Порус о рациональности

"1. Рациональность мысли и действия (в том числе - находящая свое
воплощение в науке) - одна из основных ценностей, образующих горизонт
культуры. Попытки вывести рациональность из этого ряда, низведение ее до
инструмента для достижения прагматических целей, имеют в конечном счете
контркультурную направленность. Иными словами, культура в моем понимании -
это в высшей степени рациональный тип человеческого бытия. Разумеется, это
не означает, что все содержание культуры сводится к рациональному; более
того, культура, в которой рациональность уродливо гипертрофирована (и,
следовательно, обращена в свою противоположность), не может жить и обречена
на гибель. Культура без рациональности или с недоразвитой рациональностью
подобна умалишенному, культура, в которой рациональность вытесняет и
подменяет собой все или многие иные человеческие ценности, подобна
умирающему от жажды.
Современный рационализм как философское мировоззрение сохранит
значимость и перспективу, если сможет достойно ответить на эти два вызова:
контркультурного иррационализма и столь же разрушительной для культуры
гипертрофированной рациональности. Поэтому исключительно важна работа над
оформлением критико-рефлексивного "самосознания" рационализма; недостаток
такового, по моему мнению, является причиной грустных явлений, когда
рационалисты, как будто защищающие свое мировоззрение от названных угроз,
как-то исподволь становятся похожими на своих противников, иногда заимствуя
у них и терминологию, и шкалу оценок.
2. Наука нашего времени - сложное многомерное явление, для оценки и
понимания которого не достаточны упрощенные идеализации. В ХХ веке стало
модой критиковать науку за то, что она якобы отворачивается от человека, от
наиболее важных для него проблем: смысла и ценности его жизни, выбора
культурных ориентаций, самоопределения личности в пространстве свободы. Эта
критика часто несправедлива. Однако нельзя отмахиваться от нее с помощью
хрестоматийных сравнений науки с инструментом, который, дескать, не
ответственен за способы его применения. Наука, самосознание которой
акцентирует ее служебную, инструментальную роль, по сути, соглашается занять
маргинальную позицию по отношению к культуре. Это таит в себе опасность и
для науки, и для культуры.
Некоторые оптимисты полагают, будто наука - самая здоровая часть
культуры, что иммунитет рационального критицизма предохраняет ее от
разложения даже тогда, когда культура в целом клонится к упадку. Я не
разделяю такого оптимизма. В больной культуре не может быть здоровой науки.
Но наука - один из важнейших защитных механизмов культуры. Самосознание
науки неотделимо от философии. Поэтому философия, противопоставляющая себя
науке, занятая только критикой научной рациональности, волей или неволей
работает на упадок культуры, является разрушительной силой, что бы ни думали
об этом те или иные мыслители.
3. В своих взглядах на культуру я присоединяюсь к традиции, идущей от
Канта: культура определяется ценностями, концентрирующимися вокруг
абсолютной значимости Человека. Мне известны и понятны аргументы критиков
этой традиции. Многие из этих аргументов серьезны и заставляют искать и
находить новые ресурсы ее интеллектуальной защиты. Говорят о биологических и
социобиологических предпосылках морали и нравственности, об исторической
относительности моральных норм, об эволюции культуры, в ходе которой
ненадежные скрепы морали замещаются (якобы к общей пользе) жесткими
правовыми каркасами. Глубокомысленно подчеркивают многообразие и даже
"несоизмеримость" культур, из чего делают (совершенно нелепый, на мой
взгляд) вывод о неправомерности культурных универсалий (словно речь идет о
сравнении людей с муравьями или "пришельцами"). Протестуют против
"репрессивности" культуры по отношению к индивиду, затиснутому в ее матрицы
и обреченному на бунт ради своей свободы. Ссылаются на исторический опыт,
якобы свидетельствующий о том, что именно стремление к "высшим ценностям"
культуры часто оборачивается глобальными гуманитарными катастрофами,
вспоминают, что дорога в ад вымощена благими намерениями; призывают
переложить реверс: не человека ориентировать на культуру, а напротив,
культуру ориентировать на человека, каков он есть, а не на вымышленную его
"сущность" и связанные с ней "абсолюты".
Можно спорить или соглашаться с разными трактовками культуры,
по-разному оценивать современную культурную ситуацию и исторический путь,
который к ней привел. Но необходимо осознать грань, за которой критика
частных культурных состояний превращается в тотальную критику культуры. У
человечества есть только два пути: путь культуры (со всеми его недостатками
и трудностями) и путь в пропасть, путь в пост-человеческую реальность,
наподобие той, какая изображена в романе Татьяны Толстой "Кысь".
Разговорцы и разговорчики о неминуемом "закате культуры" шли и раньше.
Но на пороге XXI века, который, боюсь, может оказаться страшнее своего
предшественника, они уже не выглядят невинными словесными упражнениями. Мне
отвратительны и мазохистский пессимизм, смакующий детали наступающей
катастрофы, и дурацкий оптимизм, отводящий тревожные упоминания о кризисе
культуры вариациями на темы "авось" и "небось". Да, культура смертна, но
продолжительность ее жизни напрямую зависит от усилий людей. Проблема в том,
как направить эти усилия.

К. Хюбнер выделяет пять основных форм интерсубъективности (т.е.
общезначимости, обеспечивающей продуктивную интеллектуальную коммуникацию),
в которых проявляет себя рациональность: семантическую интерсубъективность
(ясность и общая приемлемость понятий и построенных из них суждений),
эмпирическую интерсубъективность (обоснованность чьих-либо высказываний
эмпирическими фактами, бесспорными для всех участников дискуссии),
логическую интерсубъективность (обоснованность высказываний логическими
выводами), операциональную интерсубъективность (ясность, воспроизводимость и
общеприемлемость определенных образцов деятельности), нормативную
интерсубъективность (ясность, понятность и общее согласие относительно
правил поведения).
Но интуиция "интерсубъективности" ведет к выводу, чрезвычайно важному
для К. Хюбнера, но шокирующему для тех, кто видит в науке и только в ней
парадигму рациональности: большинство противопоставлений "рациональной
науки" и "иррационального мифа" неверны и не имеют убедительных
методологических оснований. Если рациональность - это многообразие форм
интерсубъективности понятий и суждений, то миф не менее рационален, чем
наука.