Вопреки желанию некоторых людей четко зафиксировать свои мысли, дабы избежать неясности, язык такой строгости не позволяет. Сторонники ясности окружили себя таким количеством словарей и энциклопедий, что при желании можно построить из них небольшой загородный домик, или хотя бы удобный сарайчик для садовых инструментов.

Усилия владельцев словарей тщетны. Идея зафиксировать слово через значения других слов терпит поражение. Строгости можно было бы достигнуть, последовательно вводя новые слова. Вначале зафиксировать короткий список простейших слов, значения которых интуитивно понятны. И посредством них вводить новые слова.

Например, вы фиксируете три слова, в понимании которых нет сомнений: "стул", "стол", "тарелка". Задача: так развить языковую систему, чтобы ввести понятия "обаяние", "дебют", "имплицитный".

В математике такой подход называется аксиоматическим. В гуманитарных дисциплинах он почти не применяется. Гуманитарный исследователь действует иначе. Он вклинивается в изучаемую область где придется и через ничем не обусловленные подергивания "изучает". Затем выскакивает и вклинивается в другом месте.

Если в гуманитарной дисциплине находится достаточное количество таких исследователей, они, подобно дождевым червям, переработают область в удобоваримую (изученную). Это гуманитарный подход.

Владельцам словарей кажется, что, вводя отношения между словами (дефиниции), они избегают неясности. По странному недоразумению им не приходит в голову, что словари это зацикленные системы. A определяется через B, B определяется через C, C через D, а D снова через A.

Понятие цикла от адепта словарей ускользает. Он считает, что достаточно владеть ограниченным набором определений, чтобы знать значения слов. Но это не так, ведь "обаяние" несводимо к "стулу", "столу" и "тарелке".

Как и ожидалось, съездили в июньский Санкт-Петербург. Побывали в гостях у marussia@lj Климовой, о чем можно почитать, например, здесь.

Эта поездка кажется совершенно иллюзорной, кто-то может сказать, что ее и не было, ведь в кадре все те же: книжная девушка Вера, Маша, Илюша small_small, apklimov@lj, разве что Флота не видно. Но, уверю вас, Петербург был, у нас даже сохранились билеты, и скоро появится еще один фоторепортаж с участием полусупругов cordocentrika@lj и glukaza@lj и северного антуража.

Итак, Санкт-Петербург 2013.06.10

Добрались, в общем-то, нормально. Вышли с Московского вокзала в 10:00, а в 12:00 уже встретились с Машей и small_small у книжного магазина "Зингер". Присмотрел там подарок всем живописцам – книгу "Как стать гениальным художником, не имея ни капли таланта".


apklimov@lj и Маша (спиной)

Прогулка началась. Сразу попался магазинчик с разливным Василеостровским пивом. Словно с хлебным квасом, таскались с двумя литровыми бутылками, отбирая их друг у друга. На фотографии ниже Илюша small_small в амплуа сомелье. Обратите внимание на немаловажную деталь - еще в целых и чистых брюках.


apklimov@lj, пытающийся перехватить взгляд Маши с предыдущей карточки, и подпольный композитор

Наша четверка застряла на микропристани, где долго фотографировалась, имитируя жень-шеньский Sieg Heil!. Московские тренировки не прошли даром.

( Read more... )

Беспокойный дневной сон.

Площадь в центре Москвы оккупировали демонстранты и выступили с радикальными требованиями к правительству РФ. Когда их начала разгонять полиция, в толпу оппозиционеров и псов режима врезалось несколько грузовиков. С кузовов слетел брезент, внутри стояли молодые люди с замотанными лицами.

Они стали закидывать камнями и бутылками сначала полицейских, а потом и демонстрантов. Более организованные псы режима ретировались с площади, остались только протестующие. Боевики с грузовиков прекратили обстрел и заявили демонстрантам, что они на их стороне.

В оппозиционной среде мгновенно началась идентификация незнакомцев. Сначала определили, что это анархисты, но позже в сети появились фотографии, на которых посредством Photoshop распознали пару футболок с имперским флагом (пламя, раскрашенное по нисходящей черным, желтым и белым) и надписью "Вера, царь, отечество".

Сетевые аналитики выступили в LiveJournal и FaceBook с призывами прекратить сотрудничество. В боевиках видели провокаторов, потому что вначале их посчитали анархистами, а потом выплыли фотографии с националистами.

Однако никакого взаимодействия между боевиками и демонстрантами не происходило: грузовики бездейственно стояли среди протестующих, которые не имели ни желания, ни возможностей их убрать. Полиция опасалась еще раз выходить на площадь.

В гибрид Фаланстера, Гилеи и Циолковского пришел молодой человек, который представился лидером боевиков. Он предложил суммировать усилия: единение уличного и книжного протеста.

Книжник, напоминающий одновременно Бориса Куприянова, Сергея Кудрявцева и Максима Суркова, выступил с критикой в пару пунктов, но, не дождавшись реакции, рассмеялся и пожал руку молодому человеку. Они заключили договор о сотрудничестве и перешли к осмотру магазина.

- Здесь у нас столик киноведения, - показывал тройственный директор, - здесь полка "Революция". А вот турбина <имя сотрудника я не запомнил>. Он закупил книг на шестьсот миллионов и теперь продает. Славный парень.

Директор указывал на пятиметровый цилиндр вроде тех, что стоят на станциях московского метро. Предполагалось, что внутри лежат книги на 600 000 000 рублей. Книги обо всем на свете.

Съездили с книжным Веруленышем в Санкт-Петербург. Чудесный город с впечатляющими климатическими условиями. Погода инверсируется в течение пары минут: вы выходите из дома - тепло, светит солнце - и вдруг внезапно небо заволакивается тучами, ливень сменяется снегопадом, порывы ветра вырывают из рук зонтики. И все это с кучей туристов, суетливо копошащимися по всему центру.

Более детальное описание поездки появится чуть позже. Будут привлечены такие знаменитости как Маша из дурдома, Илюша small_small, Саша glukaza@lj, Лера cordocentrika@lj, marussia@lj Климова и Вячеслав Кондратович, философ и супруг самой знаменитой писательницы северной столицы.

Тем временем, пока мы уворачивались от зонтиков на петербургских улицах, интернет-журнал Cineticle опубликовал мою статью "Инцидент в нью-йоркском метро и немотивированное насилие". Вполне пристойное чтение с легкой редактурой синефилов.

«Инцидент», «Забавные игры» и «Это случается рядом с вами» - три фильма, которые объединены темой немотивированного насилия. По просьбе CINETICLE основатель и главный редактор литературного журнала «Опустошитель» Вадим КЛИМОВ анализирует эти картины, выводя ключевые симптомы социума и его реакцию на столкновение с подобным.

[дальше]

Погуляли вчера в районе Воробьевых гор. Приехали на Университет забрать книги у обидчивого книгопродавца Максима, базирующегося в мусоропроводе Первого гуманитарного корпуса МГУ.

Любознательный книжник проведал, что написали про него в инверсивном блоге и решил прекратить сотрудничество. Высокий стиль официоза – разрыв деловых отношений посредством анонимного комментария с рассыпающимся в противоречивых трактовках содержанием. По неведомой причине комментарий исчез, воспроизведем его по e-mail уведомлению:

Привет от "глухого старьёвщика"! Пока что "мелюзга" ограничилась покупкой одного экземпляра Ги Дебора. История конфликта с магазином Б.Куприянова сложилась для меня как картинка в пазле. Ведь важна интонация, и в меньшей мере - слова. К сожалению, только "фрики" и "инвалиды" в нынешней ситуации могут заниматься продажей книг в несетевом формате. Товар по выданной Вам расписке ( а не накладной, которой вы обязаны сами сопроводить свои книги) вы также можете забрать в любое удобное время. Действительно, забавно всё это. Продолжайте в том же духе! Буду обязательно следить за вашими постами. С уважением, Максим.

Как объяснить такую чувствительность? Вероятно, аутсайдер книжного бизнеса захотел почувствовать себя Барбарисом Куприянстером. Что ж, мы такую возможность предоставили.

Если вы продавец и грезите хотя бы на мгновение превратиться в главного книжника России Барбариса, обращайтесь в издательство "Опустошитель", указав в теме письма "Стать Барбарисом Куприянстером".


Илюша small_small в образе сексапильной студентки

Ненадолго застряли у Вечного огня, чтобы поснимать Машу для Pustoshit TV #5. Долгожданный выпуск обзавелся уже таким количеством материала, что грозит стать полнометражным. Это будет невыносимо.


Маша, спасшаяся из дурдома

Затем отправились в Гуманитарный корпус. Максим был сух, вежлив и по-деловому лаконичен. Продалось два "Общества спектакля" и один "Антикопирайт". Неплохо для мусоропровода. С денежным уловом и книжными остатками мы отправились дальше.

( Read more... )

Вчера выдался насыщенный день. Утром встретились с Вериной однокурсницей Кротом. Крот был кроток и шикарно одет. Все из-за съемок: Крота снимали в Pustoshit TV #5 (про изгнание Маши из дурдома). Вьющаяся блондинистая прическа, вечернее платье, босоножки с изысканным педикюром.

Девушка-мечта прогуливалась по Измайловскому бульвару и отвечала на вопросы выпадающего из кадра интервьюера. Отличный прием. Учитесь у PTV большому стилю.

После съемок Крот поинтересовался, как мы думаем, сколько стоит ее платье.

- Тысяча или две, - безразлично сказала Вера.

Крот уставился на меня.

- Две тысячи, - предположил я.

- Сто девяносто девять рублей, - торжественно произнес Крот. – Я люблю находить дешевые вещи, выглядящие шикарно. Никто бы не догадался, сколько стоит мое платье, если бы я не сказала.

Крот поведал, что занимается творчеством – шьет полотенца. Пока сшито только одно, но это ручная работа, масса труда. Если понадобятся деньги, можно и продать. Причем дорого, а не за 199 рублей.

Под конец встречи девушка затронула тему дружбы. Оказывается, у Крота есть подруга. Всего одна, но настоящая. Вера спросила, готова ли однокурсница на жертву ради подруги.

- Готова, - сказал Крот. – Но пока такой возможности не представилось.

- Скажем, у тебя есть десять тысяч рублей на личные расходы, - предположила Вера. – Подруга звонит и говорит, что разбила головой плафон на эскалаторе и ее задержала полиция. Чтобы замять инцидент требуется девять тысяч. Заплатишь?

- Заплачу, - согласилась девушка.

- А как же твоя репутация? – удивилась Вера. – Тебя тоже посчитают хулиганкой, бьющей плафоны в метро.

- Где доказательства, что я бью плафоны? – парировал Крот. – Я никогда такими вещами не занималась.

Тут вмешался я.

- Доказательства и не нужны. В участок приезжает девушка в шикарном платье, которая запросто выбрасывает девять тысяч за развлечения подруги. Наверно, они так развлекаются, думают полицейские. Сначала одна разбивает головой плафон и подруга платит за нее девять тысяч. Затем вторая разбивает плафон, а первая подруга платит деньги. Покупают контрафактные платья, а на сэкономленные на налоговых махинациях деньги занимаются вандализмом в метро. Ты можешь показать кассовый чек на платье?

- Нет, я его давно выбросила.

- А зря. Теперь ты не сможешь доказать, что это дешевое платье, а не шикарный импортный наряд, ввезенный в страну нелегально, без уплаты таможенной пошлины.

Девушка совсем растерялась.

- Такого не может быть! – закричала она. – Плафон, полицейские, чек на платье… Невозможно…

- Это вторжение невозможного в твою жизнь, - перебила Вера. – Важно к этому подготовиться, чтобы невозможное не застало тебя врасплох. Оно только начинается, а ты уже готова, потому что заранее продумала свое поведение.

Крот опустился на корточки и стал запихивать недопитую бутылку пива в сумочку.

- Я совсем пьяная, - призналась девушка. – Еще немного и упаду в обморок.

Однокурсница спустилась в метро и отправилась домой. Вероятно, готовиться к вторжению невозможного. Или бить плафоны.

Я же продолжил развлечения философской прогулкой с Алексеем Лапшиным. Как водится, оббежали весь Ботанический сад, опустошили бутылку бренди и сорокаградусную черносливную настойку Хортица. После чего Лапшин отправился в Биберево, к семье, а я еще долго слонялся по Москве, воруя алкоголь в супермаркетах.

День выдался чудесный: три вынесенных без кассовых операций бутылки. Сначала двадцатиградусная настойка, затем вино и под конец коньяк Киновский. Причем коньяк уже и не требовался, я его даже не открыл, вынес из любви к искусству. Стоит сейчас закупоренный в холодильнике с остатками вина. Ждет своего часа.

А вот фотография из facebook. Называется "Революционеры". Сергей Сальников и Раймонд Крумгольд в соку.


Революционеры

Великолепный короткометражный фильм Киры Муратовой "Кукла" (2006). 32 минуты упоения стилем. Поразительно: почти за полтора года демонстрации на Youtube меньше 700 просмотров.


http://www.youtube.com/watch?v=mmmnqMYBQlI

Осторожно! сейчас будут раскрыты сюжетные ходы и проанализировано содержание.

Фабула фильма такова. К рисующей в парке художнице приходит незнакомый мужчина, который долго донимает ее маловразумительной чепухой, пока наконец не выясняется, что он приятель ее бывшего мужа. Художница зла на супруга и считает его абсолютно невменяемым.

Однако незнакомец рассказывает, что бывший муж получил в наследство квартиру, которую незамедлительно продал, а деньги решил подарить ей. Незнакомец вручает пакет с деньгами. Охваченная неожиданным восторгом художница долго приходит в себя, ею завладевает счастье.

После того как художница и незнакомец прощаются, появляется бывший муж. Он интересуется, как все прошло. Затем признается другу, что в пакете лежали не настоящие деньги, а кукла – листы обычной бумаги с единственной настоящей банкнотой сверху.

Разведенный супруг, действительно, производит впечатление неуравновешенного человека и импульсивно объясняет свой поступок следующей теорией. Не важно, настоящие деньги получила художница или поддельные – главное, что на нее свалилось полтора часа окрыляющего экстаза. Причем задаром: никаких денег она не ждала. Поэтому и горевать, когда вскроется подделка, незачем – нельзя потерять то, чем никогда не владел.

Вопреки ожиданиям незнакомец не соглашается с другом. Как и художница, он считает его психом. И парирует абстрактные построения благодетеля собственными, зиждящимися на неустойчивом моральном каркасе.

Незнакомец объясняет неправоту друга от противного. Предлагает представить, что не у бывшей жены, а у самого благодетеля забрали деньги. Как он на это смотрит? Раздосадованный непонятливостью приятеля, благодетель возмущен.

Друзья ссорятся, и незнакомец объявляет благодетелю, что настоящие деньги, которые тот спрятал в тайник, он и передал художнице. А в тайнике оставил куклу, дабы воплотить идею о переносе утраты с жертвы на палача.

Бывший супруг уходит. В финальной сцене совестливый доброхот, его приятель, предстает в новом амплуа. Оказывается, художнице он тоже вручил куклу, а настоящие деньги оставил себе. И теперь собирается отправиться в путешествие.

Пошлое жонглирование финалами пытается опростить картину до второсортной плутовской жвачки. Но нас интересует другое. Многократное переворачивание ситуации, перекидывание ролей обманщика и обманутого выпукло демонстрирует сущность моральных построений.

Совестливый незнакомец, пытающийся переубедить друга моральным аспектом, сам оказывается вором. Причем самым натуральным, в отличие от невменяемого благодетеля, который фактически ничего не крадет. Даже наоборот: его самого можно назвать жертвой собственного умствования.

Кира Муратова выразительно демонстрирует, как "зло" прячется за самым удобным из прикрытий – моралью. Об этом уже немало написано и снято, об этом давно все осведомлены – и все равно при каждом удобном случае суют голову в удавку морали.

Младший Алекс Керви, угодивший в психиатрическую лечебницу в возрасте пяти лет, подрос и превратился в чудного восемнадцатилетнего юношу, которого перевели в интернат для слабоумных детей. Керви заканчивал восьмой класс и готовился к летним экзаменам по чтению и арифметике.

Интернат располагался на востоке Москвы – в уютном районе Текстикулы. Вокруг пятиэтажного здания со множеством крохотных хозяйственных построек разбили парк, который пришлось огородить высоким забором, чтобы слабоумные воспитанники не путались с обычными горожанами.

Неподалеку жил старый Художник с огромным непритязательным брюхом, от которого мечтал избавиться. Воплощая мечту, Художник начал бегать в парке. Бег – превосходное средство против эстетических недостатков.

Художник прогрыз дыру в сетке забора и беспрепятственно проникал в парк, где вскоре познакомился с другим спортсменом – Алексом Керви. Статный атлет, Керви наравне с Художником бегал на длинные и средние дистанции, а на короткие ему и вовсе не было равных. Пузатый Художник, уж точно, не годился в соперники.

Слабоумный юноша и старичок подружились, им было приятно проводить время вдвоем, и однажды Художник предложил Алексу написать его портрет. Воспитанник интерната не понял, кто кого будет рисовать. Художнику пришлось долго объяснять, чтобы добиться понимания.

Старик уединился с юношей за дальним сараем, где, как он объяснил, был правильный свет. Однако рисование давалось тяжело, оно сразу как-то не заладилось. Керви все время отвлекался, не мог усидеть на месте. Юный атлет не понимал, почему он, как раньше, не может упражняться, а вынужден сидеть в полутемени на гнилых досках.

Художник, тем временем, никак не мог нащупать нужную деталь. Нечто неуловимое для несведущих, что делает обычную мазню портретом. Признаться, пятно на холсте совсем не походило на Алекса Керви.

Отчасти это объяснялось плохим освещением: Художник не разбирал красок, часто не видел даже холста. Но работа двигалась. Потихоньку, потихоньку портрет шел к завершению. Вскоре на нем можно было разобрать человеческий силуэт, а потом…

Потом случилось вот что.

Оказывается, все это время за ними наблюдали. Директриса наняла недорогого частного детектива, маленького Сендзючка, следить за подозрительным уединением старого развратника и ее ученика. Сендзючок информировал директрису обо всем, что происходило за сараем и, наконец, старая ведьма приняла решение – взять мерзавцев с поличным.

Старик в спортивном трико занимался картиной, когда раздался оглушительный треск и изо всех щелей полезли слабоумные воспитанники во главе с крохотным Сензючком, скакавшем словно белка. У Художника выпала кисть, он не был готов отразить атаку. И еще меньше был готов к бегству.

Старик посмотрел на портрет - внезапное озарение! – Художник понял, кого он ему напоминает. На холсте подрагивала его бабушка, умершая год назад в текстикульной квартире. Бедолага забралась на антресоль и задохнулась в облаке нафталина.

Художник перевел взгляд на Алекса Керви и увидел, что это совсем не восемнадцатилетний атлет, а такая же бабушка, как на его картине, точная копия задохшейся в нафталиновом облаке. У старичка закружилась голова. Бабушки стиснули его с обеих сторон, взяли под руки и задергались в танце "Лебединое озеро".

Слабоумные воспитанники почти добрались до Художника, лязгали зубами на расстоянии плевка, когда, подхватив внука за руки, бабушки взмыли в воздух и покинули парк. Лебеди долго летали над Текстикулами, а потом рванули на Чистые пруды, где закинули Художника на крышу его мастерской. После чего улетели.

Около часа Художник приходил в себя, лежа на жестяных листах. Потом подполз к окну и заглянул внутрь. В мастерской уже крутился Художник, его копия, который учил трех Скрипачей азам изобразительного искусства. Но в отличие от настоящего, реалистического искусства, которым владел Художник, тот, другой, занимался какой-то кубистической галиматьей.

Из глаз Художника брызнули слезы. Он забил по стеклу, чтобы происходящее немедленно прекратилось. Но вместо рук у Художника были крылья. А сам он… сам он превратился в утку.

Художник попытался взлететь, но не смог. Не знал толком, как это делается. Да и брюхо тянуло к земле. Переваливающейся походкой он подбежал к краю крыши и замер, уставившись на бульвар.

Утка тихо сидела на краю крыши, и никому не было до нее дела. Утка даже стала свидетельницей съемок Pustoshit TV об изгнании Маши из дурдома. Школьный друг утки, старый маразматик Миша Зув, рассказывал, что Художнику пора остепениться.

Мол, мужчина в семье живет на тринадцать недель дольше, любовь не важна, а сожители – всего лишь набор мебели, все, что от них требуется, - не мешать друг-другу скрипом. Художник не подозревал в друге такого неприкрытого идиотизма.

- Сраный мудозвон, - думал он. – Набить бы тебе рожу.

Но нечем было бить рожу: Художник обратился уткой, которую, в конце концов, заметил Миша Зув. Он незаметно подкрался на четвереньках и схватил школьного товарища за хвост. Спустя час супруга Миши, вылитая кресло-качалка, почти без скрипа ощипала преображенного Художника и сварила из него суп.

Миша Зув надел по такому случаю свою праздничную челюсть и долго трепал кресло-качалку за ягодицы. Суп ему очень понравился.

Лето. На лавке в парке спит пьяный.

К нему приближаются двое: чахлый старикашка и маленькая девочка. Когда они проходят мимо лавки, из ноздри пьяного вылезает темно-коричневый жук.

Девочка вздрагивает от неожиданности и спрашивает:

- Дедушка, это душа вылетает из бренного тела?

- Нет, - отвечает ей старикашка. – Это рождаются стихи.

И тростью размазывает жука по лицу спящего поэта.

Как писал Наполеон,

Люди – это цифры: им придает ценность только их положение.

Как и прочие афоризмы, редуцирующие объекты до счетных палочек, этот не исключение. Бытие обращается в нитки, наматываемые на катушку мировосприятия. Законченный сборник афоризмов – моток ниток. Совершенно бесполезен, если вы не швея или домохозяйка.

Наполеон редуцирует индивида до влияния, причем выраженного количественно. Если сформулировать мысль военачальника не арифметически, а лингвистически, получится так:

Люди – это буквы: им придает ценность только их положение.

Как известно, цифры – те же самые буквы, их расположение влияет на число так же, как перетасовка букв влияет на слово. За тем исключением, что в арифметике любой набор цифр осмыслен, в отличие от любого набора букв в языке.

Слегка развивая афоризм Наполеона, приходим к онтологической неизменности человека, меняющего свое положение. Двойка переходит из разряда в разряд: из единиц в десятки, из десятков в сотни, из сотен в тысячи и так далее, но не перестает быть двойкой.

Меняется влияние двойки на число (сумму единиц, десятков, сотен и так далее), сама же она остается инвариантной. Человек, выраженный цифрой, сводится к общественному положению, растворяется в количественной репрезентации социального окружения. Или, более точно, переходит в субъекты политики.

Предтеча века толп Наполеон пытался приподнять индивида над посредственностью, а вместо этого превратил его в счетную палочку, борющуюся за положение в числовом ряду. Стремление, обернувшееся своей противоположностью.

Сейчас афоризм французского коротышки востребован как никогда.

Поэт Денис Безнос жил в детской библиотеке в коробке из-под сандалий. Денису разрешили поставить коробку под лестницей, потому что он работал в библиотеке. В его обязанности входило препровождение заблудившихся детей к гардеробу.

Правда, Безнос был большим шутником и интересовался исключительно маленькими девочками, которых отводил в туалет и запирал в кабинке.

- Маленьким девочкам самое место в запертых кабинках, - говорил поэт.

Денису было хорошо в библиотеке, единственная мелочь омрачала его жизнь - сандалии из коробки, в которой жил поэт. Ведь Денису пришлось вытащить их, чтобы освободить коробку для себя. А эти сандалии… за ними охотился один алчный издатель.

Издатель никак не мог подобрать ботинки по размеру и вынужден был обуваться в спичечные коробки. Однако издатель знал о существовании сандалий как раз для его малюсеньких ножек. И уже рыскал где-то поблизости.

Тем временем Маша Ватрушка, о которой шла речь в предыдущей сказке (про чудесное преображение Флота), лишившись своего маленького коллекционера, отправилась на поиски новой любви. Она просматривала все иллюстрированные журналы, которые попадали в руки. И уже влюбилась в импозантного верблюда, снимавшегося в рекламе сигарет Camel.

Но тут, как гром среди ясного неба, возник Денис Безнос. Ватрушка впилась глазами в заметку о работниках детской библиотеки. Прочитала текст раз двадцать, нет, раз пятьдесят. Вырезала фотографию красавца, затмившего рекламного верблюда, и бросилась в детскую библиотеку.

Маша носилась по туалетам, вызволяла пленниц и показывала заветную фотокарточку.

- Где он? – спрашивала она.

Маленькие проказницы не собирались выдавать своего любимца. Ведь они тоже были влюблены в Дениса и подозревали, что перед ними полицейский из отдела по борьбе с педофилами.

- Никогда не видели его в библиотеке, - верещали девочки и убегали.

Ватрушка не отчаивалась. Она приволокла в читальное заведение маму, такую же Ватрушку, но более представительную. Старшая Ватрушка тоже ходила по туалетам и вызволяла пленниц. Наконец ей повезло. Одна девочка решила, что такая представительная Ватрушка не может работать в полиции, и отвела ее к лестнице.

- Вот, - сказала она.

Мамаша Маши осмотрелась.

- Но здесь никого нет. Только коробка из-под сандалий.

- Тот, кто вам нужен, внутри, - шепнула ей на ухо девочка и исчезла.

Прежде, чем старшая Ватрушка успела снять крышку, ее грубо оттолкнула младшая. Маша столько раз представляла встречу с поэтом, что не могла доверить вожделенный момент даже маме. Она нетерпеливо раскрыла коробку и вывалила на пол спящего Безноса.

- Как же он хорош, - запричитала Ватрушка, дрожа от нетерпения.

И тут в холле появилась начальница Дениса, тоже в него влюбленная. Ей не понравилось, что какая-то Ватрушка крутится рядом с коробкой, и начальница накинулась на нее, одновременно пытаясь унять икоту.

Эта сцена так смутила поэта, что он стал скукоживаться. И скукоживался до тех пор, пока не превратился в маленькую бородавку. Ватрушка расхохоталась: неужели еще минуту назад она была влюблена в эту бородавку? Какой восторг!

Ватрушки, и старшая и младшая, взялись за руки и выбежали из библиотеки. На их месте появился Барбарис Куприянстер. Известный интеллектуал пришел с проектом преобразования библиотек в детские кафетерии.

Вдруг он заметил на полу свою бородавку.

- Что она здесь делает? – прошептал книжник и, элегантно поддев бородавку зонтиком, пристроил рядом с носом.

Затем взглянул на себя в зеркало. С обеих сторон носа торчало по великолепной бородавке. Довольный собой, Барбарис взял под руку успокоившуюся начальницу и направился в ее кабинет, где собирался продемонстрировать проект реформ.

Начальница осторожно прислушивалась к своим ощущениям. Кажется, она медленно влюблялась в обворожительную бородатую образину, столь удачно прицепившую к физиономии ее прежнюю любовь.

- Он так умен, симпатичен, импозантен, - думала она, продолжая икать.

А Ватрушки уже распивали математическую жидкость на Новокузнецкой. Облачко Флота витало у них над головами, заискивающе посмеиваясь.

Мыслителям-нигилистам не дает покоя общее место, касающееся нравственного аспекта восприятия. Вообразим: мамаша с маленьким ребенком приходят в театр на спектакль о жизни, полной горечи и унижений.

Зрительница мамаша вживается в образ главной героини и переносит драматизм игровых ситуаций на себя. Она меняется в лице, судорожно сжимает одной ладонью другую, из глаз сочатся слезы. В то время как ребенок остается равнодушен к спектаклю и скорее мешает ей, нежели составляет компанию.

Невинная просьба сходить в туалет вызывает у мамаши припадок ярости, которую она тут же вымещает на ребенке. Агрессия тем суровее, чем меньше зрительница желает отвлекаться от сцены.

Это и есть расщепление восприятия, не дающее покоя нигилистам: как можно сочувствовать выдуманному персонажу и одновременно осыпать затрещинами собственного ребенка, захотевшего в туалет.

Сейчас непоследовательность будет объяснена.

Дело в том, что театральная постановка привлекает мамашу не драматизмом, а эстетикой. Переживания, возникающие в ее сознании, порождаются наблюдением красоты, а не набором эпизодов, складывающихся в пьесу.

В точной аналогии с любительницей мелодрам более взыскательные ценители наслаждаются, например, стихотворением Шарля Бодлера "Падаль" или романом-предложением Пьера Гийота "Эдем, эдем, эдем". Или фильмом Романа Поланского "Отвращение". Важен не объект восприятия, а эстетика, закладываемая художником.

Мало кого удивляет вид замарахи, любующейся красивым платьем на витрине. Это эстетическое расхождение: внутреннее (мысленное) не соответствует внешнему (фактическому). Однако, стоит появиться нравственному аспекту, как все стремительно меняется.

Действительно, нравственный элемент часто разрушает привычную картину. Но не в случае с искусством, в котором ничего нравственного нет вообще.

Когда я учился на мех-мате, ректор Виктор Антонович Садовничий проявлял большую заботу о студентах нашего факультета и вообще МГУ. Тогда как раз вступил в силу закон, запрещающий распивать спиртное на улицах Москвы. С легкой руки академика Садовничьего в закон добавили малоизвестную до сих пор поправку, разрешающую распивать спиртное студентам МГУ.

Молодежь из других вузов на поправку отреагировала вяло: устроили несколько пикетов у министерства образования, после чего, никем незамеченные, успокоились. Внутри МГУ, напротив, поправка Садовничьего вызвала резкое неприятие. Студенты подняли вопрос на собрании профсоюзного комитета и долго спорили, как бороться с одиозной поправкой, дискриминирующей других студентов.

Высказывалось масса предложений, но остановились на самом безобидном – противникам поправки предлагалось воздерживаться от спиртных напитков в общественных местах. О профсоюзной инициативе узнали в ректорате и посчитали ее направленной против Виктора Садовничьего как главы Московского университета и ученого.

Далее события развивались стремительно. Уже через несколько дней в студенческом городке на Воробьевых горах ввели специальные патрули из сотрудников милиции и членов "Дружины ректората", студенческой организации под патронажем администрации Университета.

Патрули останавливали подозрительных студентов и, если те были трезвы и без бутылок алкоголя, забирали в отделение милиции (или учебную часть при переполнении отделения). Там пойманных заносили в специальный список нарушителей, чтобы затем расправиться на экзаменах.

Вскоре от оппозиционеров избавились – их просто отчислили на первой же сессии. Патрули распустили, потому что студенты и без них постоянно ходили пьяные. А в следующем семестре отменили даже обязательную стопку водки, полагающуюся в университетских столовых к любому блюду дороже восьми рублей.

Жизнь вернулась в привычное русло.

Петросий индифферентно отнесся к утрате котят. Я предполагал, что она необычная кошка, но опасался, как бы Петя не запротестовала против продажи биробиджанских жень-шеней в рабство неизвестным.

Петросия не интересовали котята, только еда. Кошка постоянно крутилась возле своих мисок и требовательно мяукала. Жадно поглощала мясо, кости, сухой корм, консервы для беременных кошек, паштет для котят, молоко и воду. И никак не могла насытиться. Ела больше нас, гадила гигантским калибром, я и не подозревал, что такое возможно.

Жень-шеней раздали, Петросий вернулся к обычному рациону и начал вспоминать котят. В кошачьей памяти проявились смутные эпизоды, как их кладут в рюкзак и выносят из квартиры в запираемый холл на четыре квартиры.

Петросий и раньше интересовался этим холлом, считая его частью нашего жилища, теперь же и вовсе перестал отходить от двери, при любом удобном случае пытаясь выскочить к своим жень-шеням.

Вчера я выпустил Петросия, чтобы он изучил холл и понял, что никаких жень-шеней там нет. Сразу после этого подали обед и я забыл про кошку.

Наше с Верой внимание привлекли странные звуки. Книжная девочка так испугалась, что чуть не залезла под матрас. Я объяснил, что это соседи сверху, оттуда всегда доносятся разные звуки и ничего страшного в этом нет. Вера сказала, что звуки доносятся не сверху, и попросила посмотреть, что делается за дверью.

В глазке я увидел следующее. У двери к лифтам стояли маленькая девочка с мамой, наши соседи. Обе смотрели на нашу дверь, а маленькая девочка еще и махала палочкой-пылесборником.

Я вернулся в комнату и рассказал об увиденном Вере.

- А где Петросий? – вдруг спросила она.

- Петросий там, - я показал на дверь. – Уже минут сорок.

Книжная девочка бросилась в прихожую, на ходу надевая подвернувшиеся калоши.

- Зачем ты выпустил ее так надолго? – попеняла мне на прощание.

В холле кошки не оказалось, по крайней мере, нигде не было видно. Вера открыла дверь к лифтам, там все еще стояла соседка с дочкой.

- Вы не видели кошку? – спросила Вера.

Соседки сказали, что видели. Она сидела над нашей дверью на металлической балке сантиметра три в ширину.

- Но где же она? – не унималась Вера.

- Где-то здесь, - бросила соседка, заходя в лифт. – Мы ее не выпускали.

Минут пять мы слонялись по холлу, пытаясь отыскать Петросия. Кошки нигде не было.

- Наверно, она вывалилась в форточку, - Вера вскочила на подоконник и выглянула вниз.

Мы вернулись в квартиру. Вера села за компьютер, напечатала что-то на клавиатуре и прочитала в открывшейся странице:

- Моя кошка выпрыгнула с тринадцатого этажа и осталась жива. – Повисла пауза. – Да где же она, черт возьми?!

Вера снова выскочила в холл.

- Петя, Петя, Петя… - доносилось все тише.

Я остался в кресле. С минуту глядел в монитор, а когда повернул голову, увидел в дверном проеме Петросия. Кошка сидела тихо и смотрела на меня.

Можно условно разделить общество по отношению к власти на элиту, контрэлиту, антиэлиту и всех остальных. Контрэлита часто объединяется с антиэлитой в борьбе с элитой, но, в отличие от контрэлиты, способной в любой момент занять место элиты, антиэлита стать элитой не может и скорее отвергает сам иерархический принцип, нежели борется с конкретной его реализацией.

В контексте современности к контрэлите можно отнести политическую оппозицию, а к антиэлите – современное искусство. Все большая политизированность современного искусства, фиксация не только на социальных проблемах, но и политических, подталкивает его к оппозиции.

Современные художники объединяются с политиками в борьбе с властью. При этом политики жаждут власти, а художники – отмены иерархического расслоения. Если побеждает оппозиция, для антиэлиты ничего не меняется, она остается в оппозиции к теперь уже новой элите. А старая элита часто становится новой контрэлитой.

Такое, казалось бы, незавидное положение антиэлиты компенсируется постепенным вытеснением ее дискурсом всех остальных дискурсов. В первую очередь к художественному дискурсу (современного искусства) прибегает контрэлита. Политические акции все менее отличимы от перфомансов, а художественные акции от политических жестов.

Теперь же пришло время, когда языком искусства заражается и власть. Элита реагирует на акции оппозиции, пытаясь выглядеть современно. Консервативная составляющая, основа государственной власти, прячется за иллюзорной легковесностью перфоманса.

Элита обзаводится собственными современными художниками, которые едят у нее с рук, чтобы вытеснить конфликт из области политики в область искусства. Нет больше напряжения, социального, экономического и политического оппонирования, все погружается в нескончаемый художественный процесс.

Дискурс антиэлиты распространяется на весь мир. Его использует и власть, и оппозиция, и художники. И даже немного все остальные, потому что отныне это универсальный язык, на котором изъясняются современные люди. Или, более грубо, идиоты.

Читаю попеременно две книги: "Маленькие девочки дышат тем же воздухом, что и мы" участника УЛИПО Поля Фурнеля и "Мальчик в полосатой пижаме" Джона Бойна. Скоро окончательно впаду в детство, карьера маститого издателя оборвется.

Между тем, биробиджанские жень-шени превратились в персонажа инверсии и опустошения. Теперь у них есть страничка на популярном сайте. Незадолго до раздачи котята выглядели так:





Другой знаменитый персонаж Le devastateur, Стас Курашев, прислал сон с моим участием. Сейчас этот сон будет воспроизведен.

Мне снился очень интересный детектив про книжный магазин и вдруг возник ты. У тебя была какая-то презентация что ли и у тебя в руках была очень толстая книга страниц, наверное, на полторы тысячи, на которой было написано большими буквами ВАДИМ КЛИМОВ. И ты не хотел, чтобы эту книгу видели люди. Ты взвизгивал голосом оперной примадонны:

- Никогда! Этого не будет никогда! Слышишь, никогда!

Я тебя уговаривал и звал почему-то Вадя.

- Вадя, это же такая хорошая книжечка... Вадя, все так обрадуются, когда увидят ее...

Ну и так далее.

Станислав Курашев – это вам не биробиджанский жень-шень. Он выглядит так:

Биробиджанских жень-шеней, которых мы рассовываем по семьям почти даром, не осталось. Всех разобрали. Самое время вспомнить, как они взрослели и превращались в омерзительных нацистов. Нацистских биробиджанских жень-шеней.

Начиналось все вполне пристойно. Бирюзовоглазый котенок немного грустен, но все еще в полном порядке. Идеологическая девственность.



И тут, словно обезьяна с пальмы, в кадр сваливается Флот. Аэрофлот, обрубок ВШЭ и продавец дизеля, учащий детей и животных самому плохому. Sieg Heil! в исполнении маленького дизельного Флота.


( Read more... )

Снилось, как я слонялся по институту, пока не оказался в просторном холле с толпящимися людьми, главным образом студентами и преподавателями. Происходило что-то вроде праздника. В безликой массе я узнал Александра Михайловского, переводчика Эрнста Юнгера.

Я прошел мимо, но вскоре встретил его двойника, за которым стал наблюдать. Сначала он сидел за столом, потом отошел, забыв сумку. Я забрал сумку и вышел в другой зал.

Там было не так много народу. Никто не обращал на меня внимания, я положил сумку на стол и расстегнул молнию. Внутри лежали фрукты, много разных фруктов. Мне так захотелось черешни… Я начал распихивать ее по карманам, когда заметил, что Михайловский или его двойник возвращается.

Он прошел метрах в пяти, не заметив сумки. Но я подбежал к переводчику и признался, что позволил себе взять немного черешни. Михайловский молча выслушал меня и сказал, чтобы я отправлялся в учебную часть, где повторил свой рассказ и оставил его сумку. Переводчик или его двойник отправился дальше.

Его требование привело меня в ужас. Однако Михайловский не знает меня в лицо, подумал я, поэтому не сможет выяснить, кто копался в его сумке. Главное снова не попасться ему на глаза.

Застегнув молнию, я бросился к выходу. Проскочил через несколько залов и оказался на улице с компанией друзей. Я рассказал друзьям об инциденте с Михайловским и своих опасениях. Они заверили, что все это ерунда, мы проберемся в холл и оставим сумку у стула переводчика, он найдет ее и обо всем забудет.

Зайти в институт мы не смогли и долго бродили в окрестностях, ища открытое окно. Это заняло уйму времени. Успело стемнеть, полил дождь. Мы забрались в яму, из которой не получалось выбраться, потому что земля превратилась в скользкую глину.

В тусклом свете уличного фонаря я зачитал вслух небольшой рассказ из сборника Михайловского. Кто-то заметил полуоткрытое окно в паре метров от ямы. Это всех воодушевило, мы снова попробовали вылезти.

Мне удалось зацепиться за твердый кусок земли, я оттолкнулся от чего-то ногой и выбрался из ямы. Оказалось, что я уперся ногой в голову Скрипача, соседа Ильи Кручинина. После тычка ботинком волосы Скрипача, и без того жидкие, разлетелись в стороны, оголив голый череп.

Через минуту мы уже шагали по учебному корпусу. Где-то поблизости, в одной из аудиторий, должны были показывать фильм, на который мы жаждали попасть. У всех, кроме меня имелись билеты. Я же собирался проскочить так.

Мы пересекли внутренний дворик. Билетерша спросила, показывал ли я билет. Я сказал, что уже заходил, но вышел за мороженым для друзей. В руках я, действительно, держал три рожка.

Просмотровый зал представлял собой узкое помещение в форме буквы Г. Никто не знал, в какой части будет демонстрироваться кинолента. Я заметил три свободных кресла, сел в среднее, забронировав боковые стаканчиками мороженого.

Мои друзья все не приходили. Пришлось оставить мороженое и на своем кресле. Во внутреннем дворике друзей не оказалось. Билетерша предупредила, что скоро начнется фильм. Я заверил, что ненадолго. Пробежал через дворик и снова зашел в учебный корпус.

Длинный полутемный коридор ветвился пустыми аудиториями. Сначала я заходил в каждую, потом просто заглядывал. Чем дальше я продвигался, тем неустроеннее становились аудитории. В конце концов, я оказался в совершенно разрушенной части. Буквально в руинах.

И тут меня позвали.

- Вадим… Вадим…

Я узнал голос Веры. Закрутил головой, не понимая, откуда доносятся звуки.

- Вадим.

Глаза открылись... Я лежал в своей комнате за закрытой дверью. В матовом стекле дернулся силуэт подруги. Она собиралась в институт и закрыла дверь, чтобы меня не разбудить.

- Вера, - позвал я, не вылезая из-под одеяла.

- Я тебя разбудила? – спросила она, осторожно заходя в комнату.

- Ты меня звала? – спросил я.

- Нет, - Вера обескуражено втянула голову.

- Ты звала… - сказал я. - Но это было во сне.

Только сейчас открылась абсурдность моего предположения: Вера вышла в прихожую, прикрыла дверь, чтобы не разбудить меня, но так увлеклась одеванием, что стала меня звать. Какая нелепость, ничего рационального.

Маленький Флот жил у бабушки с дедушкой и коллекционировал бутылки из-под виски. Любил зайти в магазин Спотыкач на Новокузнецкой за недорогим виски с собачкой на этикетке. В сущности, вся коллекция Флота состояла из пяти пустых бутылок, купленных в Спотыкаче.

Однажды Флоту рассказали, что настоящие коллекции состоят из неповторяющихся бутылок. Пришло время кардинальных изменений. Маленький Флот зарегистрировался на сайте, где коллекционеры со всего мира выкладывали списки своих коллекций, часто с фотографиями.

Флот сохранял фотографии бутылок, а бабушка распечатывала их на принтере, стоявшем на работе. Затем юный коллекционер аккуратно вырезал с фотокарточки этикетку и приклеивал к пивной бутылке. Коллекция начала пополняться редкими марками.

Флот познакомился с девушкой Машей.

- Вся такая из себя, - подумал коллекционер. – Как раз то, что я искал.

Он решил сойтись с Машей поближе и спросил, есть ли у нее на работе принтер. Бабушка не сегодня завтра уходила на пенсию, и Флот хотел подстраховаться – обзавестись подружкой с принтером.

Мария рассказала новому другу о математическом заводе, где работает вместе с мамой.

- Что еще за математический завод? – удивился Флот. – Впервые такое слышу.

Девушка объяснила, что это завод по производству крепких напитков, специально для математиков. Чем яснее ум у человека, тем большую инерцию он проявляет при опьянении. Математикам, как людям с самым ясным на земле умом, требуются специальные напитки, более действенные.

- А твоя мама? – спросил Флот. – Она тоже математик?

- Нет, - ответила Маша. – Моя мама - секретарша, но крепко пьющая. Она напьет наравне с математиками… Ну, почти: на равных с геометрами, и на полуравных с топологами.

- Твоя мама, наверно, и бутылки с завода таскает? – предположил Флот.

- А как же, - воскликнула девушка. – Бутылки даже я таскаю. А ты, дружок, где работаешь?

Флоту было неудобно рассказывать, что он весь день кликает по баннерам, получая два цента за каждый переход. Он придумал, что собирает автографы знаменитостей на публичных лекциях, которые продает заграницу.

Маша захлопала в ладоши и попросила Флота взять ее на публичную лекцию, ей интересно посмотреть, как это происходит. И еще девушка поинтересовалась у коллекционера, что такое автографы.

На следующим же день, прихватив пару бутылок с математического завода, Флот с Машей отправились в культурный центр на лекцию о заполонившей мир кенгурятине. Кенгурятина неотличима ни от свинины, ни от говядины, ни от баранины, ни от птицы, ни от рыбы, ни от салата, ни от щербета, ни от мороженого, ни от пирожного. Универсальный продукт, подходящий для любых целей. Но оскорбляющий национальные чувства австралийцев, выбравших кенгуру своим символом.

На лекцию друзья не попали – застряли в лифте вместе с Мишей Зуевым. Миша Зуев, газпромовский лифтер, на время весенних каникул перешедший работать в детский культурный центр, считал себя человеком интеллектуально и культурно развитым, способным читать лекции на любые темы любой продолжительности и для любой аудитории.

Воспользовавшись обстоятельствами, лифтер прочитал Марии и Флоту увлекательную четырехчасовую лекцию о морковке, которая используется во многих блюдах. Кулинария была коньком лифтера Миши.

Лекция о морковке кончилась, как только ремонтники вскрыли лифт. Флот взял у Миши автограф и выскочил в холл. Маша казалась слегка разочарованной.

- Неужели это и была публичная лекция? – спросила она. – А этот старикашка – знаменитость?

- Да, да, - закивал маленький коллекционер. – Самая что ни на есть публичная лекция. И самая что ни на есть знаменитость. А ты чего ожидала?

Девушка пожала плечами, она уже не помнила своих ожиданий. Ей было жаль четырех часов в тесном лифте и двух бутылок математической жидкости, которые Флот распил со старикашкой.

На следующий день друзья снова отправились в культурный центр. Заметив стоящего перед лифтом Мишу Зуева, Маша заявила, что поднимется по лестнице. Флот, задыхаясь, последовал за подругой.

В этот раз юные слушатели все-таки попали в аудиторию. Молодой лектор, сочась обаянием, прочитал чудесную лекцию о вегетарианстве. Маша не верила собственным глазам. Она привыкла наблюдать интеллектуалов в образе пьяного, едва ворочающего языком старичья с анекдотичными физиономиями вроде лифтера Миши, а здесь…

Девушка по уши влюбилась и готова была расцеловать лектора. Вдобавок она не разрешила Флоту прикасаться к математической жидкости, приберегая ее для вегетарианца. Бедный маленький коллекционер глазел на лектора, выдумывая каверзные вопросы, чтобы поставить его в тупик, но в голове вертелась одна чепуха вроде усов Миши Зуева.

И вдруг все переменилось. Через пелену фантазий Флот услышал что-то про морковку.

Морковку!

Но буквально вчера он прослушал подробную четырехчасовую лекцию и знает о морковке абсолютно все. Что там сказал про нее недоделанный вегетарианец? Однако лектор давно перескочил на другую тему и про морковку больше не говорил.

Флот поднялся с места. Маша дернула его за рукав.

- Да сядь ты наконец, - злобно шепнула в ухо друга.

Но коллекционер снова поднялся.

- Морковка, - вскрикнул он.

Лектор замолчал и взглянул на слушателя.

- Что вы сказали? – переспросил он.

- Морковка, - повторил Флот.

- Коровка?.. Оковка?.. Я вас не слышу, спускайтесь к кафедре.

Флот уже подходил к кафедре, когда в руках лектора оказалась морковка, которой он взмахнул, словно волшебной палочкой, и щелкнул коллекционера по носу. После чего маленький Флот превратился в облачко подкрашенного воздуха, которое сразу устремилось в пустую бутылку.

Лектор взял с кафедры носовой платок, закупорил бутылку и продолжил лекцию. Никто из слушателей не обратил на исчезнувшего коллегу никакого внимания. Даже его подруга Маша. Разве что кроме одного человека – лифтера Миши Зуева.

Миша тоже сидел в аудитории. Это он забыл носовой платок на кафедре. Он любил приходить в пустую аудиторию и читать лекции воображаемой публике, утирая пот и слюну с кончиков губ. Теперь же его лекторским платком заткнули бутылку с подкрашенным облачком.

Лекция закончилась. Миша Зуев незаметно спрятал бутылку в ширинку и вышел. Лифтер поспешил домой, чтобы всесторонне изучить преображенного коллекционера. Дело пахло значительным научным открытием, о котором он давно мечтал.

Старикашка даже забежал по дороге на книжную ярмарку, чтобы договориться с каким-нибудь издателем о выпуске монографии. Но на ярмарку лифтера не пустили. Болван-охранник нащупал бутылку в ширинке будущего ученого и заявил, что со своим бухлом внутрь не пустит.

- Но это не бухло, - запричитал Миша Зуев. – Это мое научное открытие.

Охранник дал резиновой дубинкой по раскрасневшейся физиономии лифтера и выставил его вон. Миша долго искал платок, чтобы вытереть брызнувшие вместе с кровью сопли. В конце концов, он вытащил платок из бутылки.

Газообразный Флот устремился на волю.

Неудачливый лифтер упустил свое открытие, размазывая сопли по лицу. Он понял, что ему никогда не стать ни ученым, ни автором книги. Старикашка до конца дней обречен читать лекции о морковке застрявшим в лифте пассажирам. В его жизни не будет больше ничего, только это.

А обретший свободу Флот полетел в Спотыкач за бутылкой недорогого виски.

Вышел мартовский "Опустошитель" с чудесной обложкой и двумя моими текстами: #9. Семья. Прежде всего, рассказом "Между смертью и сновидением". Гротескное до невразумительности проникновение в глубины подсознания, расковыривание душевного механизма, мутация болезненных ощущений, фантазирование в безобразном виде. Важное для меня и мировой культуры произведение.

А так же "Историко-философские замечания XVI-XXXV". Продолжение серии, начатой шестым "Опустошителем". Копирайт, апория Зенона, расизм, преодоление нуля, изменчивость, цинизм, безыдейность, случайность и прочие актуальные вопросы. Вскрытие банальностей и иная репрезентация.

Так же в номере: Агота Кристоф, Фернандо Аррабаль, Эдуард Лимонов, Алексей Лапшин, Хосе Мария Инохоса, Валерия Мурысо и знаменитая Вера Крачек. Не считая остальных застрявших между зубов изюминок.