А кто это - Мырзин?

все, кто сасет у дохлого ослоеба кастаеды — ласось

Истинно!

Бумажный совсем ебанулся.
Додумался, в Незалежную подался... Не, ну это ж каким ёбнутым надо быть?

Аверченко А.Т.

ПРИКЛЮЧЕНИЕ АКТЕРА БРОНЗОВА

Перебравшись через большевистскую границу, актер Бронзов встряхнулся, как собака, выпрыгнувшая из холодной воды на берег, выпустил из себя сжатый большевиками воздух и, радостно фыркнув, въехал в земли украинские.
-- Ф-фу!!
Растянувшись на мягких пружинах купе спального вагона, мечтал по-карамазовски -- сладострастно:
-- Вот приеду в Киев -- будет что порассказать! Удивлю. И обыскивали, и чуть было не арестовали, и костюм новенький забрали. Прямо граф Монте-Кристо! Тысяча и одна ночь! Приключения Ливингстона в Центральной Африке!
* * *

Весь Крещатик кипел и бурлил, как раскаленный дьяволом гигантский котел.
Внутри афишных тумб наскоро устраивали новые паштетные. В проезжавшем автомобиле испортился механизм. Автомобиль остановился и, пока его чинили, в кузове наскоро открыли паштетную. На тротуаре валялась брошенная кем-то коробка от гильз. В ней пробегавший мимо мальчишка устроил паштетную.
Три знакомых москвича окружили ошарашенного суматохой Бронзова.
-- Давно из Москвы? Как добрался?
-- Ах, это целый роман! -- отвинтил Бронзов невидимый кран. -- Прежде всего, в Зернове большевики меня задержали и стали осматривать вещи... Один высокий, черный такой, с усами...
-- Короче! -- лениво перебил его киевский старожил (он жил в Киеве уже 2 месяца). -- Догола раздевали? В волосах бриллианты искали? Золотые зубы изо рта вынимали?
-- Н-нет, -- с сожалением вздохнул Бронзов. -- Не раздевали. Не вынимали. А только один такой, маленький, бритый, арестовать хотел, но я...
-- Так чего вы лезете со своими рассказами? Надоело! Что же это за переезд через границу: "чуть-чуть не обыскали", "чуть-чуть не арестовали"... Пресно, голуба!
Киевляне покатили дальше, а Бронзов угрюмо усмехнулся и проворчал:
-- Ишь, черти. Не проберешь. Обыска им мало, выбрасывания из вагона мало. Заелись.
Он ухватил за пуговицу пробегавшего мимо знакомого:
-- Куда вы?
-- В паштетную. Пирожное с белым хлебом есть. А вы?
-- А я из паштетной. Кекс ел с белым хлебом. Что же вы не спрашиваете, как я доехал?
-- А что? Разве в дороге случилось что-нибудь особенное?
-- Ну! Шутка ли, -- загорелся священным огнем Бронзов. -- Большевики дорогой три раза арестовывали. В волосах бриллианты искали! Зуб золотой вынули!!
Знакомый лениво потянулся, зевнул...
-- Тек-с! тек-с. Бывает. Штыками в спину кололи? На рельсы перед маневрирующим паровозом клали?
-- Что вы? -- испугался Бронзов. -- Разве можно?
-- А меня клали! Так черт ли я буду слушать ваши пошлейшие бриллианты в волосах?! Задерживают зря на тротуаре! А я как раз спешу по делу. Тут один дом снарядом попорчен. Так мы с приятелем в дырке паштетную открываем...
Убежал.
Полупогасший Бронзов схватил за руку полузнакомого москвича. Залепетал, а глаза кротко молили: "удивись, скотина!".
-- Стойте! Ехал. Через большевиков. Штыками кололи. На рельсы клали. Дочиста. В чем мать родила вырвался. Скальп сняли. Оброс, слава Богу. Вам только одному и рассказываю. Доверительно.
-- У стенки стояли? -- скучающе осведомился полузнакомый. -- Пулю в лоб имели? Поймите, что все остальное приелось. Все рассказывают одно и то же.
* * *

Только к вечеру в пивной "Утешение" Бронзов имел некоторый успех. Слушали благосклонно с некоторым почтением и даже слегка удивлялись:
-- На Орше поставили меня к стенке. Пли! шесть пуль в груди, одна так, кое-где. Падаю! три штыковых раны. Кладут в могилу. Засыпают. Засыпался я, но потом думаю: "нет, шалишь! Еще польска не згинела". Была у меня в кармане пилочка для ногтей... Разрыл пилочкой с трудом могилу, вылез, выковырял пули, украл аэроплан, вырезал все население, да и сюда. Над Фундуклеевской мотор стал давать перебой, да наплевать уж... Хе-хе, не страшно. Прямо на паштетную трах, уселся и конец. Человек! Еще дюжину пончиков и фунт белого хлеба с маслом! Получите, кстати, и за пирожные сто сорок два с полтиной.