( РОЖДЕНИЕ ИМПЕРИИ )      

Imported event Original

I

Увы, наша река не стала притоком иной реки, она не несет свои воды ни в море, ни в озеро, она не потерялась в песках и не разбежалась протоками по плодородной долине. Наша река, не встретив предела, разлилась огромной лужей и подтопила своими водами все земли, до которых смогла дотянуться.

Начиная с Ивана III, наша власть непрерывно повторяет самое себя в разных обличьях, распространяясь на все большие территории со скоростью 100 квадратных верст в день вплоть до ее очередной реформации в 1991 г..

Судьба страны была предопределена, когда младшие города Ростово-Суздальской земли выиграли свою войну у старших, пригороды пошли войной на города и победили. В тот раз не молодшее вышло из повиновения вятшему - такое в земле Ростовской уже было, когда пригород Ростова Суздаль освободился из-под опеки старшего города. Это лишенное собственности население пригородов и владельческих земель восстало на собственников. Неимущие уравняли с собой в своем неимении хозяев земли. С той поры до пресечения прямой линии Государей Московских единственный хозяин в земле Ростово-Суздальской, а затем и в России - род Мономашичей.

Отличие наше от Европы не в климате, не в географии или национальном менталитете. Отличие единственное - количество собственников. Большое количество земельных собственников в Европе привело к появлению парламентов - учреждений, изначально занимавшихся разрешением споров между обладавшими судебным иммунитетом землевладельцами, учреждений, представлявших собой суды равных. По необходимости в них входили представители всех сословий, владевших землей: дворянства, духовенства, городских общин. В Кастильских кортесах были представлены даже крестьяне-собственники земель. Уже гораздо позже парламенты занялись сначала разверсткой налогов, а затем и их регуляцией, получили право вводить и отменять налоги. Королевская власть с ростом количества землевладельцев вынуждена была смиряться с существованием подобного посредника, ибо без него она теряла возможность управлять королевством. Это и был путь Европы. Русский путь оказался иным - на Руси для простоты управления всегда предпочитали сокращать количество управляемых элементов.

В старых землях количество собственников и без того неуклонно сокращалось вплоть до той поры, пока Мономашичам не пришло в голову ускорить и оптимизировать этот процесс, а там, где собственности лишены сотни тысяч, эти тысячи будут только приветствовать лишение собственности нескольких сотен.

Иван III при всенародном одобрении лишил собственности и прочих членов своего рода, сделав себя единственным собственником в государстве, а само государство окончательно оформилось в его домашнее хозяйство. Это-то домашнее хозяйство и зажило своей собственной жизнью, пренесло на себя значение и верховной власти, и единственного собственника. Со времени иванова княжения по сей день этот собственник лишь меняет своих номинальных хозяев и управляющих, жестоко наказывая тех из них, кто мнит себя способным изменить установившийся порядок вещей. Он способен простить многое, кроме одного - разделения власти и собственности.



<ЧАСТЬ 7         оглавление                 *

Imported event Original

Imported event Original

VII

Та самая жалость и то самое правосудие, коих недоставало Новгородской земле, были щедро явлены Иваном Васильевичем на Городище в конце ноября 1475 г. Те самые новгородцы, 16 лет назад едва удерживаемые владыкой Ионой от убийства и самого Ивана, и его отца, ныне толпами осаждали Городище, неся жалобы и прошения на имя Великого князя. Иван Правосуд судил скоро и право. Теперь, после того, как обоз с осужденными нарочитыми и, страшно вымолвить, даже с посадниками, осужденными великокняжеским судом, направился к Москве, то, что Великий князь - надежда и опора обиженных и обездоленных, стало понятно и тому, кто этого не постиг еще четыре года назад. И потянулись из Новгородской земли истцы в Москву. Самое страшное, что и ответчики тоже. Забыто было основное положение всех московско-новгородских докончаний вплоть до последнего: на Низу новгородца не судити… Впрочем, оно и понятно: пригороды новгородские, выступив в недавней войне против своего старшего города, ясно показали Господину Великому Новгороду кого они считают над собой судьей и господином.

Неудивительно, что венцом этого процесса и оказалось появление в конце мая 1477 г. перед новгородским вечем Тучки с Хромым и оглашение достопамятного указа самозванного новгородского государя.

Новгород отослал послов государя назад в Москву, отказав тому во всех его претензиях, сославшись на Коростыньский договор. Иван Великий обиделся и 9 октября начинает медленное движение полков всех подвластных ему земель на Новгород. На этот раз на Новгородскую землю вступает уже не легкая конница, а все силы Великого князя с артиллерией, обозами, латниками и пехотой - Иван III Грозный Васильевич идет брать город.

По мере продвижения войск вглубь Новгородской земли все больше новгородских вятших оказываются на службе у Ивана, и на все большие уступки идут новгородские переговорщики. 8 ноября они уже согласны признать его государем, но войска неумолимо надвигаются на город. 25 ноября Новгород блокирован. Больше месяца длятся переговоры, наконец, Новгород согласен уже со всеми требованиями Ивана. 11 января в последний раз собирается новгородское вече, которому еще раз, но уже гораздо определеннее зачитывают волю государя. 5 марта новгородский вечевой колокол въехал вместе с прочими трофеями в Москву.

Почему же именно в конце весны 1477 г. Великий князь решил форсировать события? Да потому что именно в это время он официально разрывает вассальные отношения с Ордой, отказывается впредь отправлять Ахмат хану царский выход и сам становится царем, но при этом теряет и право на сбор царского выхода для Орды с Новгородской земли.

С ликвидацией самостоятельности Новгорода для Москвы отпала необходимость в независимом Великом княжестве Тверском и подвластном Москве, но самостоятельном Белозерье, выполнявших роль буфера между Новгородом и Москвой, и они стали частью земель государя. Закончилось и самостоятельное существование Великого княжества Рязанского, выполнявшего для Москвы ту же роль по отношению к Орде, Хлынов и Казань, представлявшие постоянную угрозу Сараю, не угрожавшему более Москве после убийства Ахмат хана, также были присоединены Иваном к своим владениям.

К 1490 г. Иван Васильевич становится Государем Всея Великая Руси.


<VI               оглавление              ЧАСТЬ 8>

Imported event Original

VI

Северная группа московских войск должна была скорым маршем пройтись по всему северо-востоку Новгородской земли и к середине июля выйти к Новгороду с севера. На деле же Образец со Слепым вместо расположенного к Москве населения Заволочья обнаружили посланного туда еще осенью с немалою дружиною служилого князя Новгородского Василия Гребенку Шуйского. Шуйский задержал продвижение устюжско-хлыновского соединения до конца июля и потерпел окончательное поражение, уже наступая на Устюг.

Задачей западной группы во главе с Холмским и Стародубским было соединение с псковским войском и блокирование Новгорода с запада. Продвижение этой группы описывается летописями как череда блестящих побед, однако, если проследить движение этой череды, то получится этакая странная загогулина: взятие и сожжение Русы, блестящая победа под Коростынью (это на берегу Ильменя, уже недалеко от Шелони, которую московским войскам предстоит форсировать, если они желают выйти на соединение с псковитянами), затем бодрый марш от Коростыни на юго-восток к уже сожженной ими Русе, победа над судовой ратью на реке Поле - еще дальше к юго-востоку от Шелони, нежели Руса, и, наконец, марш вдоль Полы еще далее на юго-восток – к Демону, навстречу уже выступившей группировке самого Ивана Васильевича, должной завершать окружение Новгорода с юга. Марш, ополовинивший ряды победоносного войска, был прерван грозным окриком самого Великого князя, заставившим Холмского со Стародубским развернуть свое воинство и пойти-таки на соединение с колеблющимся союзником.

Только к середине июля войска Холмского появились на правом берегу Шелони и обнаружили на ее левом берегу новгородскую конницу, намного превосходящую их силы. Оба войска долго следовали по разным берегам Шелони вверх по ее течению, пока москвичи не уперлись в преграждавший их дальнейшее продвижение приток Шелони, речку Дрянь. На виду у неприятеля войска Холмского стали форсировать Шелонь. Обрадованные тем, что противник сам подставляется под их удар, новгородцы перестроили свои порядки ему навстречу и, забыв про излюбленную московскую тактику, бросились на москвичей, выходящих из вод Шелони. Уводя с собой новгородцев, Холмский со Стародубским получили возможность разделить свои войска и переправить часть их на левый берег, теперь эта часть, следовавшая по пятам за новгородской конницей, ударила ей во фланг и тыл. Повторилась история пятнадцатилетней давности под Русой, подтвердившая превосходство фронта легкой конницы над тылами тяжелой: основные новгородские военные силы перестали существовать, а возглавлявшие их посадники и нарочитые новгородские, сторонники пролитовской партии, оказались в руках и во власти Великого князя.*

Владычный полк, единственное боеспособное соединение оставшееся у Великого Новгорода, всего лишь во второй раз за всю новгородскую историю упомянутый в летописи и во второй раз в связи с неподчинением вечу (в первый - владыка послал полк вопреки решению веча в помощь Александру Ярославичу, и полк оказал решающее влияние на исход Невской битвы), воевать с московитами отказался, ибо был послан владыкой Феофилом для защиты только от псковитян. Оно и понятно: новгородский владыка еще только избран, но не поставлен. Впрочем, занят Владычный полк: он действительно сражается с псковскими войсками, выступившими против Новгорода, как и было обещано псковитянами Великому князю, сразу, как только тот сам появился на Новгородской земле.

Про успехи восточной группы московских войск Ивана Стриги летописи молчат. Вероятно, она единственной из всех выполнила свою задачу, и, пройдя, не встретив особого сопротивления, по Помостью, вышла к Новгороду с востока вовремя, по крайней мере, уже 18 июля мы видим его в Яжелбицах, в 120 верстах от Новгорода рядом с Иваном Васильевичем, также, похоже, выдержавшим намеченный график движения южной группировки. За сим следует малопонятное движение объединенных сил двух группировок к Демону на соединение с оставленным у него князем Верейским, уже получившим к тому времени ключи от Демона и сто рублей откупных.

24 июля 1471 г. Великим князем, находившимся в то время в Русе, были как изменники государевы обезглавлены плененные на Шелони Дмитрий Борецкий, Василий Губа Селезнев, Еремей Сухощек и Киприан Арзубьев, вятшие ратники взяты в оковы и отправлены в Москву, а молодшие пущены по домам.

В Шелонской битве оказались плененными все основные противники Московского государя, а оставшиеся в большинстве в Новгороде его сторонники в ожидании приступа заклепали орудия на городских стенах. Молодшие, отпущенные Иваном Васильевичем, и известие о поражении Василия Шуйского прибавили новгородцам симпатии к Великому князю, и вече, еще вчера казнившее за те пушки изменника Упадыша, ныне отправляет послов к Ивану III.

Шелонская победа и отсутствие дальнейшего сопротивления со стороны Новгорода поставили крест на планах Ивана Васильевича. Вместо блестящего окружения и взятия непокорного города, торжественного въезда в Новгородский Детинец к самой Софии и ликвидации на вечевой площади в назидание прочим землям самостоятельности земли Новгородской, Ивану Васильевичу пришлось внять настоятельной рекомендации грозящих в противном случае выйти из-под его власти князей духовных и светских, принимавших участие в достопамятном соборе, и выполнить решения того самого собора, что затевался им лишь для обоснования его новгородской кампании. Великий стратег сам себе вырыл яму.

27 июля Великий прибыл в Коростынь, где его уже ожидало новгородское посольство, через пару недель был подписан договор, подтверждавший положения Яжелбицкого, утвердивший землю Новгородскую дединой князей Московских и наделивший князя Московского правом Верховного Судьи и Законодателя новгородского, Иван Васильевич вместе со своим войском и 16000 новгородскими рублями контрибуции удалился в Москву.


Архиепископ Феофил был хиротонисан митрополитом Филиппом в Москве 15 декабря. По такому случаю всем пленным новгородцам Великим князем была объявлена амнистия.


__________________________

*Новгородская летопись описывает битву иначе: у Новгорода вовсе не было конницы, кроме владычного полка, новгородская пехота опрокинула форсирующих Шелонь москвичей и добивала их уже на правом берегу, когда ее атаковала татарская конница, остававшаяся в засаде. Трудно определить, кто прав, новгородцы или москвичи, кажется, при той неразберихе, что учинили Холмский со Стародубским, победы в летописях перепутались с поражениями, татары с русскими, конница с пехотой, а правый берег с левым, одно ясно: победа москвичей на Шелони была полной и безоговорочной, а тактика легкой конницы и засадного полка еще раз торжествовала там над численным превосходством противника. Вряд ли пешие новгородцы поспели бы за конными москвичами от Ильменя до самой Дряни, где б та ни находилась, к тому ж пехота летом у новгородцев была все больше плавающая, нежели пешая, да и оправдание своего поражения хорошее: ну, не было у нас конницы, мы, де, тут не виноваты, владыка виноват, не дал конницы, а тут еще и татары, сами понимаете… Само воеводство в Шелонской битве Дмитрия Борецкого и Василия Казимира, кажется, указывает на участие в ней именно новгородской тяжелой кавалерии.



<V                   оглавление                   VII>

Imported event Original

V

Кончины архиепископа Ионы и князя Симеона Олельковича Киевского оказались не последними в череде смертей, спутавших карты кворуму новгородских посадников. В середине марта 1471 г. умер Иржи Поберадский, король Чехии, завещавший свой трон сыну Казимира, Владиславу. Матей Корвин, король Венгерский, воспользовался временным отсутствием законного короля и занял Моравию и Силезию. Казимир, желавший не только видеть своего сына Владислава королем Чехии, но уже прочивший и другого своего сына, Казимира, в короли Венгрии на место самого короля Матея, полностью завяз в делах чешско-венгерских и уже не мог оказать сколь-нибудь существенную помощь Новгороду.

Хану Ахмату Иван устроил головную боль с помощью вятских потомков ушкуйников: они взяли Сарай, спустившись на своих лодках из Хлынова, и поигрывавшего мускулами на границах с Ордой Крымского хана Хаджи Гирея, наследника Азы Гирея, ударившего в тыл Ахмату в 1464 г., когда тот решил проучить злостного неплательщика - Великого князя Владимирского. Последний союзник Новгорода был вынужден решать свои проблемы далеко от новгородских пределов.

Однако, следовало спешить, и Иван Васильевич созывает собор князей, епископов, бояр и воевод под председательством митрополита Филиппа, дабы придать легитимность планирующемуся новгородскому походу. Лукавство собора было очевидным даже для современников: ставленный папой Пием II митрополит Киевский Григорий, после непризнания его Москвой и отказа литовских православных епископов сотрудничать с ним, добился и от патриарха своего назначения на Киевскую кафедру в качестве митрополита Всея Руси. Литовские епископы митрополита признали, но Москва, привыкшая уже ставить своих собственных митрополитов, проигнорировала веление патриарха, и на Руси появился Киевский диоцез Константинопольского патриархата.

В результате собора поход представлялся уже не как очередное завоевание, а как крестовый поход, призванный не допустить осквернения новгородцами православной веры каноническим общением с униатами и католиками. Собор поход благославляет, и в конце того же мая, вопреки всем правилам ведения регулярной войны, требующим начинать основные военные действия после сбора урожая, особенно против Новгородской земли, в конце весны – начале лета представляющей собой сплошное болото, поход Ивана III против Новгорода начинается.

Начинается он с выступления хвалынских и устюжских войск под командованием Василия Образца Симского Добрынского и Бориса Слепого Тютчева в Заволочье. Через неделю начали свой марш на соединение с псковскими войсками отряды Даниила Холмского и Федора Хромого Пестрого Стародубского. Еще через неделю к Волочку выступил Иван Стрига Оболенский. И лишь через три с лишним недели после начала кампании собранные в Волоке Ламском основные силы Ивана III под командованием самого Великого князя неспешно двинулись на соединение с войском Великого князя Тверского к Твери и далее, к Торжку.

Казалось, мудрый Иван Васильевич, так точно рассчитавший политическую ситуацию, начал совершать непростительные для стратега тактические ошибки. Он выбрал время года не самое благоприятное для его легкой кавалерии, он распылил свои силы, разделив их на четыре самостоятельные рати, нападающие с разных сторон и в разное время, давая шанс противнику расправиться с ними поодиночке, но Иван Васильевич знал и иное: в Новгороде в это время не было единого командующего, зима 1470-1471 г.г. была малоснежной, в конце мая по утрам еще стояли морозы, а пригороды новгородские готовы были выступить в поддержку Великого князя.

Ошибка Ивана Великого оказалась именно стратегической.



<IV                  оглавление                     VI>

IV

Начиная с 1375 года, Великие князья Тверские особо не досаждали Москве, более того, иногда они были Москве и верными союзниками: даже традиционные связи Твери с Литвой использовались Москвой для борьбы все с тем же Новгородом. Услуги дипломатического и военного характера оказанные Василию Темному Борисом Александровичем Тверским, правнуком Михаила Александровича, привели к еще большему сближению Московского и Тверского домов. Борису Александровичу удалось добиться от Василия Васильевича признания их равенства и выдать свою дочь Марию за его сына, будущего Великого князя Владимирского Ивана Васильевича.

В 1466 г. наши земли накрыла очередная чумная волна. На ее исходе, в 1467 г. умерла Мария Борисовна. Обстоятельства ее кончины не оставляли сомнений в ее отравлении, до сих пор сомнения остаются лишь в его причинах и в том, кто ее отравил.

Больше всего от чумы пострадали Псковская и Новгородская земли. Только в одном Новгороде от чумы, если верить летописям, погибло около 50000 жителей. В 1470 г. бурей был сломан крест на св. Софии, в Хутынском монастыре сами собой звонили колокола, гробы истекали кровью. Неудивительно, что в тот же год в начале ноября умер владыка Иона, спаситель Василия Васильевича и его сыновей от новгородского гнева.

Как обычно, вечем были избраны три претендента на замещение вакансии, как обычно, на престол св. Софии были возложены три свитка с тремя именами, только теперь, начиная с избрания Ионы, св. София должна была не подсунуть под руку слепцу свиток с именем избранника, а оставить свиток с его именем лежать на престоле. Возможно, если бы новгородцы были более почтительны к старинному обычаю, события развивались бы иначе: св. София в прошлый раз оставила явно промосковского претендента, а в этот - оглашенные первыми имена оказались именами ставленника пролитовской партии – ключника св. Софии Пимена, и промосковской - исповедника Ионы Варсанофия. София избрала в посредники между собой и Новгородом ризничего Феофила.

За неделю до избрания Феофила в Новгороде появился призванный вечем на княжение Михаил Олелькович, брат весьма популярного и в Новгороде, и во Пскове Симеона Киевского, сын князя Александра Владимировича Киевского и внук Василия Дмитриевича Московского. Михаил, вероятно, расчитывал на помощь Новгорода в решении собственных проблем, потому и помог пролитовской партии не допустить хиротонисания в Москве новоизбранного архиепископа, предполагая рукоположить его в Киеве. Новгородцы, сочтя помехи на пути архиепископа в Москву происками отвергнутого св. Софией ключника Пимена, ворвались во владычьи палаты, выволокли его на площадь, избили и, разграбив архиепископскую казну, присудили Пимена к штрафу в 1000 рублей для возмещения ущерба, самими же и нанесенного.

Премудрость Божия явно отвернулась от Новгорода: в декабре умирает князь Киевский Симеон Олелькович. Так же как наши князья получали ярлыки на княжение из ханских рук, литовские князья получали свои княжества от Великого князя Литовского. Михаил Олелькович в этих условиях становился Новгороду не союзником, а обузой, потому срочно было снаряжено посольство к королю Казимиру Ягеллончику. В феврале 1471 г. договор Новгорода с Великим князем Литовским был подписан, новоявленный владыка, оговорив для себя возможность хиротонисаться там, где ему будет угодно, договор своей печатью скрепил.

Надеждам же Михаила Олельковича не суждено было сбыться, Новгород не оказал ему при заключении договора с Великим князем Литовским даже политической поддержки: в Киев вместо сына Симеона Василия или самого Михаила Казимир послал Мартина Гаштолда, к тому же, низводя значение Киевского княжества до обычного воеводства, не князем, а воеводою. В середине марта Михаил Олелькович вместе со своим войском покинул новгородские пределы, в утешение разорив Русу и опустошив все прочие селения, стоявшие на его пути к Литве.

Договор Новгорода с Литвой был по существу объявлением войны Москве, и в Новгороде это прекрасно сознавали. Кроме призвания Казимира на княжение Новгородское, основного договора, был заключен и тройственный договор между Казимиром, Новгородом и ордынским ханом Ахматом о военных действиях против Ивана III осенью-зимой 1471-1472 г.г.



 <III                   оглавление                    V>

Imported event Original

III

Трижды в составе антимосковской коалиции во главе с князьями Литовскими Михаил Александрович пытается покончить и с влиянием Москвы во Владимирской земле, и с самой Москвой. В 1369 г. союзники подступили к стенам Кремля, разгромив по дороге дважды регулярные московские части и единожды спешно собранное Москвой ополчение. Стояние под кремлевскими стенами завершается переговорами и формальным признанием Москвой Твери равным себе Великим княжеством и возвращением ей отнятых Москвой тверских владений вместе с Городком.

Летом следующего года, воспользовавшись занятостью Ольгерда на орденском рубеже и его поражением под Рудавой, Дмитрий Иванович Московский наносит удары по участникам коалиции. Досталось землям Брянской и Смоленской, но главный удар пришелся на Тверь. Михаилу Тверскому формально была объявлена война, заняты и разграблены его владения Зубцов и Микулин, сам Михаил Александрович скрылся в Литве. К декабрю снова союзные войска стоят под кремлевскими стенами, и снова князь Ольгерд является инициатором прекращения осады.

В 1372 г. Михаил Александрович, берет и разоряет Кистму и Дмитров, во главе войск из княжеств Пронского, Друцкого и Литовского обращает в пепел Переяславль и возвращает себе утраченный было Кашин. Захватив многострадальный Торжок, Великий князь Тверской сажает там своего наместника. Вскоре, правда, новгородцы вновь возвращают Торжок себе, ограбив и побив тверских купцов и всех задержавшихся там тверичей.

Ответ Великого князя Тверского не заставил себя ждать. Под Торжком новгородцы потерпели первое в своей истории сокрушительное поражение. Это был первый сигнал, возвещавший о том, что не все так гладко обстоит с новгородскими ратями. Большая часть новгородского воинства была обращена в бегство, меньшая скрылась за городскими стенами. Михаил Александрович не стал тратить время на осаду – он поджег посад, и стена огня, несомая ветром, обрушилась на городские укрепления. Все, что не исчезло в пламени, было отправлено в Тверь обозами, Торжок в очередой раз перестал существовать.

На этот раз антимосковская коалиция развалилась еще быстрее, чем она разваливалась ранее: литовский сторожевой полк был у Любутска разбит Дмитрием, и после многодневного стояния сторон, наконец, было заключено перемирие, по которому все завоевания Михаила Александровича сошли на нет.

Последнюю попытку вернуть Тверским князьям Великое княжение Владимирское Михаил Александрович предпринял в 1375 г. Запасшись ярлыком на Великое княжение, получив известия о неблагополучии в самой Москве, заручившись поддержкой хана, Литвы и надеясь на помощь окрестных земель, он объявил войну Дмитрию Московскому, послал войска к Угличу и занял Торжок. Москва узнала об этом 17 июля. Уже 29 все войска князя Московского, войска всех его подручников, войска бывших союзников Михаила – князей Брянского и Смоленского, всех верховских земель были стянуты к Волоку Ламскому.

Узнав о количестве войск, противостоящих Великому князю Тверскому, Ольгерд благоразумно решил предоставить союзника его судьбе и повернул свои войска назад. Мамай же просто не успел к началу военных действий против своего претендента на великокняжеский Владимирский стол: к 1 августа пали Микулин, Зубцов, Белгород, Городок. К 5 августа войска Дмитрия осадили Тверь…

3 сентября Михаил Александрович Тверской отрекся за себя и весь свой род от Великого княжения Владимирского и признал себя младшим братом Дмитрия.


<II                 оглавление                   IV>

Imported event Original

II

Лишь две земли никогда не признавали старшинства Москвы – Тверь и Новгород, Новгород, как старшая русская земля, и Тверь, как отчина старшей ветви Мономашичей.

Казалось, изгнав Александра Михайловича из Пскова в литовские пределы, Иван Данилович поставил крест на претензиях Тверских князей на великокняжеский титул, однако, после кончины Великого князя Александра Васильевича Суздальского, должного по мысли хана Узбека составить противовес могуществу князей Московских, справедливо рассудив, что в Суздальской земле этому могуществу уже противопоставить некого, хан в 1336 г. признает княжество Тверское Великим и возвращает Великое княжение, отныне Тверское, Александру Михайловичу.

Триумфальное возвращение Александра Михайловича в Тверь сопровождалось исходом всей дружины во главе с боярами его брата Константина под руку… Московского князя.

Что оставалось делать Великому князю Тверскому, чьи земли оказались зажатыми между Великим княжеством Владимирским и землей Новгородской, правителем которой был все тот же Иван Калита? Искать союзника, разумеется. Союзника, способного противостоять как Новгороду, так и Москве. Даже если бы у Великого князя Тверского и не было до того достаточно тесных контактов с Великим князем Литовским Гедимином, ему все равно пришлось бы срочно искать союза с Литвой. В 1338 г. такой союз, направленный против Москвы, а косвенно тем самым и против Сарая, и был заключен.

Следствием заключения союза стала казнь в Сарае по доносу Ивана Калиты самого Александра Михайловича и его сына Федора, на великокняжеский стол в Твери взошел вновь Костантин Михайлович. С 1339 г. Тверь получает своего Великого князя если и не из рук князей Московских, то лишь по их благоволению.

Выбор у Тверских князей был невелик: либо следование в фарватере политики князей Московских, либо восстановление былой гегемонии Тверских князей во Владимиро-Суздальской земле. Вмешательство Москвы в тверские династические проблемы в 1366 г., когда во главе московского воинства претенденты на Великое княжение Тверское, ничтоже сумняшеся, разоряют Тверскую землю, приводит к отторжению Тверью и Москвы, и московских ставленников.

В 1368 г. Тверь с ликованием встречает сына Александра Михайловича, Михаила Александровича, князя Микулинского. Став при поддержке Великого князя Литовскго Ольгерда Великим князем Тверским, он воспользовался неразберихой и в Сарае, длящейся там с кончины в 1342 г. хана Узбека, и в Москве, возникшей благодаря правлению Ивана Красного и его последствиям, и трижды за семь лет умудряется получить ярлык на Великое княжение Владимирское. Настоящего же удовлетворения своих претензиий на Великое княжение Владимирское он так и не получил: Владимир не только не признавал его своим князем, но и не пускал сертифицированного Ордой князя в свои земли.

Как видим, ярлык на Великое Владимирское княжение, выданный Ордой своему русскому улуснику, еще не подтверждал его великокняжеских прав в глазах гипотетических подданных, для легитимации княжеских прав требовалось еще и уничтожить прежнюю легитимацию. Для Тверского князя это означало, что для завоевания Владимирского стола ему необходимо сначала добиться умаления влияния и значения князей Московских в пределах земли Владимирской.


<I                 оглавление                 III>

I

Начиная с Данилы Александровича, московская ветвь Мономашичей озабочена лишь одним – приращением своей земельной собственности. Если короли Кастилии и Арагона в борьбе со своими феодалами утверждали свое право оставаться единственной верховной властью в стране, то Мономашичи московские стремились к обладанию монополией на земельную собственность на уже подвластной им территории.

Если в Новгороде обязанности нарочитых, делегированные им в свое время племенами, позволили нарочитым стать крупнейшими новгородскими землевладельцами, то Московские князья стали Великими только благодаря землям, уже находившимся в их собственности. Конвертировав свою собственность во власть, Московские князья используют свою власть для приобретения новой собственности. Так, получив ярлык на княжение Нижегородское, Василий Дмитриевич просто отнял Нижегородские земли у их законных обладателей.

К началу княжения Ивана III для Московских князей понятия власть и собственность уже слились воедино, Великий князь стал называть себя государем, то есть, хозяином.

Принадлежность русских князей к единому роду создала ситуацию, когда семейная иерархия стала основой и иерархии государственной. Великий князь и князья земли Владимирской это не сюзерен со своими вассалами, а отец, окруженный своими детьми. Отношения между ними строятся не на основе взаимного договора, не на учете взаимных интересов, а на безоговорочном признании старшинства Великого князя. Это во Франции король – первый среди равных, Великий князь Владимирский – старший среди младших земли Владимирской.

Борьба Василия Темного с Юрием Дмитриевичем и его сыновьями вовсе не являлась борьбой сюзерена со своими вассалами*. Как и во всех прежних войнах между Мономашичами на кону стояли не права суверена - это была борьба за старшинство, за обладание всеми землями, оставшимися в наследство от Василия Дмитриевича и, уже как следствие, за Великое княжение, то есть, борьба за всю полноту собственности и власти в Великом княжестве Владимирском.

Приобретая в собственность или завоевывая все новые земли, Великие князья прежде всего разрушали социально-политическую структуру этих земель, заменяя прежнее самоуправление правлением наместника и тиунов, а прежний княжий суд земель судом наместничьим, проходившим изустно без предварительного досудебного изучения дела, без привлечения присяжных для вынесения решения, без документальной фиксации процесса. Впрочем, оно и понятно – наши князья освоили грамоту лишь к княжению Ивана IV.

Основной обязанностью наместника было собирание податей с кормящей его земли для своего князя и защита ее от других претендентов на обладание ею, судьей и правителем он становился лишь как его представитель. Наместник ставился на кормление на бывший старший город земли, пригороды удостаивались чести содержать волостелей, чьи функции были схожими с функциями наместника, бывшие погосты кормили тиунов посельских, а на городских улицах суд правили тиуны улицкие. Если раньше судебная и податная системы земли замыкалась на ее старший город, то теперь они были ориентированы на Москву.

Упразднение самоуправления приводило к тому, что все решения по всем вопросам приходилось принимать либо самому тиуну, либо решение предоставлялось Москве, если вопрос представлялся тиуну слишком сложным. Жители земли теперь целиком зависели от московских тиунов и Великого князя. Положение младших в семье постепенно распространялось Великим князем и на все население его Великого княжества.

___________________________________
* После примирения Великого князя со своими кузенами вражда между ними разгорелась с новой силой после того, как на свадебных торжествах Великого князя тот обнаружил на князе Василии Юрьевиче золотой пояс, завещанный некогда князем Дмитрием Константиновичем Суздальским Дмитрию Донскому. Уже для московских летописцев гнев Великого князя маловразумителен, объяснение его звучит как обвинение Василия Васильевича в излишней скаредности. Дмитрий Константинович завещал Дмитрию Ивановичу вместе с этим поясом власть над Суздальским княжеством, демонстрация его князем Звенигородским на свадьбе Василия Васильевича и была воспринята как объявление о своих правах на эту власть.






<ЧАСТЬ 6                  оглавление                        II>


Imported event Original

VI

Пусть Иван III Васильевич Великий Грозный Горбатый Правосуд ждет. Мы, пока он ждет, оглянемся, посмотрим, что вокруг нас делается.

Снова напрашивается аналогия: у нас земли вокруг Москвы объединяются, и в Европе короли начинают свои земли собирать. Говорят, образование национальных государств происходит. Опять, значит, мы заодно с Европой, вместе идем одним путем. Прогрессивным.

В XV веке наиболее политически развитым государством из всех европейских государств была Испания, точнее, Арагон и Кастилия, потому и процессы, свойственные всей Европе, здесь наиболее наглядны. Монарх в Испании связан был в своих действиях гораздо большим количеством ограничивающих его власть законов, чем даже в Англии. Для введения новых законов и налогов, начала войны, заключения мира королю необходимо было согласие Кортесов, собиравшихся достаточно регулярно и состоявших из представителей дворянства, духовенства и горожан. Конфликты между подданными и королем разрешал особый судья, как правило, более благосклонный к подданным. Параллельно этой структуре развивается иная - Германдада, возникшая из время от времени образовывавшихся для защиты от арабов и собственных феодалов союзов городов. К XV веку  в нее входило уже более сотни городов на постоянной основе. Опираясь на Германдаду и инквизицию, Фердинанд и Изабелла и усмирили своих баронов, основав национальное государство.

Оставим пока в стороне вопрос, стала бы Испания единым национальным государством, если бы не ее короли, тем более, что и с национальностями как-то не все получается: Испания тогда говорила минимум на пяти языках, а, например, в Швейцарии, оформившейся в качестве государства к началу XVI столетия, причем, без королевской помощи, языков до сих пор четыре, ну, а у нас их к концу иванова княжения станет еще больше, чем было в Испании и Швейцарии вместе взятых; во Франции существование еще одного языка, кроме французского, языка ок, сослужило добрую службу укреплению королевской власти, позволив Карлу VII избавиться от влияния парижского парламента, начавшего грезить о римском праве, и завести еще один парламент в Тулузе, когда парижский стал артачиться при регистрации законов, исходящих из-под пера королевской канцелярии. Ладно, пусть это будет созданием национального государства, но, согласитесь, опора королей на помощь городов в борьбе с феодалами мало чем похожа на борьбу за национальное государство наших Великих князей, окруженных своими феодалами, коих они могли лишить в одночасье и имения, и головы, с единственным городом - Новгородом. Опять хромает аналогия.

Причины, вызвавшие стремление Фердинанда и Изабеллы к борьбе со своими баронами понятны – уже предшественника на Кастильском столе, Генриха IV, брата Изабеллы, подданые прозвали Бессильным - еще немного, и короли Кастилии и Арагона остались бы вовсе не у дел, превратились бы в современных английских монархов, царствуюших, но не правящих. Причины, побуждающие князей Московских поглотить землю Новгородскую – совершенно иные. Если и проводить аналогию, то завоевание Москвой Новгорода больше напоминает завоевание той же королевой Изабеллой Католичкой мусульманской Гранады.



<V                оглавление              ЧАСТЬ 7>

Imported event Original

V

Как мы помним, наша история началась с того, что племена решили свалить тяготы по собиранию общих средств и решению общих проблем со своих плеч на плечи тех, кто к нормальному труду был мало способен. Простой выход из затруднительного для всех положения.

Ныне вся земля в новгородских пятинах - уже давно владельческая земля. Смерд ныне такая диковинка, что и смердом уже не зовется – своеземцем. Сорок процентов земель самому богатому сороку новгородских семей принадлежат, наиболее удачливым потомкам тех, малоспособных, да сорок - церкви, остальные земли – прочим.

Еще один простой выход - отмена ежегодных выборов посадника. Одним ударом ликвидированы были и ежегодные побоища с пожарами - обычная форма предвыборной агитации в Новгороде, и подсиживания степенных посадников претендентами, и причины для физического устранения конкурентов кандидатами.

Вплоть до 1354 г. лидеры четырех концов новгородских только и ждали, когда степенный посадник, представитель пятого, оступится, чтобы попытаться его со степени скинуть. Даже после реформы огородника Лукинича и пожизненного посадника сместить удавалось, когда его вина казалась бесспорною, или для доказательства ему его вины сил хватало, чтобы понял он, что пожизненный - еще не бессмертный. Начиная же с 1410 г. по 1463 г. трижды увеличивается число посадников, пока, наконец, их не становится пять десятков. Всякому лидеру свой шесток достался, теперь никто никого не скинет.

В 1445 г. раскрыли в земле Новгородской заговор судейских чинов. Приставы-позовники, сговорившись с судебными дьяками, запаслись грамотами и стали по ним взыскивать с безвинных жителей по всем волостям и даже в самом Новгороде. Безвинные вместо того, чтобы в суд на них подать за такие шалости, позволяли им взыскивать. Даже в самом Новгороде. Почему не подавали? Дорого и хлопотно подавать, проще и дешевле от приставов тех откупиться.

“Не было в Новгороде правды и правосудия, и воспряли приставы судебные, и, собравшись в шайки, сговорились и крест целовали на неправое дело, и начали грабить по селам, по волостям и по городу на поругание нам от всех соседей, что вокруг нас. И изъездили они все владения наши, и были в них поборы частые, крики и рыдания, и вопли, и проклятия всех людей правителям нашим и городу нашему, ибо не было в нас жалости и правосудия.” Это так про себя новгородский летописец написал, не отделяя себя от города. А те, кто проклинал, еще до 1445 г. от города отделились. Распалась земля на “мы” и “они”. Формально – все еще как прежде, на деле - даже летописцу понятно, что “наш” город – это не “их” город.

Стоит ли после этого удивляться успеху Василия Темного в борьбе с Новгородом? А ведь у него был и еще один козырь в этой борьбе. Начиная с его княжения, не было в заводе у князей Московских, ни пехоты, ни латников, ни тяжелых обозов, зато на каждого воина приходилось по шесть лошадей – одна под седлом, одна с вьюками и четыре заводных. Перевооружение великокняжеских войск состоялось после выкупа Василия Василиевича Москвой из плена Улу Махмета. После своего освобождения в 1445 г. он заключил со своим похитителем договор о мире-дружбе и принял себе на службу татарских царевичей.

Легкая конница на мелких некованых монгольских меринах, спокойных, выносливых, способных очень долго скакать во весь опор, неся на себе всадников в легких доспехах, вооруженная разнообразным холодным оружием и неустанно стреляющая из тяжелых луков – залог успеха московских войск. Неспособная к удару во фронт по пехоте, не выдерживающая лобового столкновения с тяжелой кавалерией, она и не стремилась встретиться лицом к лицу с неприятелем. Спровоцировав его к нападению, показав ему лишь малую толику своих сил, выждав момент, московская легкая кавалерия бросалась в атаку с тыла и с фланга нападающих, осыпая их тучей стрел. Приближаясь к противнику, она меняла луки на бердыши, бердыши на сабли и кистени, а добивала его, уже спешившись, длинными, обоюдоострыми восточными кинжалами.

Конница Василия Темного вихрем носилась от Устюга до Можайска, от Можайска до Серпухова, от Серпухова до Суздаля, от Суздаля до Хлынова, от Хлынова до памятной нам Русы и нигде не знала поражения.

Однако, слишком хорошо понимал Василий Василиевич, что признание чужой силы – еще не признание чужих прав. Шесть раз он терпел поражение в борьбе за Москву, шесть раз Москва сама к нему же и возвращалась. Новгород тоже придет сам, недолго осталось ждать. Юрий Данилович в свое время не подождал, поторопился сесть на великокняжеский стол, оттого и погиб. Турки же ждали, пока не дождались: в 1453 году стотысячный Царьград от них защищали лишь пять тысяч ратников, и ни одна христианская держава не двинулась ему на помощь.

Вот и Иван Васильевич, пришедший на смену Василию Васильевичу, тоже ждет.* Ждет того момента, когда сможет явиться он в Новгороде уже не завоевателем, а полновластным хозяином.

Город уже разделился на две половины: одна к Москве тянет, другая к Литве. Обе уже понимают, что независимому Новгороду не быть. Грядет, грядет триумф Ивана III Васильевича.

...ибо не было в нас жалости и правосудия...


________________________________________
*Ну, и помимо того, что ждет, поощряет приобретение своими подданными новгородских земель. Так, к началу кампании 1471 г. московитами были скуплены почти все земли новгордской части Бежецкого Верха. То, что не позволено было сделать самому Великому, он совершил чужими руками.





<IV              оглавление                  VI>

Imported event Original

IV

Когда в январе 1460 г. Великий князь Василий Васильевич почтил своим присутствием Новгородскую землю с инспекционной поездкой, лишь архиепископу Ионе удалось предотвратить убийство Великого князя вместе с его сыновьями по приговору Новгородского веча. Владыке со степени святой Софии удалось убедить горячих горожан, что дело не в князе и его детях - дело в теперешней силе Москвы и временной слабости Новгорода. Горожане, покипев, успокоились и в течение трех недель едва терпели присутствие в своей земле великокняжеского семейства.

Можно догадываться, что Василий Темный затеял свой вояж, обеспокоенный тем, что “Наримонтовы земли” и Руса с Ямом впридачу в 1458 г. Новгородом были отданы в кормление другому кузену Казимира IV – князю Юрию Семеновичу. Понятно, что ответили Новгородцы: не от тебя, князь, де, защиты ищем, от алчных еретиков-ливонцев, - поскольку Великий князь тут же призвал к себе и псковитян, соседей Ордена, вместе с их князем Чарторыйским и предложил тому крест целовать себе на службу. Князь от службы уклонился и ушел вместе со своей дружиной в Литву.

Псков вынужден был принять себе князем, уже не по своему прошению, а по воле Великого князя, сына Василия Васильевича, Юрия. Юрий Васильевич, по установившейся уже доброй традиции, оставил во Пскове своего наместника, того самого Ивана Васильевича Стригу Оболенского, обидчика новгородского воинства под Русой. Отныне Москва уже не выпустит Псковскую землю из своих рук, что едва не случилось во время бурных династических дебатов начала княжения Василия Темного.

Через год псковские войска вместе с войском московского наместника принудили Орден к миру. Причина для сохранения литовского кормления в Новгородской земле исчезла, и, после долгого ожидания Москвой его ликвидации, еще через год, 7 января 1462 г., в Новгород прибыло великокняжеское посольство. Посольство встретили в Новгороде крайне неприязненно. Ничего не добившись, оно через шестнадцать дней покинуло Новгородскую землю.

Испугавшись своей храбрости, Новгород хотел было направить вслед послам в Москву к Великому князю владыку Иону, но тут уже подоспел великий пост, так что пришло время архиепископу суды судить по всей Новгородской земле и десятину собирать. Иона отправился не в Москву, а во владычное полюдье.

Василий Васильевич утолил свою жажду мести еще одним массовым процессом в нашей истории - казнью детей боярских князя Василия Ярославича Боровского. Те были обеспокоены судьбой своего князя, уже шесть лет сидящего за верную службу под замком у Василия Васильевича, и возмечтали его освободить. Зрелище на этот раз было не такое однообразное, как в прошлый: к уже традиционному четвертованию добавилось повешение, волочение по льду на лубьях за лошадиными хвостами, опускание в прорубь и прочая, и прочая. Наверное, сильно простудившись во время процесса под обманчивым мартовским солнышком, неугомонный Василий II Васильевич Темный, видимо, приняв изрядную дозу не того лекарства*, наконец, успокоился навечно.

_______________________________________

* История отравлений Мономашичами и Мономашичей еще ждет своего исследователя. Тема, гарантирую, гораздо более обширная и интересная, нежели история каких-то там Медичей.


<III                 оглавление                  V>

III

Для Новгорода остался единственный выход, если он хотел сохранить свою независимость от Москвы – посадить на княжение Новгородское правителя ее сильного соседа на своих условиях.

Собственно, еще начиная с приглашения в 1333 г. князя Наримонта Гедиминовича, Новгород все время и пытался это сделать – пригласить к себе княжить князя Литовского. Вот и недавно изгнанный из Новгорода князь Чарторыйский, кроме того, что был зятем Дмитрия Шемяки, приходился еще и кузеном Казимиру Литовскому. Камнем преткновения и тогда, а особенно сейчас, после подписания в 1439 г. Флорентийской унии и в 1413 г. унии Городельской, было и осталось наше православие. По Кревской унии – тому же Яжелбицкому договору для Литвы, навязанному ей Польшей в приданое королю Ягайле, и подтвердившей ее основные положения Городельской, польское шляхетство, а, следовательно, и гражданские права в Польше, получили только католики. С той поры Великий князь в Литве – католик, получающий свое княжение из рук короля Польши, а сейчас и вовсе Великий князь Литовский - сам король Казимир IV Ягеллончик.

Церковь в Новгородской земле - особый институт. Подобно святой Софии, каждая церковь является центром всей духовной, политической и экономической жизни своих концов. Тут вам и суд, и управа, и банк, и архив. Функции погоста (сборище, капище и кладбище) сохраняются за ней еще с языческих времен. Не просто сохраняются, а, как и в случае с нарочитыми, уже давно произошел перенос значения погоста на самое церковь, оттого и священики, и весь церковный причт традиционно выбираются прихожанами из своей среды, это - неотъемлемое право прихожан - пошлина. Своей церкви прихожане доверяют не только свою душу, но свои деньги и свои вещи, что в глазах прихожан является еще одним основанием для своего права. Отмена такого принципа поставления в священический сан, изменение символа веры и церковного ритуала грозит серьезными потрясениями для земли Новгородской.

Сама же церковь давно привыкла к своей практически полной автокефальности и экономической независимости. Сорок процентов хозяйств в земле Новгородской платят за пользование их землями монастырям и церквям, сорок процентов из тех сорока – святой Софии. Печати ее, и не бесплатно, скрепляют все поземельные владельческие акты. Пошлина от владычного суда и церковная десятина* принадлежит ей безраздельно. О митрополитах Новгород вспоминает только, когда приходит нужда в хиротонии нового архиепископа, или князь Московский перед воротами земли с войском встанет. Уйти под папскую руку, значит, признать конец церковной независимости Новгорода. Переход в католичество – невозможен, присоединение к Флорентийской унии, означает признание главенства над собой папы – почти то же католичество.

Вероятно, подобные мысли и привели к концу последнего, поставленного не Московским митрополитом, архиепископа Новгородского Евфимия. Его место занял рукоположенный в Москве митрополитом Всея Руси архиепископ Иона.

_______________________________
*Не путать с католической церковной десятиной. Десятина, собираемая владыкой - десятая часть платы за исполнение священниками треб, налог внутрицерковный, для содержания же церкви, причта и всех служб при ней приходской общиной собиралась руга, величина которой определялась самой общиной.







<II               оглавление                 IV>

Imported event Original

II

Вам не кажется, что поторопился владыка на встречу с Великим князем? Вам не кажется, что условия договора могли бы быть и помягче? Вам не кажется, что Чарторыйский предал интересы Новгорода, повернув свои войска от Липны назад, в Новгород? Вот и вечу так показалось. Изгнало вече, заподозрив в измене, князя Чарторыйского из Новгорода вместе с его отрядом в три сотни “кованных”.

Вы помните, сколько “кованных” новгородцев москвичи под Русой частью положили, частью пленили, частью разогнали? Напомню: пять тысяч. В Русу навстречу своей гибели спешили нарочитые со своими дворянами, оставив далеко позади себя князя Александра Васильевича с его тремя сотнями “кованных” и новгородской пехотой, бредущей по снежной целине.

Ополчение, отразившее в свое время рати Андрея Боголюбского от стен Новгорода и гнавшее их по выжженной земле, состояло в основном из смердов, направленных в старший город со всех концов земли Новгородской. Ныне свободных смердов, способных и пахать, и держать в руках оружие, в концах почти не осталось, концы в ополчении представляют теперь те, кто в тех концах землей владеет, они ныне обязаны поставлять в ополчение воинов, исходя из количества своих владений.

Самое лучшее, что мог выставить в своем ополчении Новгород, гвардейские его части были перемолоты под Русой. Изгнанного же Новгородом князя Чарторыйского с честью приняли во Пскове. Новгород остался и вовсе без тяжелой кавалерии.

Оттого владыка и поспешил подписать любой договор, на любых условиях, лишь бы отсрочить окончательное падение земли Новгородской, оставшейся без своих основных защитников, в московские руки. Отчаяние руководило архиепископом Новгородским и прибывшими с ним в Яжелбицы послами, а не страх перед Великим князем, упование на будущее, а не смирение.

А почему, собственно, владыка Новгородский всегда на переговорах с Великими Новгород представляет? А кому, как не министру финансов о контрибуциях с победителями разговаривать? Деньги в уплату Великим из казны святой Софии берутся, что по совместительству и городская казна. Это уже потом ту сумму по концам разверстают и обратно Софии привезут, а сейчас князь Великий ждать не будет. Зная прижимистость Великого Новгорода, он хочет наличными и сразу. Вот софийский ключник и отмыкает казну, и отсчитывает рубли великокняжеские.

Сам ключник святой Софии – тоже лицо значительное, иных ключников и в архиепископы себе София выбирает, даже таких, что сана вовсе не имеют. В 1359 г. был ею избран ее ключник Алексий (тот самый, что в свое время Дмитрия Донского нашел в тридцати верстах от предполагаемого места сражения), пришлось ему в Тверь ехать, где он был сначала в дьяки рукоположен, затем в священический сан, а уж потом он к митрополиту за архиепископским саном поехал.

Все договоры Новгорода с иными землями подписываются от его имени прежде владыкой, а уж затем посадниками, тысяцкими. Без благославления владыки договор силы не имеет, хоть их все старые посадники вместе с еще неродившимися подпишут. Эти приходят и уходят, а святая София – вечна. Вечность, подкрепленная казной новгородской – лучший гарант.

Яжелбицкий договор не только самостоятельности Новгорода угрожает - самой вечности, но вынужден благославить его владыка. Некому сейчас защищать святую Софию, а деньги на выкуп пока у нее есть. Что дальше будет? Поживем – увидим.



<I               оглавление               III>

I

Моровая язва, не спешившая покидать русскую землю, унесла в 1425 г. и Василия Дмитриевича. Дмитрий Донской, умирая, окончательно запутал вопрос престолонаследия, завещав своим младшим сыновьям великокняжеский стол после смерти бездетного тогда Василия Дмитриевича. Юрий Дмитриевич, младший брат Василия, не преминул этим воспользоваться и взял клятву с юного сына Василия Дмитриевича, Василия Василиевича, не искать Великого княжения.

Клятва – клятвой, а княжение – княжением. Долго боролись за княжение Московское сначала дядя с племянником, а затем, после неожиданной и странной смерти Юрия, его дети с кузеном, прежде, чем Василий Васильевич, ослепивший Василия Юрьевича и сам в ответ ослепленный братьями, плененный было татарами, но выкупленный Москвою, шесть раз изгоняемый из Москвы, но всякий раз возвращаемый в Москву по ее же воле,* наконец, в 1447 г. окончательно утвердился в Москве и в Великом княжении.

В перерыве между своими изгнаниями Василию Васильевичу удалось сделать русскую православную церковь великокняжеской. Митрополит Исидор с вселенского собора во Флоренции в 1439 г. возвратился папским легатом. Флорентийский собор признал исхождение Святого Духа как от Отца, так и от Сына, существование наравне с Раем и Адом Чистилища, равенство причащения облатками и просфорами и главенство в восточной и западной церкви папы. Царьград, убоясь турок, решился-таки на воссоединение церквей, о чем и поведал митрополит Исидор в кремлевском храме Успения Богоматери. Из того же храма по велению Великого князя, назвавшего в том храме прилюдно папского легата еретиком, лжепастырем и прочая, и прочая, Исидор был выведен и посажен в Чудов монастырь под замок, а место митрополита занял назначенный Василием рязанский епископ Иона. В 1448 г., убедившись в прочности московского сидения Василия, к тому времени уже Темного, епископский собор утвердил это назначение, и церковь Московская стала независимой от решений вселенского собора.

Новгород во время всей этой сумятицы сумел взять целование на своем Уставе как с Василия Васильевича Темного, так и с Дмитрия Юрьевича Шемяки. Изгнанный из московских пределов Дмитрий Шемяка вновь появляется в Новгороде, собирает охочие рати и с ними в 1450 г. завоевывает Устюг. Через два года московские войска, наголову разбив Дмитрия, вынуждают того бежать из Устюга на Городище, а еще через полгода неожиданно умершего Шемяку уже хоронят. Как теперь выяснилось, умер он после неумеренных яств, подаваемых ему с мышьяком. Стоит здесь вспомнить и странную смерть Юрия Дмитриевича, и еще более странную кончину его сына, Дмитрия Красного, да и Василий Косой умер столь же неожиданно…

Став окончательно Великим и Московским, Василий Темный, наконец, зимой 1455-56 г.г. вспомнил, что он еще и Новгородский, потребовал с Новгорода черного бора и в январе начал стягивать войска к Волоку Ламскому. По своему обыкновению, вместо ратей Новгород к Волоку двинул послов. Послов, не выслушав, вернули обратно, а князь Василий послал свои отряды пограбить Русу.

4 февраля отряды князя Стриги Оболенского и Федора Басенка Русу пограбили и уже было намеревались уходить, как были атакованы перешедшим скорым маршем по льду озеро Ильмень служилым князем Новгородским Василием Васильевичем Гребенкой Суздальским вместе с новгородским ополчением и посадниками Михаилом Тучей, Василием Казимиром, Иваном Щекой да тысяцким Василием Пантелеевым. Второй князь Новгородский - князь Александр Васильевич Чарторыйский, возглавлявший основные силы, был не столь тороплив и расположился у озера на ночлег.

Тактика засадного полка, впервые примененная против московского воеводы Плещея новгородскими ушкуйниками, была усвоена побежденными тогда москвичами и успешно применялась ими не раз, а новгородцами была уже забыта.

Пять тысяч конных тяжеловооруженных новгородцев смяли москвичей и их татарских союзников и уже спешивались, чтобы подобрать трофеи и пленных, когда на них напали с тыла и фланга гораздо меньшие числом, но свежие московские отряды, стреляя из луков по лошадям и помогая спешиться еще не успевшим этого сделать новгородским всадникам. Катастрофа была полной. Князь Василий Гребенка с посадником Василием Казимиром бежали в Новгород, Михаил Туча попал в плен, Александр Чарторыйский, получив известие о поражении, вернулся в Новгород вместе со своим воинством.

Вновь Новгородский владыка Евфимий спешно возглавляет новгородское посольство к Великому князю. Псковские рати, недовольные московскими наместниками и, на этот раз забыв былые распри, спешившие на помощь Новгороду с двумя псковскими посадниками во главе, узнав о новом посольстве к Великому князю, вернулись во Псков.

На этот раз Великий князь был суров. Подписанный им с Новгородом в Яжелбицах договор, кроме обычных выплат, предусматривал фактически полное подчинение Новгорода Московским князьям и митрополитам. Это еще не конец Новгородской земле, но начало конца.

__________________________________
*Парадоксально, но факт: Василий, всякий раз после очередного своего поражения, не сам возвращался в Москву, а был возвращаем ею. Кажется, наша бюрократия заявила о себе именно в это время, в княжение Василия Темного. Убийство Хвоста и казнь Ивана Вельяминова, последнего московского тысяцкого, а после казни Ивана и ликвидация самого поста тысяцкого в правление Дмитрия Ивановича - первое проявления ее существования и свидетельство окончательной победы над общинным, коммунальным устройством самой Москвы, перманентность же пребывания на великокняжеском столе князя Василия Васильевича - свидетельство торжества бюрократии уже во всем государстве.




<ЧАСТЬ 5                    оглавление                               II>

Imported event Original

Imported event Original

III

Устранив опасность набегов в свои пределы с восточных окраин земли Новгородской, Василий Дмитриевич с помощью одной лишь дипломатии, приправленной княжеской дружиной своего брата Константина, призванной защищать Псков от орденской и новгородской агрессии, с 1399 г. фактически делает Псковскую землю частью своих владений, получив право сажать во Псков своих наместников. Новгород теперь теснят промосковские земли с востока, юга и запада.

Новгород в ответ лихорадочно пытается найти замену Великому князю на своем столе, предлагая очередным кандидатам земли и корма. В Новгороде на своих землях поочередно, а то и в одно время живут все новые и новые претенденты. Здесь и изгнанный из своего города князь Юрий Святославич Смоленский, и его сын Федор, и брат Витовта Лугвений Ольгердович. Земли Лугвения, вскоре ушедшего в Литву, получает после его ухода все тот же брат Василия Дмитриевича Константин, лишенный своих уделов в земле Московской в ответ на отказ уступить старейшинство пятилетнему сыну Великого князя …

Князья корма и земли охотно принимают, но на горячий стол садиться не спешат, при первом же удобном случае покидая гостеприимные Новгородские земли.

Митрополит Киприан, пожалуй, единственный московский митрополит, всерьез воспринимавший свой титул Всея Руси, не связывая его исключительно с княжеством Московским, и ничем Московскому князю не обязанный, первый за все последовавшее с 1299 г. время митрополит, объединивший в одну митрополию православную русскую паству востока и запада, умирает в 1406 г. На смену ему в 1409 г. приходит митрополит Фотий и начинает свое пастырство с собирания митрополичьих земель и платежей, причитавшихся митрополиту, за три года растащенных ревностными к чужой собственности прихожанами. Добившись своим скопидомством всеобщего неудовольствия, а пренебрежением к своей литовской пастве конфискации Витовтом митрополичьих волостей, Фотий вскоре лишился и киевской кафедры.

Царьград отказал в поставлении митрополита Киевского Великому князю Витовту, но не смог отказать собору епископов западных и южных земель, съехавшихся в Новгород, для низложения Фотия и направления Григория Цамбалака на поставление. В 1415 г. митрополичья кафедра в Киеве была восстановлена, а Новгород вновь получил возможность выбирать при поставлении архиепископа между митрополитами Киевским и Московским.

В отношениях Новгорода с Москвой воцарилось зыбкое равновесие.


<II               оглавление              ЧАСТЬ 6>

Imported event Original

II

Последнее упоминание об ушкуйниках относится к 1409 году. Но это уже не те ушкуйники, что ходили на Низ, снаряженные вскладчину новгородскими купцами и вятшими, это люди беглого нарочитого мужа Анфала Микитича на 150 ушкуях двинулись с ним во главе на Низ, уходя и от новгородцев, и от службы князя Василия Московского. Нерадостно было начало их похода, да и закончился он печально.

Василий Дмитриевич, получил от своего отца, князя Дмитрия Донского, уже почти всю московскую Россию отреставрированной. Кое-что еще сам прикупил, что не удалось купить – на то пока ярлык приобрел. В его собственности и под его контролем теперь все течение Оки и вся верхняя Волга, Шексна и Сухона, Белоозеро и озеро Кубенское. Дело теперь за малым - остались Двина да Волхов, да Шелонь с Ловатью.

Как и всякий князь Московский до него, Василий Дмитриевич начинает свою новгородскую кампанию с требования от Новгорода невозможного: обещанного новгородцами его отцу черного бора и митрополиту – суда. После ожидаемого отказа, следуя той же хорошей традиции, он в 1393 г. посылает брата Юрия с дядей Серпуховским, нашим подмосковным героем, взять Торжок и пограбить окрестности. Торжку, верно служившему Дмитрию Донскому, поставлявшему ему свое ополчение даже для Новгородского похода, это не понравилось. После ухода доблестных московских войск Торжок сотворил с московскими тиунами и их сторонниками то же, что некогда проделал с новгородскими вятшими.

Молодой Великий князь, будучи двадцати лет от роду, додумался, наконец, до того, что не пришло его более зрелым предшественникам в голову: он изобрел одно из главных орудий московской власти – публичный массовый процесс. Процесс заключался в принародной казни семидесяти виновных в злоумышлении против московской власти и в организации массовых беспорядков в Торжке, отягченными убийством тиуна Максимки. Виновных, зачитывая вслух многочисленные преступления каждого, медленно четвертовали на глазах московской публики и приглашенных иноземных гостей. Сам Торжок не пострадал.

Официальный Новгород промолчал. Неофициальный охочими ратями двинулся по Двине на ушкуях. Предводительствуемые нарочитым мужем Юрием Онцифоровичем и служилыми князьями новгородскими Романом Литовским и Константином Ивановичем Белозерским, которого князья Московские лишили и княжества, и княжения, видимо, в благодарность за гибель его отца и деда на Куликовом поле, ушкуйники взяли и разграбили московские владения Кличен, Белозерск, Устюжну, Устюг…

Молчание официального Новгорода скоро объяснилось: некоторое время спустя, в Новгороде появились послы Великого князя и митрополита Московского и Всея Руси Киприана. Послы князя Василия взяли черный бор, а послы митрополита – 350 рублей в дар московскому иерарху. Похоже, Новгород уже сам боялся своей силы.

Нарушение клятв Москве Золотыми поясами стало для них таким же обычаем, как занятие Торжка для московских правителей. Они и не думали каждый год собирать черный бор для Великого князя, как и архиепископ Новгородский - отсылать владычные деньги митрополиту. Василий Дмитрич вновь потребовал и дани, и суда. Но новатор – он везде новатор: Великий князь, зная повадку Новгорода откупаться под видом ежегодных обязательств единовременными сборами, чтобы дело тем не кончилось и на этот раз, потребовал еще менее возможного - закрытия Ганзейской конторы.

Контору не раз закрывали и раньше, но ее закрытие и открытие было козырем на переговорах с Ганзой, в последний раз она пустовала семь лет, но теперь ее требовали закрыть навсегда. Естественно, Новгород отказал Москве по всем пунктам.

Торжок в ответ на это Великим князем, конечно же, был взят. Вместе с новгородской половиной Волоколамска и Бежецким Верхом. Новаторство Василия состояло в том, что он занял еще и Вологду, а в Орлец, столицу Заволочья, он направил посольство. Посольство предложило двинским купцам и боярам, сохранив уже имеющиеся права, освободиться от новгородских обязанностей, дань платить Великому и не знать иного суда во всех землях , кроме суда великокняжеского и суда его наместника в Орлеце. Основать, проще говоря, землю Двинскую под князем Московским. Заволочье, униженное четыре года назад нежеланием Новгорода поддержать его в своих начинаниях, задалось в 1397 г. под московскую руку. Казалось, воплотилась заветная мечта Ивана Даниловича Калиты Московского.

Не тут-то было! Наконец-то Новгород, лишив его печорских мехов и закамского серебра, взяли за живое. Вече потребовало: воевать! Золотые пояса, посадники, сам владыка Новгородский его поддержали. Восьмитысячное новгородское ополчение под командованием посадника Тимофея Юрьевича выбило москвичей из Вологды. Обеспечивая тылы, прошлось огнем по Белозерью, разорило Кубенские земли, сожгло Устюг и, в конце концов, осадило Орлец.

Через месяц Орлец пал. Бывший посадник орлецкий Иван Микитич с братьями Анфалом, Родионом и Герасимом были взяты в цепи и отправлены в Новгород. В Новгород же отправился и обоз с белозерским, устюжанским, кубенским и двинским добром, с 300 рублей, взятых с гостей московских, с 2000 рублей обывателей двинских, с казной Орлеца, недавно пополненной для Великого князя, влекомый 3000 лошадьми тех же обывателей. Сам Орлец, детище сложившего под ним в свое время голову завоевателя Заволочья Луки Варфоломеича, отца последнего единственного посадника новгородского, огородника Онцифора, и деда воителя двинского Юрия, был уничтожен, а все Заволочье было наказано за измену.

Новгород снисходительно и великодушно предложил Москве мир. Москва, стиснув зубы, согласилась. Заволочье обеднело, обезлюдело и озлобилось на Новгород. Угроза всему Низу, исходившая с верховьев Двины, была ликвидирована. Москва сосредотачивалась.

С той поры двинские ушкуйники воюют только… с Новгородом. Те же Анфал с Герасимом ходят на землю Новгородскую двумя с половиной сотней ушкуев мстить за Ивана, скинутого с моста над Волховом, как некогда на Низ хаживали. В Колмогорах их, наконец, разбили, и, оставив сотню ушкуев в земле Новгородской, полторы сотни с Анфалом ушли на Низ, большая часть их была татарами разбита и пленена на Каме вместе с самим Анфалом, остальные рассеялись.

А куда же остальные наши ушкуйники делись? Одни уже давно в Хлынове на Вятке живут, другие в степь ушли, а прочие по Волге и ее притокам осели. В 1444 г. под водительством князя Оболенского и Андрея Голтяева вместе с рязанским ополчением и мордовскими лыжниками бьют татар и невесть откуда появившиеся рязанские казаки, кажется, потомки наших знакомцев.


<I              оглавление            III>

Imported event Original

I

Одновременная кончина и Московского князя, и митрополита Всея Руси вызвала очередной обвал властной вертикали при брате Семена Гордого, Иване Ивановиче Красном. Он просидел на Московском столе шесть лет, невозмутимо наблюдая за тем, как разваливается Великое княжество его предков, и, не удержавшись и внеся-таки свою лепту в этот развал, оставил после своего успокоения в 1359 г. княжество Московское двум своим сыновьям и племяннику.

Дмитрию Ивановичу, единственному выжившему сыну Ивана Красного, будущему Донскому, было в ту пору всего десять лет. Все свое Великое княжение ему пришлось посвятить собиранию утраченного. Во время сбора опять пару раз горел Торжок, ну, да это дело уже давно привычное. До новых приобретений на севере у Дмитрия Ивановича руки не доходили. Времени не было.

В его княжение особое развитие получил чисто новгородский вид отхожего промысла – ушкуйничество. Техника и тактика промысла были отработаны новгородцами во время войн со Швецией. Узкие и длинные, сравнительно легкие, достаточно грузоподъемные лодки-ушкуи с небольшой осадкой, с симметричными оконечностями, быстроходные и маневренные, способные выползти носом на берег и быстро отойти от него кормой вперед, идеально подходили для набегов. Суда вместе с припасом вмещали до 30 человек, а экспедиции на них были достаточно эффективны и, как оказалось во время их проведения, достаточно прибыльны.

Первое упоминание об ушкуях относится к 1300 г., тогда их сжег на Неве марскалк Торгильс Кнутссон, вошедший в нее со своим флотом чтобы основать Ландскруну в устье Охты. Упоминает о них шведский хронист, значит, Швеции эти суда досаждали и ранее.

Вот далеко не полный перечень известных операций ушкуйников “шведского периода”: 1311 г. – осада Тавастаборга; 1318 г. – взятие Або, вместе с городом взята церковная десятина, собранная со всех владений Швеции в Финляндии за пять лет; 1320 г. – разорена провинция Финмарнен под Тромсе; 1323 г. - разорена провинция Халогаланд под тем же Тромсе. Последние две экспедиции вышли аж из Северной Двины. И так далее, и так далее, опять Финляндия, опять Халогаланд, опять провинция Тромсе…

Исстрадавшаяся от набегов Норвегия в 1325 г. молит папу о крестовом походе против этих нечестивых русских и корел. (Это к вопросу об алчных немцах и шведах, вдруг возмечтавших окрестить Русь в латинскую веру.)

Пока русские князья пытаются поделить между собой достояние князей Московских, новгородские вятшие и купцы снаряжают ушкуи для экскурсий по их землям. Экскурсанты не из самых последних людей в земле Новгородской. Воеводят у них нарочитые, которым недостало места на родине, да и гребут в ушкуях вятшие рядом с молодшими, а то и с иноземцами. Ушкуи спускаются вниз по Волге, выбрасываются на берег рядом с городами, а их экипажи берут эти города, кажется, даже не встречая сопротивления. Так в 1375 г. полторы тысячи ушкуйников разогнали пятитысячное войско московского воеводы Плещея и в очередной раз взяли и разграбили Кострому.

Волны подобных экспедиций, начиная с 1360 г. покатились от Белого моря до Астрахани. Дважды за десять лет была взята ушкуйниками столица Орды Сарай, несколько раз ими взята Казань, Булгар был взят и разграблен ими трижды. Начиная с четвертого раза, Булгар стал выносить к берегу откупные. Большая часть городов по Волге уже следует примеру Булгара, а ушкуи ходят уже к Китаю. Тесно в земле Новгородской, тесно и душно.

Дмитрий Иванович Донской, герой Куликова поля, всего через два года после своей громкой победы спасается от ханского гнева бегством из своего города, оставив Москву на милость Тохтамыша. Столь силен был хан Тохтамыш, что после ее разорения сам удрал из-под Москвы, приняв войска Владимира Андреевича Серпуховского, разбившие его авангард, за полки Дмитрия Ивановича. Тем не менее, Великому князю еще раз пришлось признать себя улусником Орды и собрать на контрибуцию Тохтамышу по полтине с сохи.*

Все земли русские и нерусские давно уже просят Дмитрия Ивановича унять своих ушкуйников. Наконец, сам хан Тохтамыш, не имея сил противостоять их набегам, жалуется на ушкуйников Великому князю. Дмитрий Иванович, по совместительству еще и князь Новгородский, внимая жалобам хана, в 1385 г. лично приезжает в Новгородскую землю во главе войска, собранного из двадцати шести княжеств. Войско традиционно сжигает все на своем пути, вымещая свое разочарование в столь славной победе над Мамаем, постигшее их после унижения Тохтамышем, но Торжок, кажется, на этот раз уцелел.

Новгородцы тоже все, что горит, вокруг города сжигают, обносят его тыном и после дважды высылают войска за тын на поиски войск своего князя. Войск княжеских рядом с тыном они не находят, зато владыка Новгородский Алексий в тридцати верстах от Новгорода находит князя Великого и Новгородского вместе с войсками и вымаливает разрешение подчинятся митрополичьему суду, выплачивать черный бор ежегодно и 8000 новгородских рублей штрафа за бесчинства ушкуйников единовременно. Князь соглашается. Новгород извиняется за бесчинства своей молодежи, признает право Великого на черный бор и право митрополита на суд владычный** и платит. Войска двадцати шести княжеств, одержав еще одну славную победу, с достоинством удаляются.


В 1389 г. после тяжелой непродолжительной болезни скончался Великий князь Владимирский, князь Московский, князь Новгородский Дмитрий Иванович Донской. В 1392 г. молодежь спускается в ушкуях на Низ, берет Жукотин и Казань…

Тесно в земле Новгородской. Тесно и душно.

_________________________________________
*Кстати, собрать-то собрал, да ведь не отдал. Несмотря на то, что Тохтамыш взял в заложники его сына Василия, будущего Великого князя, так и не отдал, а вот людишек в армию Тохтамыша поставлял исправно.
**Т.е. не на сам суд, а на пошлину, взимаемую владыкой за оный.


<ЧАСТЬ 4          оглавление                    II>

Imported event Original

VI

Неизвестно, как бы развивались события дальше, но пришедшая в 1353 г. из Европы чума унесла с собой и митрополита Феогноста, и князя Семена Ивановича Гордого. Рецепт избавления Москвы от Новгородской мигрени, найденный ими, оказался прост: разделяй и властвуй. Властвовать пока не получалось, шел первый этап – разделение.

Этап, хоть и растянется более, чем на столетие, но окажется для Москвы несложным, потому что возможность для разделения заложена в самой социальной структуре и системе управления земли Новгородской.

Все множество концов со своими погостами - административными, правовыми, экономическими и культурными центрами, власть в которых представляет собой прямую демократию, иерархически замыкается на свой изначальный погост – центр первичных концов, превратившийся в старший город

Часть погостов, дав начало целой плеяде своих копий, становится городами. Но эти города неспособны отделить себя от пуповины, связывающей их со старшим городом. Неспособность эта обеспечивается контролем над городами с помощью назначаемых старшим городом глав новых городов, направляемой им же военной мощью всех прочих концов, и единым судом земли, превратившимся в суд старшего города. Новый город обречен вечно быть пригородом.

Суд земли, призванный обеспечивать единую правоприменительную практику, с ростом населения и количества подаваемых исков увеличивает и численность своего исполнительного аппарата, становится громоздким механизмом, утрачивает контроль за своими чиновниками, теряет свою эффективность и доверие населения.

Консолидация племен, расселяющихся из единого центра, существовала только благодаря этому общему центру. Такая консолидация обеспечивала любого рода помощь любому концу от других концов, даже находящихся от него на большом удалении, сохраняла единое правовое поле для всей земли. Сознание важности и необходимости центра для такой консолидации, разделяемое всеми концами, распространилось и на населявших этот центр нарочитых мужей. Изначальный смысл и значение и самого населения бывшего центра племен, и количества нынешних правителей были забыты. Сами правители и их число стали освященной обычаем пошлиной*.

Благодаря тому, что экспансия племен долгое время не встречала сопротивления, оттого, что племена, распространяясь на редко заселенных пространствах, не вступали во взаимодействие с иными, столь же иерархически структурированными племенами, первоначальный состав населения у первичного погоста, став межплеменной аристократией, не испытывал необходимости в увеличении своей численности ни за счет представителей аристократии иных племен, ни за счет военных вождей племен своих. Это привело к полной замкнутости касты вятших, участвующих в управлении землей, замкнутости, не допускающей никаких исключений.

Первоначальные даньники, благодаря своему положению, завладевают практически всей пахотной землей и угодьями. Их особое положение теперь обеспечено собственностью во всей земле. Эта собственность за давностью лет теперь тоже воспринимается как пошлина.

Все больше смердов становятся рабами, не имеющими прав, и арендаторами, не несущими общеземельных повинностей, что позже проявится в сложностях с комплектованием земельного ополчения и его низком качестве.

Первичная демократическая конфедерация племен еще на начальном этапе своего развития превратилась в аристократическую республику. Уже к XI веку старые земли управляются земельной олигархией, к XIV веку та же олигархия становится земельно-финансовой, а в Новгороде появляются свои консулы.

Не верите? В 1354 г. население Новгорода лишилось своей ежегодной излюбленной жестокой забавы с фейерверками – выборов посадника. Отныне, благодаря реформам посадника Онцифора Лукинича в Новгороде стало сразу пять посадников. Все пять составляют собой совет, ежегодно сменяется у них степенный посадник-председатель, все пять выбираются на посадничье место пожизненно. Сам Лукинич удалился от посадничества сажать капусту.

Давно уже нет единства Новгородской земли, единство держится только пошлиной. Но сами нарочитые уже новгородские земли под чужих князей отдают и, заводя пожизненные посты для посадников, отменяют извечное право города каждый год себе нового посадника ставить - поступают вопреки этой пошлине.

Пошатнулась ныне пошлина, а общих интересов, способных скрепить землю Новгородскую, все меньше становится. Слишком разные интересы у Новгорода и его пригородов, у вятших и молодших, у крестьян и землевладельцев, у Золотых поясов и нарочитых неперепоясанных. Отныне Москва будет завоевывать Новгородскую землю, разделяя ее, играя на этих интересах, натравливая народ на олигархов, пригороды на город, вече на посадников.

______________________
* Пошлина в Новгороде - не просто старина, пошлина – есть нечто заведомо правильное, неоспоримое, издавна от Бога существующее. Купец, вступая в купецкое сто, становился пошлым купцом, купцом, права которого на его купечество несомненны. Собственно, пошлина и есть то, что называется обычным правом. Право обычая, общее для всех право.



<V                   оглавление                   ЧАСТЬ 5>

Imported event Original

V

Вспомнив свое великое прошлое, надеясь на появление своей княжеской династии, Псков, уже три века считающийся новгородским пригородом, в 1328 г. приютил у себя беглого Великого князя Тверского и Новгородского Александра Михайловича. Понимая, что Псков – не Торжок, в случае чего, он с таким князем и к Литве отойдет, да еще и со всеми своими землями, Новгород занял выжидательную позицию. Он пропустил ко Пскову войска Ивана Даниловича и оставил князьям самим выяснять отношения.

Домашний митрополит Ивана Даниловича, Феогност, повторил подвиг св. Петра, остановившего в свое время угрозой проклятия тверские рати, идущие на Юрия Даниловича. Феогност предал анафеме и псковитян, и Александра, покуда псковитяне не изгонят того из града. Александр вынужден был бежать в Литву, но прецедент нового псковского княжения был создан.

Через полтора года Александр Михайлович вновь появляется во Пскове и остается княжить там при полном попустительстве и Новгорода, и князя Новгородского. Более того, после первой размолвки с Иваном Новгород, кажется, не только признает Псковского князя, но и впервые с тех пор, как во Пскове князь завелся, архиепископ Новгородский едет туда со всем причтом.

По времени это событие совпадает с созданием литовского домена в земле Новгородской. Расценивать это можно как реверанс Гедимину, но это полупризнание, как и сам домен, тоже прецедент делимости ранее неделимой Новгородской земли.

Александр Михайлович сам покинул Псков, вернувшись в 1338 г. на княжение Тверское, оставив после себя княжить некоего Александра Всеволодыча. Всеволодыч этот отметился в истории тем, что в 1342 г., убоясь ответа Ливонского ордена на месть за убийство псковских послов – разорение сел на орденских землях, бежал… в Новгород.

Псковитяне обратились за помощью к князю Витебскому, Ольгерду. Ольгерд со своим братом Кейстутом, не дойдя до Пскова, застрял у осажденного Орденом Изборска, охваченный жаждой мести за изрубленного здесь в куски гедиминова племянника, и не спешил на помощь сидящему в орденской же осаде Пскову. Псков запросил помощи у Новгорода, соглашаясь даже на приятие из Новгородских рук себе наместника, тщетно. Наконец, Ольгерд двинулся ко Пскову. Рыцари, уходя от боя с Ольгердом, покинули Псковскую землю.

Псковитяне предложили княжить у себя Ольгерду. Ольгерд от такой чести отказался, предоставив ее своему сыну Андрею. Князю Андрею Псков тоже чем-то не понравился, и он удалился вслед за своим отцом, оставив по примеру Наримонта Пскову наместника.

Пскову ничего иного не осталось, как признать старшинство Новгорода. Примирение было отмечено по рыцарски: пять дней, не покидая седел, доблестные псковско-новгородские воины жгли ливонские села, пока не нарвались на отряд орденского магистра. Магистр гнал их почти до самого Изборска, где и был разбит наголову. Ордену пришлось заключить мир. Однако, мир не с Новгородом, как следовало бы ожидать, а почему-то со Псковом.

Магнус Эриксон, шведский король, в 1348 г. вторгся во владения князя Наримонта в земле Новгородской и взял Ореховец, столицу домена. Под Ореховец стянулось новгородское ополчение. Войска Семена Гордого, и без того медленно бредущие выполнять княжеский долг, получив известие о взятии Ореховца Магнусом, неожиданно развернулись и бодро двинулись восвояси. Вскоре после этого, как только от имени земли Новгородской была подписана в Ладоге грамота о признании Новгородом суверенитета Псковской земли и заключен договор со псковитянами о мире-дружбе, покинуло приладожье и псковское воинство, появившееся там одновременно со шведским вторжением.

Ореховец был благополучно отвоеван новгородцами, шведы вернулись в свои пределы. Псков обрел самостоятельность.



<IV                оглавление                   VI>

IV

Семен Иванович, прозванный Гордым, наследник Ивана, наконец, прозрел. Поняв, что силой можно добиться от Новгорода лишь временных уступок, он в 1341 г. посылает в многострадальный Торжок не войска, а сборщиков дани. Великокняжеских тиунов, естественно, заковали в цепи и посадили в холодную. Не вступая в прения по поводу законности своих прав собирать самолично дань с Торжка, Семен выдвинул к нему свое войско.*

Торжок и прежде едва терпел свою зависимость от Новгорода. Являясь для Новгорода воротами на Низ, Торжок еще в Великое княжение Андрея Боголюбского пытался отделится от своего старшего города, однажды даже исхитрившись посадить себе своего князя, получив его непосредственно из рук Святослава Ростиславича Новгородского.

Брат Святослава Ростиславича, Давыд, в Торжке недолго прокняжил. За такую провинность князю Святославу новгородцы сразу путь указали в Ладогу казни ожидать, предварительно, пока князь еще, принудив его повелеть своему брату покинуть Торжок раз и навсегда. Торжок, естественно, новгородцы сожгли за своевольство.

Святослав Ростиславич с вольного поселения в Ладоге бежал в Киев к своему отцу. Разгневанный князь Киевский сгоряча похватал и запер всех новгородских купцов, бывших в то время в Киеве. Остыв, он повелел их выпустить, с удивлением обнаружив, что некоторые из них сами собой скончались. Впоследствии тот же Святослав Ростиславич дал повод князю Андрею Боголюбскому для карательной экспедиции на Новгород, после примирения с новгордцами вторично сбежав уже непосредственно с Новгородского стола. Вокняжение в Новгороде бежавшего от Новгородского стола Святослава Ростиславича и было официальной целью двойного нашествия Андреевых ратей, дважды по пути не преминувших сжечь Торжок…

Последний раз Торжок жгли всего девять лет назад. Молодшие жители Торжка, прекрасно сознавая, чем кончаются для них споры Москвы с Новгородом, перебили всех наличных новгородцев, и одного своего, местного вятшего, не успевших убежать из города, и разобрали дома новгородцев и многих вятших на доски. Выведя из холодной великокняжеских тиунов, расковали их, и вышли из города с ними, цветами и иконами встречать княжеское воинство, освящаемое своим присутствием нашим знакомцем, митрополитом Феогностом.

Новгороду сбор дани с Торжка пришлось уступить Москве, князя Семена признать своим князем, Семен уставные грамоты новгородские поцеловал, на том и разъехались. Торжок стал великокняжеским леном, а князь Московский - снова князем Новгородским.

_______________________________
*Злосчастный Торжок входил в состав земель, выделенных некогда для кормления князей Новгородских из Владимирского дома, статус его был таким же, как и Ржевы с Луками: он находился под юрисдикцией Новгорода, но дань, с него собранную, если князь Новгородский был не из Владимирского дома, Новгород отправлял князю Владимирскому. С той поры, как князья Владимирские стали совмещать княжения, управляя Новгородом из Москвы, это различие исчезло, и Новгород уже в любом случае направлял собранную с Торжка и Бежецкого Верха дань Великому князю Владимирскому.




<III             оглавление               V>

Imported event Original

III

По разному пытались решить Великие князья новгородскую проблему. Проще всего путь Новгороду на Низ закрыть. Новгороду давно своего хлеба не хватает, хлеб с Низа идет. Путь с Низа перекроем – Новгород сам нашего князя себе поставит. Действительно, ставит Новгород нашего князя, да наш князь то сам со стола сбегает, то ему новгородцы путь указывают, а то и вовсе наш князь о том, что он наш забывает. Да и хлопотно это - всякий раз путь закрывать. Это ж не только хлеб в Новгород с Низа не идет, но и товары с Низа в Европу, и европейские товары на Низ через Новгород не поступают, да и к северной рыбке, мехам, и прочим товарам новгородским все на Низу уже давно привыкли, да к тому ж и соль, и серебро по всей Руси все больше новгородские*.

Еще проще самим Великим в Новгороде княжить, тем более, с таким княжением и тиун справится. Почесали в затылке нарочитые, добавили в уставные грамоты для княжеского целования еще одно условие: а тебе, княже, людей новгородских на Низу не судити, да еще парочку подобных - и согласились, а в Новгороде появился тиун, зовомый наместник, чтобы с простым тиуном не спутать.

Наш первый Великий князь Новгородский и Московский, Иван Данилович, все усилия приложил, для того, чтобы добиться права в Новгородской земле надел в собственность получить. Часть земель он, естественно, тайком покупает. За приобретенные им земли новгородцы в 1332 г. предлагают Великому выкуп в 500 рублей серебром, на что наш князь обижается и отзывает своих наместников. Предъявив ультиматум Новгороду: впредь отдавать ему все закамское серебро и печорскую дань, Иван Данилович занимает и уже рутинно разоряет Торжок и Бежецкий Верх.

Оказавшись в который раз без князя, новгородцы, наконец, осознают преимущества потомственной монархии и в 1333 г. приглашают на княжение сына Гедимина Литовского, Наримонта, выделив ему, вопреки всем прежним княжеским кондициям, то, чего Иван Данилович тщетно уже который год добивается: Ладогу, Ореховец, Кексгольм со всеми землями и половиной Копорья в придачу в отчину и дедину. Наримонт приехал, деньги с выделенных земель взял, но воевать за землю Новгородскую, даже за свою дедину со шведами, не спешил. Наримонту новгородцы сразу путь указали, но наместник Наримонтов в Ореховце остался.

Видя, что старшая земля ускользает из его рук, Иван в 1335 г. замирился с Новгородом и уставные грамоты еще раз целовал. Через два года Иван Данилович пытается отрезать Новгород от все того же серебра и дани, пойдя в поход на Заволоцкую Чудь. Чудь, не иначе как чудесным образом, от великокняжеских поползновений отбилась, а Новгород за то на своего князя затаил обиду и, судя по всему, после требования в 1339 г. Иваном Даниловичем Московским великокняжеского черного бора от Ивана Даниловича Новгородского по цареву запросу** новгородцы с легким сердцем обоим князьям путь указали. Иван своих наместников отозвал.

Неизвестно, чем бы дело кончилось, но 31 марта 1340 года мошна всея Руси, наш главный российский коллекционер-филотеррист, наш первый Хозяин опочил, и под неустанный плач всея Руси Московской уже 1 апреля Иван Данилович Калита был погребен в Архангельском соборе. Забавно было бы видеть какое-нибудь нерушимое новгородско-шведское единство, да не случилось.


________________
* Еще одна тайна для наших историков: почему Русь не испытала на себе последствия восточного серебряного кризиса в XI веке? Оттого и не испытала, что с другого востока серебро получала, того, что несколько севернее, а богатство Новгорода, благодаря тому кризису, прирастало Сибирью. Как известно, за Камой вплоть до Урала и Белого моря серебра не обнаруживается, таинственное "закамское серебро" на этом основании объявляется мифом. Одно при этом остается совершенно непонятным: чего же от Новгорода требовал Иван Данилыч?
** Анекдот заключался в том, что Иван захотел второй раз за год собрать с Новгорода ордынский выход, в дальнейшем князья Московские стали требовать черного бора, т. е. поголовной дани, иногда уже не ссылаясь на Орду.


<II         оглавление             IV>

Imported event Original

II

В 1477 году послы Великого и прочая, и прочая государя Московского, князя Ивана Васильевича… Нет, уже не послы князя – представители государя бояре московские Тучка Морозов да Хромой Пестрый объявляют новгородскому вечу волю государеву: по собственному желанию самого Новгорода Великого, суду Новгорода в Новгороде не быть, а быть суду государеву, и по всем улицам новгородским тиунам государевым сидеть, суды творить, а Новугороду в те суды не мешаться. Сами, де, о том просили.

То, что им купить невозможно, вошедшие в силу князья Московские теперь просто той же силой забирают. Каким образом? А нет теперь уже в России суда иного, нежели суда государя: во всех судах тиуны государевы судят, вместо прежних княжьих соборов в Москве государева дума заседает, да и епископов, и самого митрополита выбирает тоже государь. Государя в России судить некому, на то он государь и есть.

Еще первый наш собиратель - Андрей Боголюбский дважды пытался покорить Новгород. Первый раз - перед карательной экспедицией одиннадцати князей на Киев наш герой устроил репетицию: собрав силы трех земель – своей, Смоленской и Полоцкой, ударил на Новгород. Ему, Великому князю, зажатому с севера и юга двумя непризнающими его величие старшими землями, очень неуютно было в своем Боголюбове.

Обратив в пепел Торжок и Луки вместе с окрестными селами, коалиция застряла при Русе и была выбита из новгородских пределов подоспевшим новгородским ополчением. К истории той же экспедиции относится сокрушительное и позорное поражение Суздальских войск, вторгшихся в землю Новгородскую со стороны Белозерья. Четыре новгородские сотни разгромили семитысячное воинство, идущее на Новгород с востока. Мало того, что цель экспедиции – уничтожение самого Новгорода, не была достигнута, Суздальская земля вынуждена была уступить земле Новгородской часть своих Белозерских волостей.

Вторая экспедиция, предпринятая после уничтожения Киева, готовилась уже более основательно. На этот раз войска уже пяти земель - Суздальской, Смоленской, Полоцкой, Рязанской и Муромской идут жечь и грабить, убивать и брать в полон - уничтожать землю Новгородскую.

Оставив за собой выжженную землю, союзники обложили Новгород. Казалось, Новгород ждет судьба Киева. На четвертый день осады, после отклонения Новгородом ультиматума начался штурм. Долго продолжалась битва за город, и, наконец, штурмующие притомились. Не дав им опомнится, новгородцы вышли из-за укреплений, спешно, в ожидании осады возведенных посадником Якуном Мирославичем вокруг всего города, и ударили по союзникам. Тем пришлось спасаться бегством по ими же выжженной земле. Поедая своих лошадей, погибая от голода и болезней, а большей частью сдаваясь на милость победителей, войска коалиции бесславно покинули землю Новгородскую.

То, что не удалось Боголюбскому, через три столетия удастся потомку его брата – Темному, принудившему гордый Новгород подписать с ним Яжелбицкий договор, которым Новгород признал верховенство Великого князя Владимирского. Отчего? Москва ли настолько усилилась? Новгород ли настолько ослабел? Москва – та, действительно, усилилась, но ведь и Новгород стал намного богаче и сильнее, чем прежде. Его торговые представительства открыты по всей Европе, все европейские монархи его силу признают, с ним договоры о мире и дружбе-торговле подписывают. Купцы новгородские по всему миру с товарами ездят и везде ощущают покровительство далекого Новгорода.

А кто он сильный, богатый и знатный на чужбине новгородский купец у себя на родине, в Новгороде? Молодший он, его к делам новгородским допускать не принято. Как, впрочем, не принято в Новгороде и свои пригороды выслушивать – они тоже молодшие. Старое - оно всегда нового лучше, старшее - младшего. А нарочитых мужей к тому времени в земле Новгородской все больше становится, уже в городе всем не поместиться, посадниками по пригородам сидят, а те, что без места остаются, за военной добычей на Низ ходят. Неладно что-то в Новгородской земле.


<I            оглавление                III>

I

Глядя на рост старших городов Руси, на появление у них пригородов - новых городов, растущих на месте прежних погостов, на стремительный рост богатства лучших людей городских, и осознали князья преимущества частного землевладения. Дань – дело преходящее. Дают ее либо по доброй воле, либо по принуждению, но в любой момент в той дани и отказать могут. Да и сколько ее, той дани?* То ли дело - со своей собственной земли доход! Постоянный и законный, всеми землями признаваемый! В суд любой земли любой тамошний собственник может обратиться, будь он хоть князем в чужой земле, хоть вовсе своего княжения лишенным князем-изгоем, и суд той земли его, собственника, несомненные права признает, а свои права на княжение либо на вече местном предъявлять надо, либо на княжьем соборе. И там, и там не одни союзники, чаще всего и там, и там - иные претенденты на ту же дань, имеющие на нее столь же несомненные права.

А уж в своих землях мы свой, княжеский суд устроим – ни к чему нам суд земли, уж очень процедура сложна, мы ж и так княжего роду, нам самим судить на роду написано.

Какова же процедура в судах земель? Ну, хотя бы в той же земле Новгородской? Если дело нельзя решить непосредственно в своем конце или пригороде, то для начала пишется челобитная-доклад князю, пишется она не истцом, пишется она приставом-адвокатом из людей нарочитых или житьих. Помните, Ярослав университет учредил? Выпускником того университета и пишется, если тот сочтет, что нужно писать. Поступает доклад в одрину-контору князя, одрина, коли сочтет, что нужно расследовать, посылает судебного пристава-позовника к ответчику, ответчик, если он не согласен удовлетворить требования истца, тоже нанимает себе пристава, тот свой доклад пишет, если считает, что дело и выиграть можно.

Истец и ответчик, рядчики, выставляют своих свидетелей-послухов, а приставы представляют свои доклады в ту же одрину на суд княжьего представителя-тиуна. Если и после того дело миром не решается, и одна из сторон упорствует, доклады представляются на пересуд вместе с послухами докладчикам-присяжным. Тем самым, что по жребию из вятших людей от всех городских концов выбирают и заставляют на тот пересуд три дня в неделю ходить в специально отведенную для того пересуда комнату в епископских палатах. После вынесения приговора докладчиками князь скрепляет его своим постановлением – правой грамотой, и дело уже больше никакому пересуду не подлежит. Докончено.

Если одна из сторон на суд любого уровня не явилась, дело решается в пользу противной, дается ей на то бессудная грамота, а если обиженная ею сторона докажет, что позовника за ней вовремя не прислали, то грамота уничтожается, и все начинается с того места, где той грамотой кончалось. Те же позовники обязаны проследить за исполнением решения суда, исполняется приговор в присутствии понятых-послухов. Начиная с поступления первого доклада в одрину и заканчивая исполнением приговора, все дьяком записывается. Уголовные дела, возбуждаемые тиуном или самим князем, решаются точно так же, в порядке частного обвинения. И таков судебный порядок для всех - и для вятших, и для молодших, ну, кроме робов-холопов, конечно, за них их господин в суде предстательствует.

Вот и скажите, зачем нужен такой суд князю в его владениях? Проще одного своего тиуна посадить, пусть он всех и судит. Нет, не за все преступления, несомненно, - за разбой и убийство князь сам судить будет, надо ж и ему самому когда-нибудь посудить.

Сложная, слишком сложная судебная система в старых городах, вот Мономашичи ее и упрощают, лучших людей по стенам тех городов развешивая да земли тех лучших людей своим боярам даруя. Вместе с правом суда в тех землях. С судебным иммунитетом боярских владений от суда всей земли в старших городах, а суд тот заменяя судом своих тиунов, вершимым без всякой писанины и формальностей. Земли собирают, в общем.

_____________________________________


Маленькое дополнение, но, как выяснилось, необходимое, ибо уже не первый раз сталкиваюсь с недоумением, вызванным тем обстоятельством, что в городах судебные функции были возложены еще и на главу местной епархии, и на тысяцкого. Описанная мною процедура касается гражданского процесса, тысяцкий был судьей по делам арбитражным, для рассмотрения которых докладчиков предоставляли тяжущиеся - каждый должен был привести с собой на суд двух вятших, а епископ занимался семейным правом и правом церковным, к коему относились также и вопросы морали. Кроме того, представитель церкви на гражданском суде осуществлял и надзорные функции, бо именно церковь в то время была хранителем и толкователем прежних судебных актов, а всякий акт должен был соответствовать положениями Кормчей Книги, составленной преимущественно из фрагментов Дигест и Кодекса Юстиниана.

_____________________________________
*А сколько? Столь мало, что Мстислав Владимирович, посылая своего сына на Новгородское княжение, выделил Новгороду из состава Смоленской земли значительную часть вместе с половиной Волока Ламского, Ржевой, Луками и Холмом с пригородами. Земли предназначались исключительно для кормления князей Новгородских из Смоленского дома, с уходом Святослава Мстиславича из Новгорода дань с этих земель собиралась все так же Новгородом, но направлялась им в землю Смоленскую, а было той дани к XV веку аж 360 рублей.

<ЧАСТЬ 3         оглавление           II>

VI

Кажется, одну тайну, не дающую нашим историкам покоя, мы раскрыли.

Рядом с каждым нашим старым городом существовали свои Городища. Процветали и росли они до XI века и вдруг исчезли. Все. Сразу. Городки эти стояли на выгодном месте у водного пути, в них жили ремесленники, шел в них интенсивный обмен товарами с проплывающими мимо купцами, согласно всем теориям происхождения городов, они и должны были стать настоящими городами. И вдруг все прекратилось, жизнь в них замерла, население исчезло. Куда?

На усадьбах оно наших мужей нарочитых. Вкалывает с еще большим усердием. Раньше, пока реки льдом не покрылись, вкалывать приходилось, а теперь работы на весь год хватает: клиенты новые появились – те же нарочитые да житьи. И прежние клиенты теперь в Новгороде останавливаются, мимо проплывая, чтобы те четверти всего, что горемыкины потомки произвели, у нарочитых купить. Или обменять на что-нибудь. Теперь здесь – не то, что прежде. Что прежде купцам было на погосте делать?

Вот почему в Новгороде торг появился. Не купцы завелись, не крышевать проходящие по Волхову караваны новгородцы стали, просто в Новгородской земле началось товарное производство, а где товар – там и торг. Впрочем, скоро и свои купцы в Новгороде заведутся.

Сами нарочитые не торгуют – не барское это дело, но деньги в купцов вкладывают и товарами их в кредит снабжают. Чтобы сырьем не торговать - дешево оно, заводят они в своих землях производство, житьих людей за ним смотреть ставят, заодно те и четверти собирают. Вот и житьи люди уже землицей обзавелись! Богатеет владельцами земля Новгородская!

Да и купцам с ремесленниками счет уже на сотни пошел. При Иване на Опоках в 1135 г. сотня первых купцов собралась, скинулись по пятьдесят гривен серебра на общие нужды да так свое собрание и назвали: Иванское сто. При нем и первый арбитраж появился. Да только купцы и ремесленники в Новгороде молодшими считаются. И будут считаться вплоть до его падения. Вятшие – потомки первых нарочитых и житьих. А старое, оно всегда лучше нового. По определению.

Как видите, мне генезис русских городов теперь несколько иначе представляется, нежели в начале моего повествования. Обманчива оказалась аналогия с Европой. Не город Рюрика княжить пригласил – племена, как, собственно, в летописи и написано. И даровать нам права городские некому, надо их самим брать, если случай представится.

<V                 оглавление                 ЧАСТЬ 4>

V

Возящие-смотрящие-защищающие очень скоро превращаются в городскую элиту, поскольку перевозимых ценностей становится все больше, а доля их за перевоз и смотрение остается прежней. Земля Новгородская находится в зоне очень рискованного земледелия, в неурожайные годы возящие-смотрящие охотно делятся своими запасами с теми, кто свою долю новгородского бюджета внести не в состоянии. Еще и с семенами помогут, и на прокорм до следующей осени дадут. Не даром, конечно, - в рост.

Русская Правда ограничивает рост 50% годовых, но это ограничение вряд ли соблюдалось и после его появления. Не всякий пахарь и через несколько лет расплатится, тем более, что и проценты за несколько лет на прежние проценты набегают. Что делают со злостным неплательщиком? Имущество забирают в счет погашения долга. А зачем городскому жителю скот, сети, ловушки, и прочий сельхозинвентарь? Лучше его горемыке-неплательщику обратно вернуть, и пусть он четверть всего, что наловит-вырастит-соберет, к городскому столу поставляет. А городской житель еще вместо него и казну новгородскую пополнять будет. Справедливо? А куда горемыка денется? А больше он все равно не потянет.

Поскольку сборщик дани один на весь конец, скоро уже почти весь конец ему четверть за пользование бывшим своим имуществом выделяет да за освобождение от дани. А дальше в силу входит обычай. Потомки горемык потомку сборщика платить начинают, как их прадеды его прадеду платили, по старине, по пошлине. Бывший долг переносится с субъектов на объект, теми субъектами обрабатываемый. Вот мы и землевладельцы.

Начинаем с того, что себе золотые пояса заказываем, все-таки нарочитые мы или нет? Ведь это наших предков некогда избрали как самых достойных, дабы править всей землей Новгородской!

В торжественное облачение русских царей входят золотая шапка с головы царя из Орды, бармы с плечей императора из Византии и наш золотой пояс. Триединство.


<IV       оглавление         VI>

IV

Погост, как вы помните, для трех вещей необходим, для капища, кладбища и места для сборища. Ну и еще, чтобы ценности всякие там собрать: а. на всякий случай; б. для прокорма там живущих; в. для увеселения богов. С некоторых пор еще и для того, чтобы их часть варягам отдать. Ценности, естественно, сначала привозят с собой приезжающие на сборища, где они свои дела обсуждают, покойных родичей поминают, пьянству предаются и пред идолы камлают.

По мере разрастания пределов земли, племенами освоенной, и прирастания самих племен, новые концы* появляются со своими погостами, но и старый забыть нельзя: там и родичи лежат, и главное капище все-таки там, а не на новом погосте. Новое – всегда плохое, ну, не плохое, но всегда хуже старого. Да и варягам все равно нужно туда дань возить. А возить-то все дальше и дальше приходится: подсечное земледелие, Велес его забодай! К тому ж еще кого-то туда послать надо, чтоб другие племена в случае чего на том сборище наше не обделили. Вот и появляются депутаты, на старый погост ценности свозящие, за ними и за самим погостом присматривающие и наше племя от иных племен на сборище защищающее.

Концы на сотни** делятся, сотни на десятки, а во главе их всех – тысяцкий. Это - на случай войны, и чтоб сбор ценностей разверстать по концам способней было. Хранит ценности и их количество проверяет – верховный жрец, они втроем вместе со старостой и тысяцким всех и рассудят. Все трое по жребию из кандидатов, всеми тремя племенами представленных, выбираются. Все поровну, все по честному. Правда, судит теперь князь-варяг, да ему все недосуг, так что он сам вместо себя старосту сажает – посадника.

Собственно, вот вам и протогород русский: три городских конца из двух сотен каждый. Одна сотня ценности из всех концов сюда везет и за ними присматривает, да на сборище межплеменные дела общие обсудить ходит, эти – лучшие, нарочитые***, другая первую обслуживает, те – жильцы, или житьи. В каждом конце свой местный погост, свои жрецы, сотские, десятские и старосты местные. И погост общий со жрецом верховным, тысяцким и князем, а если тот в отсутствии, то с посадником.

_________________________
* Конец – это не предел, это несколько поселений, объединенных своим погостом. Способ социальной и территориальной организации.
** Сотни - не потому, что там сто человек живет, а потому, что с каждой сотни по сто долей выделять надо на погост, и сто воинов выставлять при необходимости.
*** Само их название - “нарочитые”, восходит к глаголу “наректи”, названные они, нарочные от тех племен, а не лучшие, лучшими они уже потом себя звать станут.



<III               оглавление                  V>

III

Ну, стал Новгород городом. И как же тот город устроен?

Заезжие немцы сообщали Европе, что правят в Новгороде три сотни Золотых поясов. Из их числа избираются на городском собрании посадники-бургграфы, тысяцкие-герцоги, и все дела городские эти три сотни между собой в совете решают, а если что сами промеж себя решить не смогут, для того то же городское собрание собирают. Ничего их в городском устройстве не удивляло, вроде, все, как и в немцах.

Откуда же взялись эти Золотые пояса? Немец бы предположил, оглядываясь на свою историю, что пояса эти - потомки военной племенной знати, вождей времен военной демократии, то бишь, вождества. Правда, все потомки тех вождей в немцах по своим замкам сидят, а тут отчего-то все вместе осесть решили, ну, да русские они, что с них взять?

А вот так ли уж необходима звероловам, пчеловодам, пахарям и рыболовам военная демократическая иерархия? Германские племена, похоже, и смогли изгнать славян из нынешней Германии потому, что не было у славян этой иерархии, а у немцев была. Расселяясь на безлюдных лесных просторах приладожья и приильменья, словене, кривичи и меря потребности в такой иерархии, кажется, и вовсе не испытывали.

Допустим, военные вожди у наших племен все-таки были. Вы можете себе представить, что каждое из трех племен исторгло из себя ровно по сотне своих военных вождей? Вы представляете себе три сотни военных вождей, живущих рядом друг с другом, и без охраны? Вы верите, что военные вожди согласятся жить при погосте? И, наконец, возможно ли, что племя может оставить себя без своих военных вождей, отослав их на этот погост от себя подальше? И вообще, зачем на погосте военные вожди? Что-то у нас не складывается с теми вождями.

Во времена не столь уж далекие от наших, в царствование Александра II, крестьяне воспринимали необходимость своего представительства в земских учреждениях как лишнюю обузу, навязанную им сверху. Выборы либо саботировались, либо избирались те, кто по положению о выборах заведомо не мог стать крестьянским представителем, а чаще, почесав в затылке, крестьяне, точь в точь как древние афиняне, тянули жребий, впрочем, так они и привыкли всегда поступать, распределяя между собой разные повинности.

Думается, так же, по жребию, время от времени появлялись у погоста три очередные сотни от трех племен, чтобы сменить три сотни, свое у погоста отсидевшие, пока одним не надоело постоянно тянуть жребий, а другие за мзду малую там постоянно жить не согласились. Вече, небось, на том погосте собрали да так и порешили.

Наша церковь – удивительный организм, отслеживая, как назначаются ее иерархи, можно понять многое в нашей истории. После утраты своего влияния на Новгород Великий князь Киевский уже не мог дать епископа в поставление на Новгородскую кафедру, а кто же дал? Бог дал! Епископ новгородский – не просто епископ, он еще выполнял функции, что ему от верховного жреца по наследству достались: кроме отправления церковного суда, что понятно, новгородский епископ был еще и городским казначеем, и палатой мер и весов, и городской канцелярией заведовал, ну, и по совместительству еще банк-ломбард держал. Так как же дал Бог Новгороду нового епископа? Три бумажки с тремя именами, утвержденными на вече, брошены были пред алтарем св. Софии, а слепой юнец одну из них подобрал – вот вам и новый епископ Аркадий.

Когда Новгород уже состоял из пяти концов, по жребию выбирались в нем и 10 докладчиков: по два докладчика от каждого конца - один муж нарочитый и один житий. Докладывали не они, а им: три раза в неделю они вместе с посадником и князем были вынуждены слушать доклады-материалы следственых органов. Присяжные, одним словом.

Скорее всего, и в начальные времена боги давали Новгороду его жрецов, судей и правителей таким же образом.


<II          оглавление          IV>

II

Где же гости, что за моря ходят? Где мастеровые-ремесленники? А вон они, невдалеке от Новгорода, рядом с князем и его дружиной сидят. На Городище.

Князю не дань важна, а возможность на этой земле рядом с рекой сидеть и плату с торговых людей собирать за то, что мимо плывут под его охраной. И дружина ему нужна для охраны купцов, для охраны от купцов, для собственной охраны и для того, чтоб местные уважали. А местным нужен князь прежде всего как судья и на случай, как предводитель ополчения, если варяг какой нападет. Без своего варяга уже обойтись пробовали – не получилось. За то князь и его дружина дань от всей земли получает и прокорм с волостей Тигоды, Вереды, Питьбы, Нередицы и Колмова. Местных пока торговля сама по себе не интересует. То, что есть на продажу, они варягам продадут, а, что понравится, у них же и купят.

В конце Х века, то ли в Новгороде свои купцы завелись, то ли новгородцам тоже захотелось заморских гостей поохранять, - гостиный двор появился, даже не двор, а целое Дворище, и князь на Дворище с Городища переехал. В своих усадьбах новгородцы ремесленников поселили, вроде, уже город. Только формальности остались.

Новгородцы утверждают, что в 1019 году Великий князь Ярослав отблагодарил их за помощь в возвращении ему от даже-не-брата Святополка киевского отня стола, основав в Новгороде университет на 300 отроков, и даровав Новгороду Правду и Устав. Вряд ли он их сам писал, скорее всего, это была фиксация уже сложившейся практики. Если Правдой руководствовались суды всей Руси, то, наверное, и Устав писан не для одного Новгорода. Русские города после Ярославова княжения начинают перебирать князьями, явно находясь под влиянием “вольности в князьях” из того устава, и их возмущение великокняжеским беспределом в конце XII века тоже, похоже, вдохновлено им. Отчего же другие города, кроме Новгорода, позже на него не ссылались? Оттого, что, благодаря Великим князьям Владимирским, не осталось в тех городах читавших Устав лучших мужей, да и самого текста Устава тоже.

Мономашичи уничтожили прежнее значение старших городов в своих землях. Почему это им не удалось в земле Новгородской? Потому, что, когда очередной князь сбежал с новгородского стола, оставив в заложниках у Новгорода своего малолетнего сына, новгородцы в 1126 г. сами избрали себе посадника, дополнив Устав статьями, гарантирующими его соблюдение князьями. Во первых – запрещено князю раздавать землю и издавать указы без посадника, во вторых – запрещено князю держать своих людей в данных ему в кормление волостях, в третьих – запрещено в Новгородской земле князю, его жене, его боярам и дворянам иметь земельные угодья. И самое главное: появляется в Новгороде сместной суд – князю запрещено суд творить без посадника. Вернувшись в Новгород, князь Всеволод Мстиславич торжественно на том крест целовал за себя и за всех князей Рюрикова рода и отбыл вместе со своим двором с Дворища обратно на Городище.

Так Новгород стал первым на Руси городом. Единственным.


<I                   оглавление                  III>

Imported event Original

I

Вернемся на несколько столетий назад. Всякому известно, откуда взялось на Руси Рюриково племя: Новгородцы позвали, де, придите и володейте. А где тогда Новгород был? Судя по всему – нигде. Не было такого города. Одно лишь ясно: варяги и прежде властвовали над племенами мери, словен и кривичей, населявших тогда земли от Ладоги до Ильменя и от Чудского озера до Белого, да были изгнаны теми племенами.

Самое интересное, что изгнав варягов, племена, кроме того, что стали сами собой владеть, еще и начали себе города ставить.

Дальше произошла обычная история: начали племена себе правителя искать, и каждое племя в свою сторону тянуло. Ни дать, ни взять – позднейшие выборы посадника в Новгороде. Поняли, что так ни о чем договорится невозможно, придется себе правителя со стороны взять, чтобы никому обидно не было. Такого, кому все племена довериться могут. А кому довериться? Все тому же варягу изгнанному. А как ему доверишься? А пусть бумагу подпишет! Настоящую бумагу: буду делать то-то и то-то, не делать того-то и того-то, а за то брать это. И ведь подписал, судя по всему. Ну, может, по неграмотности и не подписал, грамота в число добродетелей наших князей еще долго не входила, но поклясться – поклялся.

Может, в IX веке и не было единого города, объединяющего все три племени в земле Новгородской, а было тех городов три, не зря ж племена города городили, но уже через сто лет Новгород стоит на своем теперешнем месте. И делится тогда Новгород на три конца: Словенский, Людин и Неревский. В одном живут словене, в другом – люди-кривичи, а в третьем – неря-меря. А кто же внутри крепостных стен живет? А никто не живет. Капище там, кладбище и место для сборища. Погост, в общем, кто ж на погосте жить будет?

Зачем же каждое племя себе свой город ставило, когда племена варягов изгнали? Что у нас главное в Новгороде, отчего город городом зовется? Детинец. А что в нем? Города у нас появляются как общеплеменное капище, кладбище и место для сборища, а не укрепленное поселение, не место, куда спрятаться можно, дабы враг не достал. Изгнав варягов, разделились племена. И Старый город покинув, начали себе новые строить, объединившись же вновь, призвав обратно варягов, новый город, единый для всех племен построили – Новгород.

Так кто же в Новгороде живет? Триста семейств там живут из века в век, вплоть до их депортации в московсковские пределы вместе с чады и домочадцы. Слуги народа, что дань каждый в своей части земли собирают, выгоду своих частей блюдут, естественно, о своей тоже не забывая, нарочитые люди, словом, ну, и слуги тех слуг, конечно.


<ЧАСТЬ 2           оглавление              II>