А Вы любите Унксову?
Оля ее немного знала.

Наверное, люблю - не то слово, но ценю - очень.

А Оля ничего об их знакомстве не писала?

Я-то о ней узнала из того единственного её сборника, который вышел в Тель-Авиве и который совершенно невозможно теперь найти.

Нет, Оля о ней ничего не писала.

Я просто удивился отчасти, п. ч. Вы говорили, что не любите Соснору, а у Унксовой есть элементы сходства с (ранним) Соснорой.

Впрочем, Вы, кажется, любите Шварц — там есть и это.

Да, Вы совершенно правильно помните - не люблю Соснору (и раннего, в том числе) и люблю Шварц. Но некоторое совпадение приёмов ведь мало что определяет в наших пристрастиях и антипатиях, не так ли?:-)

Так.
Никогда до конца не знаешь, кто и из-за чего нравится.

Спасибо большое за ссылки: прекрасный поэт, о котором ничего не знал, кроме (краем уха) имени — это для меня настоящее открытие; все стихи очень "мои".
"Двухголосная инвенция" потрясающая.

Ещё раз спасибо.

Не за что. Рада:-)

спасибо за ссылки.

Nikogda ne slyshala, spasibo, budu chitat'

:-)

Не за что:-)

К сожалению, никогда не слыхал раньше, спасибо.

Да, о ней почти не знают\забыли.

Да и не знали никогда особенно. Она и в Ленинграде была очень условно "известна", т. е. ценима — только в своем кругу, а он был довольно узкий и маргинальный.

А эмиграция по тем временам — скорее наоборот — могла создать имя. Очень многие имена никогда бы не создались, если бы их носители не уехали в 70-80 гг. В советское и первое постсоветское время было очень большое внимание к зарубежным радиостанциям и изданиям. Сейчас, конечно, другая ситуация.

В перестроечное время были большие публикации Унксовой в журналах, кажется в прибалтийских — "Роднике" или "Радуге" (могу и ошибаться) — но большого впечатления они не произвели, да и лобби у нее особого не было (см. выше про круг).

А эмиграция по тем временам — скорее наоборот — могла создать имя. Очень многие имена никогда бы не создались, если бы их носители не уехали в 70-80 гг.

Да, до некоторой степени эмиграция их и создавала, согласна - и не только эмигрантам.
Та же книжка Кари, вышедшая в Тель-Авиве, или "Москва-Петушки", напечатанные впервые там же, о том свидетельствуют.
Но согласитесь, положение у эмигрантов весьма специфическое - они как бы есть, и их как бы нету. Можно писать под их влиянием, можно даже откровенно воровать у них, но в контексте литературного процесса они отсутствуют. После короткого периода перестроечной открытости - границы снова устанавливаются и замки на них постепенно навешиваются, причём даже не по высшей воле, а снизу, инстинктивно, я бы сказала. При нынешней толчее это для многих представляется естественным выходом.

Вы говорите о нынешней ситуации, насколько я понимаю. Ну так она касается живущих вне России сейчас — т. е. в том числе нас с Вами.

В случае с Кари Унксовой речь шла об исторической ситуации советского и постсоветского времени. Это все-таки совсем разные обстоятельства.

Боюсь, Дана, что описанное Вами "специфическое положение" касается не только "эмигрантов" (Вы действительно считаете себя "эмигрантом"? — я нет, и именно потому, что слово нагружено предыдущими историческими смыслами, несет, с моей точки зрения, посторонние коннотации), но и вообще всех, сегодня всерьез пишущих. Все как бы есть и как бы их нету. Это связано, думаю, просто-напросто с полным изменением роли и места "изящной словесности" в русской общественной жизни.

Что Вы имеете в виду под постепенной навеской граничных замков, я, честно говоря, не совсем понял. Мои личные наблюдения этого, во всяком случае, не подтверждают (если я Вас, конечно, правильно понимаю). Другое дело, что в России давно уже перестали интересоваться живущими вне России только по той причине, что они живут вне России. И это, я полагаю, скорее хорошо.

Вы говорите о нынешней ситуации, насколько я понимаю. Ну так она касается живущих вне России сейчас — т. е. в том числе нас с Вами.
Всё так. Но она касается и тех, кто принадлежит к предыдущему поколению уехавших и невернувшихся (или даже вернувшихся, но продолжающих декларировать свою отъехавшесть, как например, Генделев).
Такие разные имена, как Волохонский, Мнацаканова, Савелий Гринберг или Илья Бокштейн, объединяет именно это положение в контексте нынешней литературной жизни, вернее, не положение в ней, а зияние.

Боюсь, Дана, что описанное Вами "специфическое положение" касается не только "эмигрантов"
И тут согласна. В том же (или подобном) положении оказались и некоторые жители бывших республик.

Вы действительно считаете себя "эмигрантом"?
Тут ведь речь не о том, что мы с Вами считаем, Олег, а в том, кем считают нас.

Что Вы имеете в виду под постепенной навеской граничных замков, я, честно говоря, не совсем понял.
Пока что это скорее гипербола, чем что-то иное:-)

Другое дело, что в России давно уже перестали интересоваться живущими вне России только по той причине, что они живут вне России. И это, я полагаю, скорее хорошо.
Эту Вашу фразу можно прочесть двояко, в одном случае, это, действительно, однозначно хорошо, в другом - напротив.

>И тут согласна. В том же (или подобном) положении оказались и некоторые жители бывших республик.

Нет, Дана, я имею в виду, что все (всерьез пишущие, тем более стихами), кто бы где ни жил, в том числе и в России, в том числе в Ленинграде и Москве, оказались именно в этом "специфическом положении". Кроме тех, кто успел сделать себе "устойчивые имена" до перелома парадигмы — но это касается и живущих в России, и живущих вне ее. В положении "Савелия Гринберга или Ильи Бокштейна" со своей точки зрения оказываются очень многие, живущие не только в русской провинции, но и в Москве-Петербурге. И некоторые из них, кстати, склонны объяснять это свое положение излишним вниманием, уделяемым "эмигрантам" (как это было, например, во время Биеннале).

>Эту Вашу фразу можно прочесть двояко, в одном случае, это, действительно, однозначно хорошо, в другом - напротив.

Для повышенного интереса ко всему "заграничному" во времена полной запертости в пределах СССР еще можно было найти какие-то объяснения и оправдания. Сегодня это было бы просто-напросто смешно. Нормальной и желательной ситуацией я полагаю ситуацию, в которой место проживания вообще никого не интересует. Как оно не интересует меня.

Насчет Гринберга или Бокштейна я, конечно, ничего не знаю, но Мнацаканова, например, получила премию Белого, а с ней некоторую "проминентность", а Волохонский — благодаря хвостенковскому мифу и "Городу золотому" — вообще всегда на слуху. Мне кажется, это не очень удачные примеры.

Кроме того, мы с Вами — да и никто вообще (кроме Димы Кузьмина, чья бурдьеристская теория возможна, но все же не единственно возможна) — не определил еще, что такое "литературный процесс" сейчас, как он выглядит и как функционирует. Единственное, что ясно: он выглядит и функционирует "за переломом парадигмы", т. е. совершенно иначе. Мы просто не знаем, что в нем есть, чего в нем нет (т. е., иначе говоря, нам неизвестна настоящая "весовая цена события/ненаступления события" — упоминания-неупоминания, публикации-непубликации, рецензии-нерецензии) — в известном смысле у нас отсутствуют инструменты наблюдения.

Сегодня это было бы просто-напросто смешно.
Конечно. Я просто имела ввиду, что Вашу фразу можно прочесть и так, будто ТОЛЬКО по той причине, что они живут вне России, в России давно уже перестали интересоваться живущими вне её:-)

Нормальной и желательной ситуацией я полагаю ситуацию, в которой место проживания вообще никого не интересует.
О том и я. Но в данный момент это не так, увы. Посмотрите хотя бы отзывы на серию "Диаспора" или на "Улисса", да и сам факт появления и той, и другого свидетельствует, в общем-то, о том же.

а Волохонский — благодаря хвостенковскому мифу и "Городу золотому" — вообще всегда на слуху.
Согласитесь, Олег, для такого поэта, как Волохонский, это не очень серьёзное признание.

в известном смысле у нас отсутствуют инструменты наблюдения.
Правильно ли я поняла, что Вы считаете, будто находясь внутри потока, мы лишены возможности о нём судить?

>О том и я. Но в данный момент это не так, увы. Посмотрите хотя бы отзывы на серию "Диаспора" или на "Улисса", да и сам факт появления и той, и другого свидетельствует, в общем-то, о том же.

Свидетельствует. Только о чем? С известной точки зрения (которую Вы, вероятно, и имеете в виду) с "эмигрантами" продолжают возиться, как с писаными торбами, а на "отечественный продукт" внимания не хватает. Или бумаги — вся на "Улисс" ушла (это я вспомнил к слову, но не по делу, отрывок из давнего текста г-жи Бешенковской, трактовавшей не в шутку, что в Германии-де вся бумага уходит на проспекты магазинов, поэтому Кафку издать не на чем)!

>Согласитесь, Олег, для такого поэта, как Волохонский, это не очень серьёзное признание.

Честно говоря, в данном не соглашусь. Конкретно Волохонский никогда не был героем моего романа и, соответственно, уж очень важным или значительным автором в моей личной картине "литературы второй половины ХХ в." Но ведь у всех эти картины разные. И если нам приходится существовать в неиерархической, детотализированной литературе, то все картины имеют равное право на существование. Возмущаться не приходится. Я, например, отучился возмущаться — в том числе и обратным, когда мне кажется, что ничтожным или малозначительным персонам уделяется совершенно излишнее внимание и придается совершенно завышенное значение. Ничего не поделаешь — такая эпоха.


>Правильно ли я поняла, что Вы считаете, будто находясь внутри потока, мы лишены возможности о нём судить?

Само по себе (философски или физически) это очень верно, но я имел в виду нечто совершенно другое: изменилась система значений, и новая система еще никем толком не изучена. У нас нет языка описания новой ситуации — неважно, внутри мы или вне (а мы с Вами, например, — и внутри, и вне). Поэтому у нас нет инструментов оценки происходящего, волей-неволей мы пользуемся старыми, которые не годятся.

Наша система понятий о литературной жизни происходит из иерархически организованной культуры, причем довольно просто организованной. В ней было совершенно ясно, что для, как бы сказал Дима, "символического капитала" отдельного участника означает то или иное событие. Напечатали в "Новом мире" ("Континенте" / "Часах") — поднялся на такое-то количество ступенек. Вышла книжка — новый уровень (компьютерная игра такая).Что сейчас означает публикация в "Новом мире" или "Знамени". Или выход книжки. Для некоторых — по-прежнему почти все. Но эти некоторые быстро сталкиваются с тем, что в случае наступления этого события для них ничего особо не меняется. Прежде всего потому, что в глазах окружающих это событие имеет совершенно другой вес. А вот какой — пока точно не установлено. И я бы не стал тратить время и силы на установление этих (в чисто научном смысле, безусловно, очень интересных) закономерностей. Я просто хотел сказать, что "современная литературная жизнь" функционирует по другим законам. И эти законы нам неизвестны, как они неизвестны и более непосредственным ее участникам. В потоке и вне потока.

Я знаю, Олег, что nutlet@lj у Вас в ленте, но тем не менее:
курсив мой
разговор с редактором из толстого журнала:
р: вот вас Знамя печатает каждый год, это вы, наверное, дружите там с кем-нибудь...что ж...а у нас вот какое дело, мы хотим текстов нигде не употребленных...а телефон ваш мы получили от Н.! это серьезная рекомендация...гонорар у нас небольшой, но вы ведь иностранка, вас деньги не интересуют...
лэ: отчего же, деньги меня интересуют, и я не иностранка
р: ну... вы же понимаете о чем я! ...зато - мы вас можем номинировать на премию, в России теперь много вариантов...
лэ: спасибо, я подумаю
р: вы подумаете? а вот Н. нам сказал, что вы безусловно дадите тексты, он сказал, что вы обрадуетесь!
лэ: я рада, но все же подумаю
р.: подумаете? в вашем положении...я хочу сказать, какие у вас шансы на таком расстоянии? поэтов-эмигрантов всерьез никто не принимает, на них квота... ну да вы сами знаете...вот и Н. так считает...он сам сказал - русский поэт должен жить в России!

Да, Оля мне на это тоже сразу же указала. Я же не говорил, что таких людей и таких отношений вообще нету. Для этой редакторши, всеочевидно, мир толстых журналов и соответствуюшщих премий является единственно возможным "настоящим". Такие всегда были, есть и будут. Является ли это доказательством чего-либо, кроме московского хамства и неумения себя пристойно вести с авторами? Не знаю. Дана, если я приду к выводу, что Вы в этом вопросе правы, а я нет, я немедленно сообщу Вам об этом (я всегда так делаю, если бываю переубежден).

Договорились:-)