Результатом традиционной, ценностной мотивации в трудовой и политической деятельности является кооперация, целерациональной - коактация (от лат. coactus - одновременно и вынужденное действие и принуждение к нему). Каким образом обеспечиваеися эта коактация? Расщеплением того что Локк понимал под собственностью, а все, вслед за ним идущие, уточнив это понятие, называли частной собственностью, то есть расщеплением личных свойств. Утрата любой части локковой триады (жизнь - свобода - имущество) ведет и к утрате двух остальных, индивид утрачивает все человеческие свойства. Но и полная утрата социативности ведет к тому же - к утрате человеческого облика, к утрате имущества, свободы, и, наконец, жизни.

Что же на заре цивилизации порождало и поддерживало традицию кооперации? Большая семья. Если вы вслед за Вебером полагаете, что патриарх в такой семье полностью распоряжался жизнями, свободой и имуществом ее членов, то вы заблуждаетесь: он единолично не мог распорядиться даже семейным имуществом. В Абхазии еще в начале XX века "продажа семейного имущества или отчуждение земельного участка старшим в семье допускалась лишь с согласия остальных ее членов". Имущества, кстати, было не так уж и мало: "декоративный и хозяйственный дворы, пахотные земли, сад, огород, виноградник, небольшая часть леса и пастбища, жилые и хозяйственные постройки, культовое сооружение и кладбище, крупный и мелкий рогатый скот, домашняя утварь, годовой запас продуктов." Собственно, и сам патриарх в большой семье появился не так уж давно - вместе с наследованием по отцовской линии, до того нынешний патриарх был всего-лишь мужем главы семьи, пришельцем не только из иной семьи, но и из иной экзогамной группы.

Внутри большой семьи экзогамия возникает не из боязни кровосмешения, а в силу табуации слишком тесного общения полов, чреватого конфликтами, способными привести к остановке сельскохозяйственных работ. По мере увеличения разнообразия, а следовательно, и времени тех работ, увеличивались и периоды табуации, пока этот процесс не привел к полному запрету внутрисемейных браков. Производственная необходимость.

Начало же экзогамной группе - по нынешней терминологии патронимии, разрастаясь и делясь, дает та же большая семья. Патронимии почитают общего предка в культовом сооружениии первичной большой семьи и пополняют ее запасы. У новых семей - такое же право на общие запасы, как и у старой. Через семь-девять поколений новая патронимия становится эндогамной по отношению к прежней экзогамной группе, но общий предок, общее культовое сооружение и общие запасы остаются общими.

Понятно, что общие запасы - страховой фонд на случай неурожая, но он же является и страховым фондом на случай утраты иждевенцами кормильцев, а со временем становится и дорожным фондом (кельтские дороги и по связности, и по протяженности намного превосходили римские, но, увы, были построены не из камня, а из дерева), и фондом, покрывающим все непредвиденные расходы. Естественно, что такому фонду необходима охрана. Охрану предоставляют все большие семьи - по одному охраннику от семьи, главой же охраны становится хранитель фонда, а по совместительству еще и главный жрец, и главный судья, и, в случае нужды, военачальник всех семей - муж главы первичной большой семьи.

Королеве Либуше конь привел в мужья и короли пахаря Пржемыслава, римские патриции вели свой род от сабинянок, похищенных Ромулом, а сам Ромул - сын царевны Реи Сильвии и Марса, что позволяет предположить невозмохность для Ромула царствования в землях Реи Сильвии, в Альбе-Лонге, следующих за Ромулом царей долгое время выбирали патриции, а становились они царями после женитьбы на царских дочерях, фракийский царь Кисей обещает Архелаю за услуги дочь и царство, ряд можно множить и множить, одно понятно: государство складывается еще в эпоху матриархата, точнее, в матрилинейную эпоху вокруг первичного культового сооружения с его запасами, царь становится столь же культовым, сколь и сооружение, где он хранит, священнодействует, и судит, а выбирают царице мужа и распоряжаются общим фондом главы больших семей. Царь же, преступивший традиции, подобно Тарквинию Гордому, попросту изгоняется.

Пожалуй, осталось лишь сказать, что и в патриархальной российской семье конца XIX века имущество мужа, кроме носильных вещей, считалось имуществом семейным, а жена, отвечающая за его сохранность, могла распоряжаться собственным имуществом по своему усмотрению. Господство вовсе не означает самовластья господина, напротив, господин несвободен в той же степени, в какой и те, на кого распространяется его господство.