Про то, что основание феминизма - "Social Purity Movement", движение за социальную чистоту, против развратных женщин, супружеских измен, абортов, алкоголя и мюзик-холлов, мы как-то забыли, и совершенно зря. Ибо последние 5-10 лет феминизм вернулся к корням и превратился в монолитное ультра-правое движение, по своим ценностям не сильно отличное от муслимских братьев или христианской ультра-правой. Феминистки начали борьбой с проститутками, и ей же и закончили, рука об руку с джихадистами. Я не удивлюсь, если феминистки за запрет абортов, которые сейчас в меньшинстве, лет через пять-десят обретут как минимум паритет с феминистками против. Потому что все к этому идет. В 1990-е цензурой масс-культуры занимался Parents Music Resource Center, комитет, созданный женами сенаторов и конгрессменов, по большей части ультра-правых, а граждане музыканты, от The Ramones до Sonic Youth, посвящали им матерные сочинения. Последние годы жизни Фрэнк Заппа убил на борьбу с PMRC, о чем написал в своей автобиографии. Сейчас же цензурой, в том же самом формате, занимаются феминистки, но аналогичных хуев в панамку никто им не сует. Считаю, это недосмотр. Привет Current Mood: |
| Time | Event |
| 07:00 pm [Link] |
про преследования госнаркокартелем бакалейщиков Очередные новости про преследования госнаркокартелем бакалейщиков. https://www.novayagazeta.ru/articles/20 Ну типа - если человек ввез 40 тонн семян мака, а в них нашли 0,00069% морфина, 0,00049% кодеина, значит он ввез 200 грамм того и другого, а это уже распространение крупной партии наркотиков. По этому делу до кучи арестовали эксперта из Пензенское НИИ сельского хозяйства, которая написала в экспертизе, что следовые количества алкалоидов выделить невозможно, и держали ее под арестом, потом под подпиской о невыезде, почти пять лет; а коммерсов, которые легально закупили и растаможили испанский мак, держали пять лет в СИЗО. Теперь им светит пожизненное. По ссылке от ![[info]](http://lj.rossia.org/img/userinfo.gif) ac10zzk.Надо ли уточнять, какая страна говно? Наверное, не надо, все знают, что сраная рашка. Привет Current Mood: |
sick| Previous Day | 2018/07/10 [Archive] |
Next Day |