Ребенком мой младший брат Андроид постоянно страдал аллергией. Она появлялась неожиданно и заполняла все лицо красными прыщиками, которые потом долго не сходили. Родителей это всегда заставало врасплох, они не знали, что делать и просто запрещали брату определенные продукты, считая, что причина в них.

Запретные продукты отбирались по единственному критерию: все, что любил Андроид объявлялось вредным, смертельно опасной отравой. Брат пытался упираться, настаивал, умолял, но его не слушали. Запрет смягчался лишь тем, что, когда аллергия спадала, про него забывали. И не вспоминали до тех пор, пока физиономия Андроида снова не покрывалась яркой сыпью.

Со временем брат окончил школу, затем университет. Запреты потеряли обязательный характер и превратились в осторожные рекомендации, на которые Андроид не обращал внимания. За что и поплатился.

Вскоре он растолстел, аллергия постоянно преследовала бедолагу, высыпая в самых неожиданных местах, не только на физиономии. Брат превратился в неопрятное неповоротливое животное. Один глаз у него и вовсе перестал открываться, а губы всегда блестели несходящей пленкой жира. Невеселое зрелище.

Андроид пал жертвой либерализации семейных отношений.


Незадолго до наших дней

Из трех основных течений радикального модернизма один лишь дадаизм избежал политической ангажированности. Футуризм плотно сотрудничал с ранним фашизмом, по сути, став его эстетическим выражением. Поздний сюрреализм – с коммунизмом: многие сюрреалисты примкнули к Французской коммунистической партии.

Обособленный мыслитель Юлиус Эвола в юности тоже интересовался модернизмом. Однако, будучи итальянцем, он сошелся не с футуристами, играющими ключевую роль в художественном авангарде Италии, а с дадаистами.

Выбор будущего традиционалиста неожидан еще и тем, что программа футуристов (милитаризм, преодоление человека, антисентиментализм) в гораздо большей степени соответствовала взглядам Эволы, нежели пацифистский, миролюбивый дадаизм.

Спустя несколько лет, Юлиус Эвола стал апологетом войны и фашистской доктрины, причем в наиболее радикальной форме, временами критикуя фашизм справа.

И все равно дада…

Существует видео, на котором престарелый Эвола с блеском в глазах рассказывает о своих юношеских экспериментах в абстрактной живописи и дадаистской поэзии. Видно, что они все еще будоражат интегрального традиционалиста. Не футуризм, не героическая эстетика Третьего пути, а именно дада.

Пусть это историко-философское замечание останется без вывода. И завершится прямо так, без всяких церемоний.

Наконец вышел Опустошитель #11, посвященный живой смерти и мертвой жизни. Внутри, помимо прочих сокровищ, два моих текста:

рассказ "Вырождение". Продолжение "Спутников" из пятого "Опустошителя";
статья "Инцидент в нью-йоркском метро и немотивированное насилие", написанная для журнала об авторском кино Cineticle. В "Опустошителе" публикуется авторская редакция.

Известный екатеринбургский поклонник спортивного бильярда Станислав Курашев так отозвался о "Вырождении":

опять Климов с навязчивой темой "отца" и когда-то книжной девушки Веры замаскированную под Арину

По слухам Станислав перестал принимать лекарства, съехал с катушек и носится по городу, показывая всем желающим справку из психиатрической лечебницы, наделяющую подателя диагнозом шизофрения. Екатеринбургский шизофреник представлен в смертельном номере рассказом "Казнь в конце ноября на Трафальгарской площади".


Утро мастера. 15 декабря 2013

Федору Достоевскому приписывают фразу "Красота спасет мир", которую произносит персонаж романа "Идиот". Достоевский также знаменит и другой фразой. А именно: "Счастье всего человечества не стоит слезы одного ребенка".

Вряд ли найдется хоть один человек, который не согласится с тем, что плачущий ребенок – это красиво. В самом деле, слезы облагораживают.

Однако знаменитый писатель имел в виду не эстетическое совершенство, не визуальную красоту, но духовную, и прежде всего, красоту души. В таком случае соседство двух утверждений предстает еще более нелепым.

Всем известно, что красота (во втором значении) обретается через духовный труд, испытания, страдания. Но разве не о страданиях ребенка печется Федор Достоевский, говоря о слезах. Писатель-моралист отказывает детям в обретении красоты, захлопывает дверь в рай прямо перед их носом.

Причем делает это одновременно в двух мирах: земном, запрещая устроить счастье человечества из-за предполагаемой слезинки ребенка, и небесном, отказывая детям в духовном очищении.

Так под видом заботы моралисты отбирают у детей вечное райское блаженство, обрекая на вечные страдания в аду.

Перед переизданием "Языческого империализма" Юлиуса Эволы снилось, как мы с Верой пришли в кинотеатр. На входе в зал стоял Александр Дугин в строгом черном костюме и не слишком пышной бородой (как-то аккуратно подвернутой).

Дугин проверил наши билеты и кивком головы пригласил в зал с ярко-красными креслами. Я спросил у Веры, узнала ли она билетера. Да, она его узнала.

Александр Дугин принял нас в красный зал, мы прошли посвящение.

Пару дней назад Вера побывала в гостях у сестры и, воодушевленная, поделилась со мной впечатлениями. Недавно сестра отремонтировала кухню, теперь там новая бытовая техника, требующая немедленного использования.

Сестра с подругой крутятся в крохотном помещении между новой плитой, новым столом, новым холодильником и новым окном. Пекут немыслимое количество пирожков, кулебяк, пицц и прочей дребедени, запивая литрами шампанского, охлаждающегося в новом холодильнике, закуривая десятками сигарет через новую форточку.

И все это под нескончаемую трескотню двух телевизоров, установленных здесь же – в кухне. Комедийные передачи смакуют отборные пошлости, кухня взрывается хохотом тридцатипятилетних теток. Из бутылки брызгает шампанское, изо ртов выскакивают непрожеванные куски.

Толстухи трутся животами, задевают друг друга бедрами. Им тесно в крохотной кухоньке, но ужасно весело. На стол швыряют новую порцию теста, раскатывают, смазывают липкой вязкой дрянью, кидают фарш, режут помидоры, растирают сыр.

Очередная бутылка шампанского. Подруга пьет из бокала, сестра прямо из горла. В дверях показывается угрюмый профиль полумужа. Они развелись с сестрой несколько лет назад, но вскоре поняли, что это была ошибка, и попытались жениться вновь, но оказалось, что развод был неправильно оформлен. И влюбленные ждут исправления юридической оплошности.

Полумуж не пьет, ему это запрещено. Он интересуется, когда все закончится, сколько еще продлится вакханалия с истеричным гоготом, лязганьем противней и алкогольным излишеством. В углу тихо сидит дочь подруги. Полумуж показывает на нее пальцем и пеняет: постеснялись бы хоть ребенка…

Подруги не желают и слышать о прекращении. Они не покидают кухню уже не одну неделю и не собираются останавливаться. Женщины грубо выпроваживают растерянного алкоголика в спальню. Попытайся уснуть, говорят они и захлопывают за ним дверь.

А сами устремляются обратно на кухню – к безудержному веселью, обжорству и жизни полной удовольствий.

Недавно ехал в метро, и в вагон зашла собирательница милостыни. Побирушка стенала, что они потерпевшие и, пока дожидаются распределения, им нечем прокормиться.

Интонации резали слух необычной даже для метрополитеновских нищих мерзостью. Старуха не просто причитала, она почти пела, сбиваясь на наигранный плач. Призывала в помощь господа и благодарила от его имени, словно собирая подаяние для его пропитания, а не для своего.

Выступление заинтересовало мене еще и тем, что побирушка обращалась от множественного лица. Когда старуха закончила статичную программу и двинулась по вагону, я увидел, что она не одна, а с девочкой.

Смуглая девочка лет десяти сопровождала необъятную цыганку с совершенно отстраненны видом. Девочка молча жевала жвачку и несла в ушах огромные блестящие серьги.

Пассажиры приняли цыганок великодушно. Едва ли не каждый третий отсыпал что-нибудь из кармана. Добрые расчетливые люди, верящие, что когда-нибудь высшие силы вспомнят об их идиотизме и сделают поблажку в вечных мучениях.

Я же был заворожен отстраненностью молодой цыганки. Конечно, пока она только учится мастерству, но серьги… Огромные блестящие серьги должны были вынуть из ее ушей прежде, чем выводить на работу.

Наивные доброхоты не обратили внимания, но снять украшения нужно было хотя бы из любви к искусству. Негоже актеру, играющему Гамлета, появляться на сцене с грязным носовым платком, даже если платок упрятан в глубокий карман.

Раньше я считал, что побирушки уничтожают мораль и этим полезны. Если добро рифмуется с таким антиэстетизмом, вдобавок завязанным на жутких махинациях (сострадание как бизнес-ресурс), то постепенно даже самые наивные откажутся от морализма и перейдут к более осмысленным взглядам.

Но наивным оказался я сам, недооценив стремление людей к добреньким поступкам. Нищие могут щеголять перед пассажирами хоть в норковых шубах, им все равно отсыплют мелочь, как только услышат о страданиях и боге.

Мораль и сентиментальность превращают недалеких ловкачей, желающих грошовыми подаяниями застолбить место в раю, в мерзких недомерков, кормовую базу для всего самого отвратительного, что только можно придумать.

Курьер работал инверсивным курьером в культурологическом журнале, который все обожали. Вернее, иллюзия всеобщего обожания родилась в голове Курьера. Он приносил журнал заказчикам и слышал одну и ту же льстивую песню о необыкновенности уникального издания.

Со временем Курьер перенес обожание на себя и превратился в самовлюбленного сноба, которому все позволено. Стал грубым, заносчивым и нетерпимым к критике.

Однажды он пришел на вечер писателя-некрофила Юрия Мамлеева, отказавшегося от публичной некрофилии в пользу православия. Писатель долго рассказывал о своем творческом пути и последней книге, о том, что именно хотел ею сказать.

Скучающий Курьер забрался на сцену, подкрался сзади к выступающему и, улучив момент, выхватил микрофон. Юрий Мамлеев обмяк на пол и скончался. А Курьер обратился к переключившейся на него аудитории.

- Здравствуйте, - сказал он. – Меня зовут Вадим Климов, я работаю в журнале Опустошитель. Хотел бы высказать поддержку некрофилии от лица иррационалистов и поговорить о путях ее преодоления.

Мертвый писатель покоился у Курьера в ногах, изредка покусывая его за ботинки.

- Мы, иррационалисты, желаем создать новую метафизику, метафизику материализма, одинаково нетерпимую к человеку, утилитарности, морализму и потустороннему. Мы…

На сцене появилась Натэлла Сперанская в красно-синей балетной пачке.

- Пожар! – торжественно объявила она. – Дорогие друзья, мы вынуждены прерваться из-за пожара. Здание охвачено пламенем, которое с секунды на секунду ворвется и сюда. Спасайтесь, кто может!

Поклонники писателя-некрофила бросились врассыпную. В опустевший зал зашли санитары. Они уложили Курьера на носилки, сверху придавили трупом Юрия Мамлеева и отнесли в подвал. Курьер пытался выбраться, но труп крепко удерживал его на месте.

В подсобке, напоминающей раковину театрального суфлера, Мамлеев ожил и поднялся на ноги. Курьер обрадовался вновь обретенной свободе. Он не ожидал, что в следующее мгновение санитары крепко схватят его за руки, а Мамлеев воткнет в его вену иглу, соединенную эластичной трубочкой с авторучкой.

Некрофил сел за стол, раскрыл чистую тетрадь и начал писать кроваво-красный роман о православии. Раковина суфлера развернулась на 180 градусов. Зрители… невероятное количество зрителей наблюдало за рождением литературного шедевра.

Финальная точка совпала с последней каплей крови инверсивного курьера. Юрий Мамлеев поднял тетрадь над головой. Зрители бешено аплодировали. Санитары отпустили молочно-белого Курьера, который сразу же рухнул на пол, и тоже аплодировали.

Все переживали таинство появления книги, экстаз православного возрождения.

Интересная разновидность сексистско-гендерного фашизма. У мальчиков пол определяется по отцу: какого пола отец, того же и сын. А у девочек, наоборот, по матери: какого пола мать, того же и дочь.

Сексистское ущемление, ставшее культурной нормой.

Однажды Стасик из магазина пирожных закрылся внутри магазина и долго рассматривал пирожное под названием Eau générique violon de Mozart. Оно играло мармеладом и засахаренной фасолью. Стасик не выдержал и надкусил пирожное в самом заметном месте.

Как только он закончил жевать, в дверь постучали. Стасик спросил:

- Кто там?

Ответ был таким:

- Здравствуйте. Мы не рассчитываем на снисхождение, обращаемся к вам просто так. То пирожное, что вы съели, содержало ключ к пониманию самых запутанных произведений XX века. Отныне вы – культурный палач. Мы запираем вас на ключ, чтобы вы не сожрали чего-нибудь еще. С уважением, коллектив вуайеристов.

Стасик толкнул дверь, которая осталась неподвижной. Он так испугался, что сунул руки в рот и попробовал достать пирожное обратно, но ничего не получилось. Стасик заплакал, потом вспомнил, что сам закрыл дверь, щелкнул замком и выскочил наружу.

Магазин пирожных опустел. На следующий день в нем открылось кафе, секция шиномонтажа и автостоянка. Муниципалитет объявил, что если Стасик не вернется в течение недели, его заведение переделают в стыковочную станцию и отправят в космос.

Однако бывший хозяин не спешит возвращаться. Он терроризирует посетителей нелепыми распродажами и уверяет, что последнее слово останется за ним.

Стасик, безусловно, неправ.

Он превращается в Красную шапочку и эмигрирует в Латинскую Америку. Покупает велосипед и завоевывает кубок Тур де Франс. Женится на Нике Убровой и крестит детей от первого брака в первую попавшуюся религию. Пронзительно всматривается в зрителей поверх финальных титров.

Перестань ковырять в носу, кретин.

Что есть равноправие полов? Рассмотрим вопрос в оптике физического насилия.

Эквивалентная мужчине женщина теряет неприкосновенность: теперь ее можно бить, как любого мужчину. Однако средняя женщина слабее среднего мужчины, поэтому на уровне физического противостояния ее приравнивают к слабому мужчине.

Заведомого слабый мужчина обычно ведет себя таким образом, чтобы ни у кого не возникало желания его побить. Часто слабому мужчине это удается.

Феминизированная (эквивалентная мужчине) женщина ведет себя совсем иначе, что подтверждает статистика – женщин бьют чаще, чем заведомо слабых мужчин.

Это и называется равноправием полов.

В книге Нильса Торсена "Меланхолия гения" рассказывается о становлении датского режиссера Ларса фон Триера в условиях активного антиавторитарного леволиберального окружения, четко обозначающего угрозы превращения индивида в раба реакционной системы. И, разумеется, превращающего, только не в раба старой реакционной системы, а в раба новой - прогрессивной.

Взросление не оставило Триеру выбора – он мог вырасти исключительно ниспровергателем либеральной мифологии о свободе. Диктат политкорректности, клеймящей любое отклонение от политкорректной нормы фашизмом, подталкивает свободолюбивого человека к низвержению порядка.

Система, установившаяся после Второй мировой войны, сначала обозначила доминанты нового человека в виде свободы и независимости. А следующим ходом украла у него свободу и независимость, подменив их тривиальным соответствием норме – ты свободен и независим, если ведешь себя как мы.

Между тем, свобода предполагает в том числе и свободу самовыражения: ты вправе выражать любые мнения, даже не нравящиеся другим (свободным) людям.

Свобода - прежде всего внутреннее ощущение человека. Если ее раздачей начинает заниматься общество, свобода превращается в прижигание клейма. Общественным активистам невдомек, что выжженное "свободен" на открытой поверхности тела не гарантирует никакой свободы.

Человек свободен лишь настолько и постольку, насколько и поскольку чувствует это сам. Никто не может ни отнять, ни подарить ему самоощущение.

Как известно, диссидентская кухня – место обсуждения наиболее значимых, актуальных и опасных вопросов, о которых говорят тайно и исключительно с доверенными людьми. Часто достаточно одной фразы, чтобы отправить произнесшего ее человека на долгие годы в тюрьму.

Преподавательница университета, обличая преступления сталинизма, недавно заявила о большой удаче, что может говорить об этом в университетской аудитории, а не у себя на кухне, как было принято в неотдаленном прошлом.

Самое время вспомнить о жилых домах с мусоропроводом на кухне, построенных в СССР. Чем можно объяснить такое необычное расположение? Как раз таки диссидентством. В экспериментальные дома с мусоропроводом на кухне селили исключительно антисоветские элементы.

Мусоропровод использовался в качестве слухового канала. Где-то в подвале, куда спускалась мусорная труба, сидел человек из КГБ. Он внимательно слушал разговоры диссидентов и записывал наиболее значимые фрагменты в специальную тетрадь.

Раз в неделю сотрудники из подвалов собирались вместе, возможно, тоже на кухне, но не обычного дома, а на кухне здания на Лубянке, и докладывали начальству, какие вопросы обсуждают их подопечные. Наивные антисоветчики развязно трепались друг с другом, считая, что укрылись на кухнях, но тоталитарное государство настигало их и там посредством мусоропровода.

Потрясающе символичный, аллюзивный ряд: диссидентство, кухня, мусоропровод, комитет государственной безопасности.

В юности Хирург хотел стать писателем. Даже не писателем, нет, писателей он ужасно боялся, скорее, литературным критиком. Втайне ото всех писал рецензии на рассказы и повести современных авторов, которые складывал под ванной.

Однажды рецензии нашла мать. Сотни листочков с нечитабельными каракулями маленького Хирурга привели ее в ярость. Мамаша схватила сына за рубаху, накинула на шею провод от утюга и принялась душить.

Мальчонка издох бы прямо на месте, если бы не вмешался отца. Мужчина пинками отогнал остервеневшую супругу и привел сына в чувство.

- Что случилось? – спросил он.

- Вот! Вот, что случилось! Смотри! - Женщина тычками загнала отца Хирурга в ванную и швырнула ему в лицо рукописи. – Смотри, чем твой мерзавец занимается втайне от нас!

Мужчина долго вчитывался в каракули начинающего критика, но, так ничего не разобрав, велел сыну одеваться и следовать за ним. Едва живой от страха подросток вышел вслед за отцом. Они сели в машину, потом долго куда-то мчались в сильный снегопад, едва избегая аварий.

Наконец автомобиль остановился у многоэтажного дома.

- Выходи, - сказал отец. – Зайдешь во второй подъезд. Сорок третья квартира. Там живет писатель. Возьмешь у него интервью. Если уж так приспичило стать литературным критиком, то вот твой шанс.

Хирург не шелохнулся и вышел из машины только после звонкой затрещины. Он подошел к подъезду, потоптался несколько минут и бросился к автомобилю. Как только его физиономия оказалась в салоне, в нее врезался кулак отца.

- Мы не уедем, пока не возьмешь интервью.

Размазывая кровь и слезы по лицу, подросток поплелся к подъезду. Он снова стоял у двери, нерешительно озираясь на Москвич. Отец угрожающе смотрел через лобовое стекло, мотая головой. Хирург потянулся к деревянной ручке, внезапно дверь сама со скрипом поползла к нему. В смертельном ужасе, забыв про отца, он влетел в салон Москвича и даже не заметил обрушившихся ударов.

Из подъезда показался тщедушный старичок с палочкой и маленькой толстой собачкой на поводке. Старичок задрал голову и взглянул на небо.

- Хорошая погода, Димочка, - сказал собачке.

Отцовские удары теряли силу, пока и вовсе не иссякли.

- Тебе не стать критиком, - с ненавистью констатировал он. – Никогда, недоумок, ты не станешь критиком из-за своей трусости.

Они вернулись домой, где Хирурга еще раз наказали. Мамаша выпорола его шнуром от утюга, потом им же душила, но недолго, терпимое время.

Вскоре инцидент с интервью забылся.

Пришло время поступать в институт. Юный Хирург подал документы на Журфак МГУ. Он неплохо сдал экзамены и в назначенный день отправился узнать о результатах. Какого же было удивление молодого человека, когда ему сообщили, что он претендует на одно место с внуком Льва Толстого.

- Поймите, - сказали в Приемной комиссии. – Мы не можем не взять внука прославленного писателя. Или он – или вы. Разве это не понятно?

- Нет, - сказал Хирург.

К несговорчивому абитуриенту вышел председатель комиссии.

- Постарайтесь понять, пойдите нам на встречу, - умоляюще прошептал он. – Внук великого русского писателя просит вас от нашего имени. Соглашайтесь.

- Нет, - повторил Хирург.

Тогда к нему вышел сам Лев Толстой. Коренастый верзила в крестьянской рубахе с огромной седой бородой, в котором абитуриенту почудился тот старичок, что вышел с собачкой из злополучного подъезда.

Толстой не успел ничего сказать, как юный Хирург, ошпаренный воспоминанием, завизжал, что согласен.

- Забирайте место, экзаменационные оценки, средний балл – все, только отвяжитесь!

И выскочил из учебного корпуса.

По дороге к трамваю молодой человек встретил бывшего одноклассника, который предложил поступать в Медицинский институт. Прямо сейчас - одноклассник уже едет на экзамены.

Не желая возвращаться с ужасной новостью, несостоявшийся журналист принял решение. Они явились в институт, где юный Хирург неожиданно для самого себя сдал все экзамены, к которым ни дня не готовился. Когда он не знал ответа, юноша представлял утюг матери, и нужные слова сами возникали в голове.

Он возвращался домой окрыленный внезапной удачей. В трамвае грезил карьерой хирурга. Молодой человек ушел в себя и не обратил внимания, как рядом пристроилась старуха с унитазом в авоське.

Старуха ждала, что ей уступят место, но наглец делал вид, что ничего не замечает. Тогда авоська прорвалась под весом унитаза. Ее как раз держали над головой новоиспеченного студента. Сверкая заводской белизной, унитаз устремился к голове ничего не подозревающего юноши.

Последовавшую сцену Хирург запомнил плохо. Держась за кровоточащую рану, он приближался к старухе и кричал угрозы, когда что-то острое уперлось в его копчик. Утюг матери, подумал юноша. Утюг матери!

Не дожидаясь остановки, он прыгнул в закрытые двери и вместе с ними вывалился наружу, чудом избежав колес автомобилей.

- Счастливчик, - прошептал муж старухи с унитазом, провожая Хирурга взглядом.

Этот был тот самый тщедушный старичок, что когда-то вышел из подъезда с тросточкой, которую секунду назад упер в копчик грубияна.

Новый унитаз раскололся о голову юноши, отчего любовь стариков только окрепла. Юный Хирург уцелел в смертельной опасности и, отринув путь журналиста, стал хирургом.

Однажды Алекс Керви пришел в гости к жене с дочерью. Теща приготовила блинчики с печенью, которые он и ел за столом, запивая смородиновым морсом.

Внезапно изо рта Керви вывалился кусок печенки и, скатившись по футболке Motorhead, упал на пол. Алекс подобрал его и, пока никто не видел, запихнул обратно в рот. Но оказалось, что это не печень, а кошачьи экскременты.

Знаменитый переводчик рассудил так:

- Если даже такой опытный байкер как я попался на их фокус, что же будет с моей дочуркой, маленькой Эвелинроуз?

После чего изгнал всех 44 кошек из дома.

В разговоре о будущем человечества, где трансгуманисты делились смелыми фантазиями о переходе интеллекта в цифровую форму, одна девушка поинтересовалась, не сделает ли это возможным несанкционированный доступ к сокровенному.

Мол, есть область внутреннего мира, которой человек не хотел бы делиться с окружающими. Подобно современным компьютерным системам, трансгуманистический мир будущего будет атакован взломщиками, жаждущими чужих тайн.

Рассказчик ответил довольно невразумительно, как, собственно, и должен был ответить гуманитарий, произвольно трактующий достижения технического прогресса, остающиеся за пределами его понимания. Однако опасения девушки предполагали именно гуманитарный ответ.

Вскрытие потаенного мира индивида - не вопрос технической безопасности, а философский вопрос. Удивительно, но это в самом деле так: современному человеку, сколь бы ничтожным стандартизированным атомом он ни был, кажется, что его сознание уникально и интересно кому-то, кроме пары его знакомых.

Тринадцатилетняя девушка фиксирует в личном дневнике свое вожделение к отцу и жутко боится, что об этом кто-нибудь узнает. Смешно, но половина ее сверстниц думает о том же. Подросток надевает грязное белье матери и мастурбирует перед зеркалом, а после сотрясается от страха, что кто-то мог его видеть. Все подростки страшатся одного и того же.

Тайный мир индивида – набор влажных банальностей, раскладываемый в тривиальную схему начинающим психологом. Подавляющее большинство людей внутренним миром вообще не обладают. Их сознание представляет собой вариацию культурно-психического стандарта, не предполагающую большого разброса.

Доля людей, хранящих в голове нечто оригинальное, вырывающееся за рамки допустимого, что и следует считать тайной, ничтожно мала. Но главное даже не в этом, а в том, что понять их тайну в состоянии лишь схоже развитый человек, остальные просто не обратят на нее внимания.

Современный индивид слеплен из штампов, которые он ежесекундно наблюдает в других и смертельно боится обнаружить в себе. Современный индивид боится только одного - признать, что он такой же, как остальные. Это и есть единственная его тайна.

Будущее уже наступило, а современные чудаки никак не осознают, что они - те самые киборги, которым предписано восстать против людей.

Однажды композитор Илюша small_small переоделся в женщину, вышел на сцену и провел презентацию журнала "Опустошитель". В зале случайно оказался офицер Российской армии, который не вник в фокус и влюбился в прекрасную ведущую.

Вернувшись домой, офицер навел справки. Узнал, что ведущая, она же композитор Кручини_мьюзик, не совсем женщина, даже наоборот – мужчина. Причем мужчина совсем молодая, подлежащая призыву.

Влюбленный направил запрос в военкомат, чтобы Кручини_мьюзик немедленно доставили к нему в часть. Илюше small_small вручили повестку, наспех провели медицинское обследование и призвали в армию.

Small_small был ошеломлен. Еще несколько минут назад он маялся от безделья, а тут все внезапно оборвалось – он вляпался в армейское рабство.

Однако Илья не уныл, нет, он взял себя в руки и бросился к юристам. Стаканом дрожащего киселя влетел в приемную и закричал, что не желает никуда уезжать, хочет остаться с дедушкой и писать музыку для телепередачи Опустошителя.

Юристы заверили, что все это можно устроить и взяли с испуганного юноши деньги. Они, мол, все берут на себя. Small_small же отправили к подкупленным докторам, которые провели собственный медосмотр и нашли в организме композитора кишечно-барабанные палочки.

Кручини_мьюзик получил врачебное заключение, что заражен этими опасными палочками, с которыми абсолютно непригоден к строевой службе. Так в справке и написали: АБСОЛЮТНО.

Вооруженный спасительным документом, Илюша вернулся домой и лег спать. В шесть часов утра в квартиру позвонили военкоматовские псы. Дедушка велел small_small спрятаться. Композитор залез в нишу под потолком, где, как ему казалось, его никто не найдет.

Однако удерживаться в нише было не так просто и уже через несколько секунд Кручини свалился на пол.

- Откройте немедленно, - заверещали военкоматовские псы. – Мы слышим, что вы дома.

- Нет, - парировал дедушка, знаменитый авиаконструктор, - это котенок спрыгнул с подоконника.

Small_small, в самом деле, был уже на подоконнике. Он решил уйти от преследования через окно, благо, они жили на первом этаже. Однако композиторской сноровки оказалось недостаточно и бедолага сломал ногу.

Осенний воздух разорвал нечеловеческий вопль. Кручини страдал также громко, как чихал. Даже чуть-чуть громче, если такое возможно. Из окон показались полупрозрачные головы разбуженных соседей.

-Заткнись, придурок, - кричали они, все почему-то одно и то же: заткнись, придурок.

- Заткнись, придурок, - произнес и вылезший из подъезда депутат, застарелый враг Илюши. Единственная гадина в подъезде, которая не обожала small_small.

- Заткнись, - повторил он и вернулся в дом.

Заметив у двери малолетнего выродка людей в форме, депутат обо всем догадался и сообщил псам, что призывник ждет их снаружи. Псы выскочили на улицу, облобызали визжащего Кручини_мьюзик, погрузили в машину и довольные отвезли в часть.

После легкого медицинского осмотра композитора отправили в лазарет. Оказалось, что он сломал не только ногу, но и ключицу. Из-за сложности ухода ногу ампутировали сразу, а вот с ключицей решили повозиться.

Так small_small приступил к армейской службе.

В лазарете старослужащие потешались над ним: не успел попасть в армию, как ополовинился. Смеялись над каждым его движением, даже над медленно срастающейся ключицей, которая не позволяла Кручини_мьюзик выполнять трюки.

Старослужащие развешивали на лампах полотенца и требовали, чтобы он прыгал с одного на другое, словно мартышка на лианах, но из-за травмы у Илюши плохо получалось.

Узнав о композиторском образовании инвалида, соседи заменили обезьяний номер музыкальным. Small_small пел, аккомпанируя себе барабанными палочками, найденными в кишечнике. Всем его исполнение очень нравилось.

Однажды его песню услышал тот самый офицер, из-за которого Илюша попал в рабство. Он лежал в соседней палате с какой-то нелепой травмой, полученной из-за длительного ожидания ведущей. Большую часть времени офицер стонал, но в тот вечер боль немного утихла и бедолага услышал песню.

Офицер подскочил как ошпаренный.

- Это она… - захрипел он. – Это он… Это она… Это он…

Превозмогая боль, он бросился в соседнюю палату и, схватив поющего small_small с тумбочки, отнес к себе.

- Вот ты и здесь, - из глаз офицера брызнули слезы, он обнял ведущую и прижал, словно невесту.

Кручини_мьюзик показал влюбленному ногу, вернее, пустую штанину. Офицер зарыдал и признался во всем: как любовался ведущей на презентации, наводил справки, а потом призвал в армию.

Мужчина хотел облегчить службу возлюбленной - отправить ее собирать милостыню по вагонам метро. Но small_small категорически отверг его предложение.

- Нет, - резко оборвал он. – Я хочу, чтобы меня комиссовали. Хочу вернуться к дедушке и сочинять музыку для телепередачи Опустошителя. Я не буду ползать по вагонам с балалайкой. Мой пусть совсем иной.

Несчастному офицеру пришлось со всем согласиться.

- Уже завтра ты выпорхнешь на свободу, сладкий, - шептал он, поглаживая юношу по пустой штанине. – Обещаю тебе. Уже завтра…

И действительно, на следующий день Илюшу выпустили. Он сел в трамвай и отправился домой, где его ждал дедушка и картофельные пирожные. Кручини_small_small вновь обрел свободу.

Агота сидит на балконе на лестнице и смотрит в стену. Словно наркоман Уильяма Берроуза, часами разглядывающий свои ногти.

Книжная девочка Вера спит в кроватке, иронично посапывая. Вчерашний день был сложен, я даже не смог передать ценный груз книг Опустошителя в Петербург, из-за чего едва не поссорился с книжной девочкой.

Она поинтересовалась, ты что, совсем дебил. Я попросил выражаться более мягко, сказал, что не потерплю таких сравнений. Тогда Вера плюнула через плечо и заявила, что будет выражаться так, как ей хочется. Понял, болван? И вызывающе посмотрела на меня.

Но это же нелепо, милый одуванчик, ласково прошептал я. И добавил: разве не должны мы бережно относиться друг к другу. Разве есть у нас что-то, кроме друг друга? Нет, ответила книжная девочка. И попыталась пнуть меня левой ногой, точнее, правой, если смотреть с ее стороны, но я вовремя отскочил.

Вера еще поинтересовалась моими именем, фамилией и отчеством. Я соврал, что не помню их наизусть. И еще я сказал, что очень хочется спать, но невозможно лечь и закрыть глаза. Точнее, все это можно, но…

…Но что будет дальше?

Такие вопросы меня нынче будоражат.

Привет.

Да, маленький постскриптум. Агота уже не сидит на лестнице, а залезла на балконный подоконник и повернулась ко мне спиной. На улице образовался туман, и кажется, что Агота меня презирает. Все меня презирают, даже кошки. Меня самого тошнит от себя.


С грустным пуштуном, у которого еще не отвалилась голова

Недавно зашел в вагон метро, встал напротив дверей и услышал сбоку, как женщина разговаривает по телефону. Делала она это довольно громко, так, что было хорошо слышно. Причем на остановках не только ее, но даже ее собеседницу.

Поезд проехал пару станций, и я заметил, что женщина употребляет мужской род глаголов. Я перевел на нее взгляд и обнаружил, что это не женщина, а мужчина лет сорока с небольшими аккуратными усиками и испуганным лицом.

Мужчина постоянно жаловался. Когда я обернулся, то уже не был уверен, что у него женский голос. Скорее, он был бесполый: так разговаривают и женщины, и мужчины. Абсолютно бесцветное сочетание обоих полов.

Главное в пассажире был не голос, а интонации. Именно они выдавали феминность. Усатый мужчина даже не жаловался, он почти выл, стенал о своем незавидном положении.

- Мама мне совершенно не помогает, - говорил он.

Наверно бедняга вырос в женской среде и никогда не видел мужчин. Скопировал женский тип общения за неимением другого.

- Может быть, мне пойти работать в парники? – спросил он. – Юристу сейчас трудно найти…

Его оборвали на полуслове. Поезд как раз остановился в тоннеле, поэтому его собеседницу было прекрасно слышно. Пассажир еще раз пять повторил, может быть, ему пойти работать в парники, но собеседница, женщина властная и бескомпромиссная, не дала закончить.

Нет, у нее имелся план получше, который она расскажет при встрече, не по телефону.

- Может быть, мне пойти работать в пар... – снова начал усатый пассажир и поспешил проститься.

Не меньше десяти раз повторил «До свидания», никак не мог положить трубку. Безработный юрист, которому никто не помогает, даже мама. Вдобавок ко всему с патологической нерешительностью.

Выходя из вагона, я подумал, что ведь и мой друг Флот, рассказчик Pustoshit TV #6 про деда Щукаря, мог бы задаваться подобными вопросами. Он ведь тоже юрист, мать давно покинула его и живет не то в Болгарии, не то в Испании, явно ему не помогает. А Флот, между тем, давно работает не по специальности и опускается все ниже и ниже.

Возможно, совсем скоро ему тоже придется отправиться работать в парники. Если, конечно, на другом конце провода не окажется властной собеседницы, которая не даст бедолаге закончить фатальную мысль.

Неофиты часто проявляют излишнюю настойчивость в утверждении выбранной области, из чего получается, что все в мире раскладывается в базисе их занятия. Или, более категорично: нет ничего, что выпадало бы из профессионального рассмотрения неофита. В принципе, можно представить области, где такой взгляд оправдан. Но когда подобный взгляд встречается у дизайнеров, программистов или психологов, остается только пожимать плечами.

Известный социальный психолог Эрих Фромм в работе "Адольф Гитлер: клинический случай некрофилии" убедительно демонстрирует ограниченность своего подхода. Вначале представитель Франкфуртской школы вводит понятие некрофилии, некрофилами оказывается значительная часть общества (около 15 процентов), затем анализирует исторического персонажа Адольфа Гитлера, выводя клинический случай некрофилии.

Не будем останавливаться на деталях, сосредоточимся на главном. Фромм описывает становление Гитлера как цепочку неудач. Ребенком Адольф плохо учился в школе, что не позволило ему реализовать программу отца и стать чиновником. Гитлер решил посвятить себя живописи, но оказалось, что его таланта не хватает даже, чтобы поступить в художественную школу.

Гитлеру пришлось заниматься пейзажной халтурой для самой невзыскательной клиентуры. Правда, он мечтал об архитектуре, однако даже не пытался поступить в институт из-за крайней несобранности и бесталанности.

Эти несобранность и бесталанность, мечтательность и уход от реальности Эрих Фромм парадоксальным образом относит к признакам некрофилии. В начале своего исследования он записывает в некрофилы и Филиппо Томмазо Маринетти. Родоначальник футуризма обвиняется франкфуртским психологом в симпатии к скорости, динамике, разрыву с традицией, безусловным проявлениям некрофильского характера.

Книга Фромма вообще обнаруживает массу алогичностей и нестыковок. Скажем, в юности Гитлер отправляется на фронт в поисках военной дисциплины, безнаказанных убийств и моря трупов. Однако став рейхканцлером Германии, он отказывался посещать передовую, дабы не видеть трупы. По Эриху Фромму обе модели поведения вытекают из некрофильского характера.

Адольф Гитлер, который плохо учился в школе, не смог оправдать надежд отца, стать чиновником, художником или архитектором, хотя бы жениться, словом, типичный неудачник, вытесненный на задворки общества, был вынужден возглавить нацистскую империю, подчинить своих мучителей от школьных учителей до городских архитекторов только благодаря клиническому случаю некрофилии, обнаруженному в нем Эрихом Фроммом.

Если закрыть глаза на явные алогизмы работы Фромма, его психологическая составляющая вполне удовлетворительна. Но в этом и кроется ограниченность психологического подхода.

В самом деле, Гитлер плохо учился в школе, не стал ни чиновником, ни художником, ни архитектором, смог жениться лишь за пару часов до самоубийства и вообще обнаружил в характере черты типичного некрофила. Однако сводить исторический персонаж рейхканцлера Германии к психологическим аспектам личности – очевидное преувеличение роли психологии.

Своего рода профессиональная деформация. Психолог привык рассматривать людей под микроскопом, словно частицы вещества. Когда же в его поле зрения попадает нечто более значимое: не частица вещества, а, скажем, планета, он по привычке наводит на нее микроскоп и наблюдает смазанное световое пятно.

"Адольф Гитлер: клинический случай некрофилии" – типичное исследование смазанного светового пятна, на протяжении которого автор никак не может ответить на вопрос, каким образом такая посредственность, предмет изучения, достиг головокружительных успехов в социальном плане. Вдвойне забавно, что автор исследования аттестуется социальным психологом.

По всей видимости, представителю Франкфуртской школы очень не хотелось выходить за рамки своей области, поэтому пришлось смириться со всеми нестыковками, принять способ рассуждения, при котором ни один аргумент не принимается за достаточное основание (хотя и проговаривается), чтобы повлиять на конечный вывод. Конечный вывод вынесен в заглавие книги и, вероятно, был придуман в самом начале. Все остальное – необязательный иллюстративный материал, который можно запросто пропустить.

Снилось, что я живу с родителями и отец переставил компьютеры. Один он поставил на кухню, загромоздив ее массивным столом, который съел все свободное пространство. А второй вынес на балкон. Компьютер теперь стоял перед раскрытым скошенным окном, практически на улице.

Ярко светило солнце, так, что на мониторе не было видно ничего, кроме бликов. Над домом пролетело два самолета. Я подумал, что буду сидеть здесь как на поле аэропорта… под открытым небом.

Отец развил бурную деятельность и сновал туда-сюда. Квартира одновременно напоминала мою и родительскую. Моя комната оказалась перегорожена волейбольной сеткой. Я хотел узнать у отца, что он делает, но отец только отмахнулся.

Ко всему прочему получилось так, что в квартиру теперь попадали сразу с улицы, как в двухэтажных английских многоквартирных домах. По соседству располагалась телестудия, на которой снимали ночную эротическую передачу о первых лицах государства.

Было очень сложно не ошибиться и попасть домой, а не на телестудию. После нескольких визитов в прямой эфир этой пакостной телепередачи, я вышел из себя и закричал телевизионщикам, чтобы убирались или хотя бы повесили отличительный знак над входом.

Завязалась потасовка. Актер, играющий Владимира Путина, попытался откусить мне палец, но я отвел руку, и он откусил вместо моего свой палец. Актер совсем обезумел, не обращал ни на что внимания и откусил себе почти все пальцы, пока нас не разняли.

Мы смотрели друг на друга, тяжело дыша. Он улыбался, по подбородку сочился пот, смешанный с розоватой кровью. В зубах, словно чипсы, хрустели пальцы, актер удовлетворенно их жевал.

Я вернулся домой и заявил брату, что не хочу здесь оставаться. Что внутри и снаружи все слишком изменилось и мне лучше переехать. Брат молча выслушал и вышел из комнаты, так ничего и не сказав.